Оборотень - читать онлайн книгу. Автор: Аксель Сандемусе cтр.№ 48

Юлия и Эрлинг шли по лесу, в котором были уже видны первые признаки осени. Мокрые тропинки, затянутое облаками небо. Они улизнули от детей, но еще долго слышали их крики: Юлия!

Юлия! Отцу и дочери всякий раз приходилось прибегать к одним и тем же уловкам, когда им хотелось погулять наедине перед его отъездом.

Они редко о чем-нибудь беседовали. Юлия говорила только о чем-нибудь незначительном и вообще предпочитала молчать. Однако всегда была приветлива и открыта. Эрлинг часто получал неожиданные доказательства ее любви. Она вдруг прижималась к нему со словами: Эрлинг, милый! Но не больше. Откровенной с ним она не была. Посещая Венхауг, он видел, что Фелисия, Ян и даже дети уже давно стали ей ближе, чем он. В их обществе она болтала без умолку. Эрлинг невольно вздохнул, но в его вздохе не было горечи. Он был доволен и тем, что есть. Конечно, ему не хватало того, что Юлия не хотела, а может, и не могла ему дать, — немного откровенности и доверчивости. С ним никто не был откровенен. Фелисия — это другое дело. С ней они дошли уже до той стадии духовной близости, что знали друг о друге почти все, не считая кое-чего, запертого в укромных тайниках, и подводного течения, рожденного их войной друг с другом. Их обоих всегда точила мысль, как бы один из них не победил другого. Сколько они убили времени на то, чтобы понять, не кроется ли за тем или другим словом какая-нибудь задняя мысль, словно они были министрами иностранных дел двух государств — Конгсберга и Лиера. Обмен дипломатическими нотами не мог бы что-нибудь изменить, оба только посмеялись бы, если б один из них пригрозил другому санкциями.

Эрлинг робел перед Юлией — что часто бывает с отцами, даже в тех случаях, когда их жизнь не была омрачена такими осложнениями, как его жизнь с Юлией. Он редко виделся с ней, пока она была ребенком, лишь пытался издали кое-как управлять ее жизнью. В Венхауг он приезжал в роли доброго дядюшки, и она быстро поняла, что он приезжает отнюдь не для того, чтобы повидаться с ней. С прозорливостью подозрительного ребенка, всегда находившегося в тени, она сразу догадалась об отношениях Эрлинга и Фелисии. Юлия рано узнала, что она внебрачный ребенок и что репутация ее родителей одинаково сомнительна. Под гнетом злобного морализма и кощунственной набожности в ней проснулся интерес к тому, что ей ставилось в вину. Самому Эрлингу было почти нечего сказать ей. Его унижало, что он не мог распорядиться жизнью своей дочери так, как ему хотелось бы, и что для этого ему пришлось прибегнуть к своим связям на самом высоком уровне. Когда он не вернул Юлию туда, где она жила, потому что она уехала в Венхауг, все переговоры взял на себя Ян, а Фелисия, скрывавшаяся с Юлией в неизвестном месте, обзвонила добрую дюжину столпов общества, объявила недействительным один ипотечный кредит, чем напугала дюжину других, и наконец все как-то уладилось, хотя подробностей этого дела Эрлинг так и не узнал. Он предполагал, что Яну предложили подписать какую-то наспех состряпанную бумагу. Независимо от того, сколько при этом было нарушено правил и кто как действовал, ребенку, находившемуся в положении Юлии, трудно было отказать в таком доме, как Венхауг. Единственное, что Эрлинг знал точно: об усыновлении речи не шло.

Что обо всем этом думала сама Юлия, ему было неизвестно, но это и не имело значения, если учесть ее печальное детство, которого она еще не забыла. Несколько раз он слышал, как они с Фелисией иронично и дружелюбно-недобро шутили по его адресу. Такой тон мать и взрослая дочь могли позволить себе по отношению к чудаковатому хозяину дома. Эрлинга это не волновало, хотя у него и возникало не совсем приятное чувство, что с помощью Фелисии Юлия составила себе несколько искаженный образ отца, которого она, однако, находила забавным.

— Я видел в камине конверт, на адресе было написано Юлии Венхауг, — сказал Эрлинг.

— Да, иногда меня так называют.

Эрлинг выждал. Больше она ничего не сказала. Так было всегда. Никакое его замечание не могло послужить началом разговора. Эрлинг как будто обращался в официальную инстанцию и получал ответ только на свой вопрос, и то не всегда. Ответ был отмерен с точностью до грамма. Ему было безразлично, будет ли Юлия носить фамилию Венхауг или какую-нибудь другую, лишь бы это не было бранное слово. Он хотел только расшевелить ее. Она же лишь подтвердила то, что он видел, и замолчала. Эрлинг сердито взглянул на верхушки деревьев.

— Ты собираешься взять фамилию Венхауг?

— Нет.

— Но тогда это глупо!

— Почему?

— Юлия, милая, объясни же!

— Что я должна тебе объяснить?

Эрлинг взглянул на нее. Он никак не мог привыкнуть к тому, что Юлия была его точной копией. Он как будто смотрел в глаза самому себе, только двадцатилетнему.

— Сразу видно, что ты моя дочь.

— Да, все говорят, что мы с тобой похожи.

— Юлия, пожалуйста, расскажи мне о себе. Если бы мы с тобой не были близкими родственниками, тебе это было бы даже интересно. Все любят поговорить о себе. Не могу же я флиртовать с тобой, чтобы вызвать тебя на откровенность.

— А мне кажется, что отцы недопустимо мало флиртуют со своими дочерьми. К сожалению, они вообще этого не делают.

— Я об этом как-то не думал.

— Вот видишь.

— В твоих словах что-то есть. Отцам тоже было бы приятно, если б дочери немного флиртовали с ними.

— Я много наблюдала за семейной жизнью здесь в округе, и хотя у меня нет матери, которая жаловалась бы на отсутствие внимания, я знаю, что жены часто жалуются на мужей. Мужья недостаточно внимательны к ним. Они имеют в виду, что мужья больше не флиртуют с ними. И дочери, с которыми отцы не флиртовали вообще никогда, онемев от изумления, слушают их.

Все-таки я немного расшевелил ее, подумал Эрлинг. Ее интересно слушать.

— Отец смотрит на дочь сверху вниз, и еще хорошо, если он не бранится. И дочери начинает казаться, что она обуза. Я сразу разведусь с мужем, если наши дочери не смогут забираться к нему на колени или он перестанет флиртовать с кем-нибудь из нас.

— И в Венхауге тоже так?

— Нет, в Венхауге не так. Девочки флиртуют с Яном потому, что им нравится, что это нравится ему, и еще потому, что он всегда находит время, чтобы пофлиртовать с ними. Кажется, это и называют баловством.

Юлия сорвала на ходу ветку и стала отгонять ею комаров, которых не было.

— Ты все просишь, чтобы я рассказывала о себе. А сам приезжаешь в Венхауг и беседуешь только с Фелисией и Яном, а я как воспитанная девочка должна молча вас слушать. Мне ты велишь рассказывать о себе только на прогулках. И при том сам о себе ничего не рассказываешь. Признаюсь, мне бы даже хотелось поговорить с тобой о многом. Но не потому, что у меня что-то накопилось в душе, а потому, что после твоих отъездов я всегда думаю, что мужчины не очень внимательны к женщинам, которые приходятся им дочерьми. Хорошо, если хозяин дома внимателен и заботлив по отношению к прислуге, но дочери сразу видят разницу между его отношением к ним и к прислуге. Может быть, мужчины и не осознают этого, но прислуга для них всегда является дичью. А дочь — нет. И жена тоже. Если жена и дочери стали для отца семейства всего лишь необходимым злом, камнем на шее, они должны в тот же час уйти от него. Во времена Норы [13] женщины не могли этого сделать, но Нора стала предтечей. Однако на нас что-то не обрушился поток разводов. До сих пор из семей уходят только дочери.