Я не знала, как реагировать на ее слова.
– Мы с мужем жили вполне благополучно, – продолжала она. – Мы занимались швейными машинами и покупали местную шерсть, которую обычно отправляли в Милан… Он всегда был честен со мной.
Это прозвучало как прелюдия к фальши. Я не могла понять, к чему она клонит. Она была похожа на человека, пытающегося соединить вместе два магнита – положительный полюс к положительному и отрицательный к отрицательному. Но они отскакивали друг от друга. Я мало чем могла помочь.
– У нас не было детей. Это было разочарованием. Как Сара, жена Авраама, мы перепробовали все – докторов в Милане и Швейцарии, но ничего не помогло. Мне пришлось признать тот факт, что я бесплодна. Это изменило ход моей жизни. Мне было отказано в том, чего я хотела больше всего. Ты наталкиваешься на что-то, на преграду на пути, ты не уверена в выбранном тобой пути, ты не можешь идти по дороге, по которой тебе хочется идти, это непостижимо. Но мост смыт водой. Тебе приходится найти другой путь.
Свет в комнате был тусклым, стол пустым. На нем абсолютно ничего не было, даже царапин.
– И вот, посмотрите: вы видите, Бог дал мне этих детей, моих дочерей. Я никогда даже не могла и предположить этого. Дочерей в изобилии. Вот что я хотела сказать вам. Люди говорят, что Бог действует каким-то загадочным образом, когда им действительно кажется, что жизнь или что-то в их собственной жизни теряет смысл, но я думаю, это неправильно. Я думаю, это означает, что мы не можем найти смысл в жизни до тех пор, пока не утратим самые глубокие надежды, пока не перестанем пытаться устроить все так, как нам хочется. Но когда мы это делаем или нас вынуждают на это… Вот, в чем истинная загадка.
Я не могла ни согласиться, ни возражать. Меня слишком занимала мысль, какое все это имело отношение ко мне. Нет, не то, чтобы я действительно пыталась это понять, но я была не готова рассуждать на затронутую тему.
– Это радость, но это также и ужасная ответственность. Я их superiora.
[127]
Я выступаю в роли их духовной матери вместо Христа. Ошибки могут стоить очень дорого.
– Я уверена, что вы не делаете много ошибок.
– О, дитя, откуда тебе знать. Но я хочу сказать, что о тебе тоже думаю, как о своей дочери. Может быть потому, что ты другая, или находишься в другом положении, но я боюсь, что в случае с тобой сделала ошибку, и надеюсь, что еще не поздно ее исправить.
– Ошибку, мадре бадесса? Вы были замечательной.
– Ты очень добра, дитя, но… но епископ сильно огорчен.
Я скорчила гримасу, когда она упомянула епископа. – Епископ не хочет нам легкой жизни, – продолжала она, – и я боюсь, что теперь он захочет поговорить с тобой. Я подумала, что должна тебя предупредить.
Епископ может быть очень неприятным.
– Это по поводу сестры Агаты?
– Да, но есть и еще кое-что.
– Книга?
– Да, книга. Я не должна была просить тебя брать ответственность за книгу.
– Но в этом не было никакой проблемы.
– Дело не только в книге; дело в том, что я попросила тебя сделать, или в том, что я не могу попросить тебя сделать. Я не могу просить тебя лгать епископу из-за меня.
Я глубоко вздохнула:
– Да, я понимаю. Епископу нужна книга.
– Где она сейчас?
Я поняла, где я теперь нахожусь: между аббатисой и епископом. Но я не знала, что сказать.
– Пожалуйста, не лги мне. В этом нет необходимости.
– Она у вашего кузена, доктора Постильоне. Я привожу ее в порядок, чтобы ее молено было продать. У него в Риме есть друг, который занимается редкими книгами. Чтобы переплести ее должным образом, мне потребуется какое-то время. Ваш кузен принесет вам деньги, когда книга будет продана.
– Благослови тебя Господь. – Она положила руку мне на голову и провела ладонью по моему лицу, ощупывая меня, как будто она слепая и пытается понять, как я выгляжу.
Она открыла буфет, достала бутылку винсанто и немного biscotti. Она наполнила два небольших стакана, и мы выпили.
– Завтра утром ты принесешь мне ее назад, и мы все начнем сначала.
– Начнем сначала?
– Так хочет Господь. Я не должна была вовлекать тебя это. Это было ошибкой.
– Я не могу принести ее назад завтра. Я разобрала ее.
– Тогда принесешь ее, как только сможешь.
– Да, мадре бадесса, но что вас так беспокоит?
– Я не хочу, чтобы твоя ложь епископу была на моей совести. И не хочу, чтобы мой кузен был на моей совести.
– Мне никто другой никогда так не нравился, как он. Он очаровательный, он не похож на других хитрых итальянцев, которых я знаю. Он простой, открытый, благородный. Но вы не хотите, чтобы я с ним встречалась? Вы боитесь, что он соблазнит меня? Погубит мою репутацию?
Мадре бадесса засмеялась:
– Конечно же, он это сделает, если уже не сделал, но не это меня беспокоит. Грехи плоти имеют плохую репутацию, однако они не настолько ужасны. Но он человек без сердцевины, без души.
– Что вы этим хотите сказать?
– Я имею в виду, что он приятный человек, но… но…
– Но вы ни на йоту не доверяете ему?
– Что-то в этом роде. Он абсолютно несерьезный человек. В нем нет внутреннего стержня.
– Это что, так плохо?
– Для тебя да. Он погубит тебя. Он получит от тебя удовольствие, использует тебя.
– Вы ему не доверяете?
– Не совсем, и ты тоже не должна ему полностью доверять. – Она обняла меня, крепко обняла. От нее пахло потом, теплом и женственностью. – И не передавай ему ничего из того, что я сказала тебе, пожалуйста! А теперь спокойной ночи.
Епископ Флоренции, невысокий и с красным лицом, был одет в ниспадающую черную мантию. Слово «мантия» по-итальянски также означает «женская юбка».
Я напомнила самой себе, что под мантией он просто человек, хотя мадре бадесса и проинструктировала меня называть его Eminenza.
[128]
Мы встретились в кабинете мадре бадессы.
– Позвольте мне сказать, что ваше пребывание здесь для нас большая честь.
– Спасибо, Eminenza.
– Что вы думаете о коллекции?
– Мне трудно судить. Я всего лишь реставратор, а не коллекционер.
– Но у вас должно было сложиться определенное впечатление.
– Я бы сказала, что это очень необычная коллекция. В ней много книг раннего периода.
Мы немного поговорили о библиотеке, и очень скоро я поняла, что епископ, несмотря на красное лицо и округлые формы, несмотря на его мантию с тысячью пуговиц спереди и красный берет, человек очень сильный, а не просто пустой звук, как отец Франческо.