— Вы меня напугали.
— Я или что-то в моих трудах? — Джессон протянул руку и закрыл журнал.
— Так вы и Г. Дж., — я похлопал по обложке, — одно и то же лицо?
— О нет, автор этих статей был молод и амбициозен, в то время как человек, стоящий перед вами… он… ну, во всяком случае, уже далеко не молод. — На лице его при этом отразилось искреннее смущение. Я испытал облегчение, и одновременно мне захотелось сделать или сказать что-то ободряющее, но он не дал мне такой возможности. И продолжил: — Время есть суть вещей. Время — самое главное. И мне хотелось бы со всей определенностью знать, будете вы работать над предложенным мной делом или нет?
— Но моя жена… она так ничего и не сказала.
— Что ж, молчание есть знак согласия. Так что, будем считать, ее разрешение у вас имеется. — Из нагрудного кармана жилета Джессон достал еще один бланк требования. Там, где должны стоять имена авторов, значились наши с ним имена, ниже — его адрес. И вместо даты и номера тома было написано следующее: «Шесть часов, понедельник».
— Но здесь нет названия книги, — заметил я.
— Имеются какие-либо соображения на эту тему?
— Что, если назвать так: «Дело бывшего библиотекаря»?
— Означает ли это, что вы принимаете мое предложение? — спросил Джессон.
Я сунул бланк с приглашением в записную книжку, а потом улыбнулся и кивнул.
Глава 9
Мне хотелось получить подтверждение правильности адреса, но Нортон был занят. Тогда я полез в телефонную книгу, однако не обнаружил там никакого Генри Джессона, живущего на Манхэттене. Что ж, неудивительно. В мире смокингов и сотовых телефонов не место человеку в смешной жилетке с ленточкой на спине и чернильницей в кармане. И я ничуть не удивился бы, если б он, допустим, встретил меня в дверях в бриджах до колен, старомодном сюртуке и со свечкой в руках.
Адрес, указанный на требовании, привел меня к элегантному городскому особняку — точнее, то были два соединенных вместе дома — на тихой улочке в Верхнем Ист-Сайде. Увитая плющом кирпичная кладка, плети дикого винограда образуют изящный венок вокруг овальной таблички с выгравированным на ней словом «Festinalente».
Как только пробило шесть, я взялся за медное дверное кольцо в виде кулака, где отсутствовал один палец, и постучал. Распахнулось маленькое окошко для почты, выглянул мужчина с кудрявыми бакенбардами. В следующую секунду окошко захлопнулось, а дверь отворилась.
— Вас ждут, мистер Шорт. Сюда, пожалуйста. — Дворецкий, чьи величественные манеры наверняка заставили бы Финистера Дэпплза усомниться в правильности своих выводов о гербе, провел меня из прихожей с красивым куполообразным потолком в гостиную. — Проходите в салон и устраивайтесь поудобнее, мистер Шорт. Мистер Джессон передает свои извинения, его немного задержали дела.
— Нет проблем, — сказал я, горя желанием как следует осмотреться, прежде чем приступить к работе.
Салон, обитая дубовыми панелями комната, тянулся по всей длине дома и был так набит разным антиквариатом, что я на секунду даже оторопел. И с трудом подавил желание немедленно извлечь заветную книжку и начать составлять перечень хранившихся там сокровищ. Но вовремя вспомнил, что Джессону известно о моем увлечении. Возможно, он даже специально задержался, хотел посмотреть, стану ли я проявлять неумеренное любопытство. Да, скорее всего так оно и есть, вряд ли его задержка продиктована внезапно свалившимися на голову срочными делами.
Вот предметы, которые прежде всего бросились в глаза: клавесин, семь яблок, выстроившихся в ряд на резной каминной полке, глобус на подставке в виде лапы, трехстворчатая ширма времен какого-то из Людовиков с изображением трогательной встречи отца и сына и шахматный столик из слоновой кости и черепахового панциря. И все в салоне вроде бы стояло на своих местах. Именно это и создавало впечатление неестественности, столь характерной для профессионально декорированных домов. Яблоки на каминной полке подсохли, сморщились и издавали резкий запах. Капли свечного воска застыли на тканых подставках под позолоченными настенными канделябрами. На клавесине лежали ноты — вариант для исполнения в четыре руки симфонии Гайдна номер сто один в ре миноре, имевшей название «Часы», на полях виднелись пометки, сделанные характерным почерком Джессона. На столике расставлены шахматные фигуры, партия прервана на середине.
Я присмотрелся к королю черных и вздрогнул. Шишка на носу, неровные зубы, мелкие морщинки в уголках глаз… Не хватает только жилетки, и фигура будет точной копией моего хозяина. Я присмотрелся внимательнее и увидел, что и король белых тоже являет собой точную копию Джессона в миниатюре. Что ж, справедливо, — мужчины играют в мужские игры, вот только по каким правилам, я пока что не понял.
Где-то вдали еле слышно запели скрипки. Незамысловатая мелодия на два счета. Я слабо разбираюсь в классической музыке, но ноты, лежавшие на клавесине, помогли прийти к выводу, что я слушаю запись знаменитого произведения Гайдна «Часы».
Тут с другого конца салона донеслось постукивание, и чары развеялись. Я развернулся и попытался обнаружить источник шума, но поначалу безуспешно. Затем вдруг заметил Джессона — тот стоял в саду, у широких застекленных дверей, и легонько постукивал костяшками пальцев по стеклу. Эта рама и стекло делали его похожим на музейный экспонат.
Он отворил дверь и вошел, а потом указал на глобус, стоявший в центре салона.
— Начало шестнадцатого века, — сказал Джессон и легонько крутанул шар. — И лично мне каждый изображенный здесь объект кажется совершенно завораживающим. Вот взгляните.
Он остановил вращение глобуса и указал на маленький островок, похожий по форме на почку человека.
— Pairidaeza? — прочел я вслух, не слишком уверенный в правильности своего произношения.
— Да. Персидское слово, и переводится оно как «огороженный парк». Когда создавался этот глобус, между географами и церковниками шли жаркие споры о том, где именно находится рай.
— Единственный известный мне рай располагался в двух кварталах от дома, где я вырос. Кинотеатр под названием «Парадайс».
— И насколько я понимаю, его уже не существует?
— Да, давно снесли.
Джессон понимающе кивнул.
— А моим прибежищем в детстве был «Эдем». Его тоже снесли.
— Что ж, по крайней мере у вас есть этот дом.
Комплимент вызвал у него улыбку.
— Да, «Фестиналенте» — это сущий рай на земле.
— А название…
— Оно означает «Поспешай медленно». Мой вызов бездарному современному обществу, чьим главным девизом является бессмысленная суета и спешка.
— Я так понимаю, вы не слишком приветствуете интерактивные технологии?
— «Интерактивные»! О Бог ты мой! Судя по тупым бычьим взглядам и физиономиям тех же компьютерных пользователей, что работают у вас библиотеке, здесь более уместен термин «итрерпассивные». Рискую показаться старомодным, но лично я предпочитаю книги всем этим ящикам из стекла и пластика.