В темноте звук – топот, кто-то бежит, я снова ничего не вижу, не могу пошевелиться, с краев все зачернело, я упал, хотя и знал, что никуда не падаю, потому что я каким-то образом уселся на низкий кафельный бортик, зажал голову между коленей и глядел на чистое, красное пятно слюны или блевотины на блестящем, покрытом эпоксидкой бетонном полу, прямо у меня между ног, – и Борис, вдруг появился Борис, запыхавшийся, задыхающийся, весь в крови, бежит ко мне, и его голос доносится до меня через миллионы километров: Поттер, ты нормально? он сбежал, не поймал его, ушел.
Я провел по лицу рукой и поглядел красное пятно на ладони. Борис все говорил мне что-то настойчивым голосом, но хоть он и тряс меня за плечо, я только и видел, что у него шевелятся губы, и до меня, как сквозь звуконепроницаемое стекло, доносилась одна бессмыслица. Странно, но дымный запах выстрелов был таким же, как родной нашатырный запах манхэттенских гроз и мокрых тротуаров. Дверь голубого “мини-купера” – в красную крапинку, словно яйцо малиновки. Чуть ближе – лезет черное из-под Борисовой машины, ползет рывками, словно амеба, блестящее атласное пятно в метр шириной, и я подумал, скоро ли оно доберется до моего ботинка и что мне делать, когда оно доберется.
С силой, но безо всякой злости, Борис отвесил мне затрещину: бесстрастная оплеуха, ничего личного. Как будто оказывал первую помощь.
– Пошли, – сказал он. – Очки твои, – добавил он, кивнув в их сторону.
Мои очки – перепачканные в крови, но не разбившиеся – лежали на полу возле моих ног. Я и не помнил, как они свалились.
Борис сам поднял их, вытер их рукавом, протянул мне.
– Идем, – он схватил меня за руку, поставил на ноги. Говорил он мягко, спокойно, хоть и был в крови с ног до головы, и я чувствовал, как дрожат у него руки. – Все позади. Ты нас спас. – От выстрелов у меня звенело в ушах, будто целое облако цикад стрекочет. – Ты молодец. А теперь – давай сюда. Быстрее.
Он провел меня мимо офиса-стекляшки – заперто, темно. На моем пальто верблюжьей шерсти были пятна крови, и Борис снял его с меня, будто гардеробщик, вывернул его наизнанку, повесил на бетонный столбик.
– Его потом выбросишь, – сказал он, сотрясаясь от дрожи. – И рубашку. Не сейчас, потом. Так, – он открыл дверь, втиснулся вслед за мной, щелкнул выключателем, – давай-ка.
Затхлая ванная, воняет мочой и таблетками для писсуаров. Раковины нет, только кран и слив в полу.
– Быстрее, быстрее, – сказал Борис, вывернув кран до упора. – Не до красоты. Просто… ф-фух! – передернулся он, сунув голову под струю воды, поплескал себе в лицо, потер его ладонью…
– У тебя рука… – выдавил я. Держал он ее как-то вывернуто.
– Да, да. – Холодная вода разлетается брызгами, он вынырнул, глотнул воздуху. – Он меня зацепил, не страшно, так, чиркнуло… гос-споди! – он фыркал, отплевывался. – Надо было тебя послушать! А ты говорил же! Борис, говорил ты, там кто-то был! На кухне! А я послушал? Внимание обратил? Нет. Этот мудила – китайчонок – это ж Сашин любовник! By, Гу, не помню, как звать. Ааай, – он опять сунул голову под кран, прохлюпал что-то, потому что по лицу у него стекала вода, – …бльььь! Ты нас спас, Поттер, я думал – мы покойники…
Он выпрямился, отошел, потер ладонями малиновое мокрое лицо.
– Так, ладно, – он вытер глаза, отряхнул руки и подвел меня к грохочущему крану, – теперь ты. Суй голову – да, холодно, да! – Я дернулся, и он рывком сунул мою голову под воду. – Прости! Знаю-знаю! Давай, лицо, руки…
Ледяная вода попала мне в нос, я захлебывался, никогда мне так холодно не было, но зато я немного пришел в чувство.
– Быстрее, быстрее. – Борис выдернул меня из-под воды. – Костюм темный – не заметно. С рубашкой ничего не поделаешь, воротник подними, давай я сам. Шарф твой в машине, да? Обмотаешь вокруг шеи. Нет, нет, не надо. – Дрожа, я схватил пальто, от холода застучали зубы, сверху я весь промок до нитки. – Так, давай, а то замерзнешь, просто наизнанку надень.
– Рука твоя… – Пальто у него было темное, а свет тусклый, но я все равно заметил, что на предплечье у него обожженная рана, а черная шерсть слиплась от крови.
– Забей. Пустяки. Господи, Поттер. – Он бросился к машине, чуть ли не бегом, я спешу за ним, вдруг запаниковав, что могу отстать, что останусь тут. – Мартин! У этого козла давно уже диабет, я столько лет ждал, что он подохнет. Бабайка, ну и перед тобой я в долгу! – Он засунул тупоносый револьверчик в карман пальто, потом вытащил из нагрудного кармана пакетик с белым порошком, открыл его и рывком все высыпал.
– Ну вот, – сказал он, отряхнув руки, пятясь назад. Лицо у Бориса было пепельно-серое, зрачки застыли, он смотрел на меня, но казалось, вообще ничего не видел, – Им только это будет и нужно. У Мартина с собой точно было, они все были упоротые, заметил? Поэтому-то он и был такой медленный – и он, и Фриц. Они этого звонка не ждали, не ждали, что сегодня поработать придется. Господи-и, – он крепко зажмурился, – как же нам повезло! – Он утер пот со лба – взмокший, бледный как смерть. – Мартин меня знает, знает, какое у меня с собой оружие обычно, он не думал, что у меня с собой еще один револьвер, а ты… тебя они вообще в расчет не брали. Залезай в машину, – велел он. – Нет-нет, – он схватил меня за руку, потому что я как сомнамбула поплелся за ним к водительскому месту, – не сюда, тут черт-те что. Ох! – Он застыл на месте, казалось, вечность стоял так в дрожащем зеленоватом свете – потом, пошатываясь, добрел до своего пистолета, валявшегося на полу, начисто его вытер тряпкой, которую он вытащил из кармана и, держа пистолет аккуратно, через тряпку, снова бросил его на пол.
– Ф-фух, – сказал он, переводя дыхание, – это их собьет с толку. У них сто лет уйдет на то, чтоб эту штуку проследить. – Он остановился, перехватил раненую руку, оглядел меня с ног до головы. – Вести сможешь?
Я не мог ему ничего ответить. Я словно остекленел, трясусь, голова кругом. Сердце после недавней ледяной встряски забилось резкими, острыми, болезненными ударами, словно бы кто-то изнутри молотил мне в грудь кулаком.
Борис резко мотнул головой, поцокал языком.
– С другой стороны, – сказал он, когда ноги опять понесли меня вслед за ним. – Не сюда, не сюда. – Он обвел меня вокруг машины, открыл переднюю дверь с пассажирской стороны, подтолкнул.
Я промок до нитки. Меня знобит. Тошнит. На полу – пачка жвачки “Стиморол”. Автомобильный атлас: Франкфурт – Оффенбах – Ханау.
Борис обошел машину кругом, осмотрел ее. Потом аккуратно, петляя, подошел к дверце водителя, стараясь не наступить в лужу крови, сел за руль, схватился за него обеими руками, сделал глубокий вдох.
– Так, – сказал он, выдохнув, разговаривая сам с собой, словно пилот перед вылетом на задание. – Пристегнулись. Ты тоже. Стоп-сигналы горят? А задние фары? – он похлопал себя по карманам, поерзал на сиденье, выкрутил обогреватель до максимума. – Бензина полный бак – отлично. И сиденья с подогревом – тепло будет. Нельзя, чтоб нас остановили, – объяснил он. – Я водить не могу.