– Ха. Молодец.
С нами. Это и ко мне относится!
– Решила, прикольно будет к вам заскочить, потому что на Рождество я ведь не приеду. И как раз у тебя завтра вечеринка. Жених! Поздравляю! – она дотронулась до моей руки кончиками пальцев, привстала на цыпочки, чтоб поцеловать меня в щеку, и поцелуй ее разлился по мне. – Ну и когда ты меня с ней познакомишь? Хоби говорит, она прямо голубая мечта. Ну, ты рад?
– Я… – Я так обомлел, что коснулся пальцами щеки, там, где были ее губы, там, где еще пылало их прикосновение, и только потом понял, как это выглядит со стороны, и отдернул руку. – Да. Спасибо.
– Как здорово – снова тебя увидеть. Отлично выглядишь.
Она, похоже, не замечала, какой я при виде нее сделался ошарашенный, оторопелый, смешавшийся. А может, замечала, но не хотела ранить мои чувства.
– А где Хоби? – спросил я, не потому что мне хотелось это узнать, а потому что слишком уж это было похоже на сказку – оказаться с ней дома наедине, жутковато даже.
– О-о, – она завела глаза к потолку, – он все-таки помчался в булочную. Я просила его не напрягаться, но сам знаешь, какой он. Захотел купить мне черничных булочек – когда я была маленькой, мама с Велти мне такие покупали. Представляешь, они их там до сих пор пекут – правда, он сказал, что не каждый день. Кофе точно не хочешь? – она шагнула к плите, в походке – лишь легкий намек на хромоту.
Все было настолько невероятно – я с трудом разбирал, что она там говорит. Так оно всегда было, стоило мне оказаться с ней в одной комнате, она затмевала собой все остальное: ее кожа, ее глаза, ее чуть надтреснутый голос, огненные волосы и то, как она держит голову слегка набок, от чего кажется, будто она напевает что-то себе под нос; и свет на кухне перемежался светом ее присутствия, ее цветом, свежестью и красотой.
– Я тебе дисков записала! – она глянула на меня через плечо. – Жаль только, не захватила с собой. Не знала ведь, что заеду к вам. Доберусь до дома и сразу же отошлю по почте.
– И я тебе! – У меня в комнате стояла целая кипа дисков и с ними – вещи, которые я покупал, потому что они напоминали мне о ней, их было так много, что я стеснялся их отсылать. – И книжки еще!
И украшения, промолчал я. И шарфы, и афишки, и духи, и виниловые пластинки, и набор “Воздушный змей своими руками”, и игрушечная пагода. Топазное колье восемнадцатого века. Первое издание “Озмы из страны Оз”. Покупки эти были способом думать о ней, быть с ней. Кое-что я потом подарил Китси, но все равно я уж точно никак не мог выйти из комнаты с грудой вещей, которые я напокупал ей за все эти годы, потому что будет казаться, будто я совсем спятил.
– Книжки? Отлично! Я как раз дочитала книжку в самолете, нужна новая. Можем поменяться.
– Да, давай.
Босые ноги. Пунцово-розовые ушки. Жемчужно-белая кожа в круглом вырезе футболки.
– Rings of Saturn
[67]
. Эверетт думает, тебе понравится. Кстати, он передает тебе привет.
– Да, ему тоже привет, – как же меня бесило, когда она притворялась, будто мы с Эвереттом друзья, – я тут… эээ…
– Что?
– Я, знаешь… – У меня тряслись руки, и ведь не с похмелья даже. Только и оставалось надеяться, что она ничего не заметила. – Знаешь, я заскочу к себе на минутку, хорошо?
Она осеклась, легонько хлопнула себя по лбу: вот дурочка.
– Ох, ну конечно! Я тут буду.
Я задышал снова, только когда очутился у себя в комнате и захлопнул дверь. Костюм вчерашний, но сойдет, ничего, но голова грязная, и душ не помешал бы. Бриться или нет? Рубашку поменять? Или заметит? Не покажется ли ей странным, что я тут для нее прихорашиваюсь? Как бы так пробраться в ванную и почистить зубы, чтоб она не заметила? И вдруг меня накрыло встречной волной паники, что я заперся тут у себя в комнате и трачу драгоценные минуты, которые мог бы провести с ней.
Я вскочил, распахнул дверь:
– Эй, – выкрикнул я в коридор. – Пойдешь со мной вечером в кино?
Легкий проблеск удивления:
– Да, давай. А на что?
– Документальный фильм про Гленна Гульда. Очень хочу посмотреть.
По правде сказать, я его уже видел и просидел весь сеанс, притворяясь, что она со мной: представлял, как она отреагирует на ту или иную сцену, представлял, с каким увлечением мы потом станем обсуждать фильм.
– Отличный выбор. А во сколько?
– Часов в семь. Я уточню.
25
Весь день я думал о предстоящем вечере и был вне себя от счастья. В магазине (где я был так занят с “рождественскими” покупателями, что не мог целиком отдаться планам) я раздумывал, что надеть (что-то неброское, никаких костюмов, никакой нарочитости) и куда потом вести ее ужинать – никаких модных ресторанов, нельзя, чтоб она засмущалась или подумала, что я рисуюсь, но все равно, нужно какое-то особенное заведеньице, особенное, миленькое, тихое, чтоб можно было поговорить и чтобы было недалеко от “Фильм-форума” – и, кстати, она же давно не была в Нью-Йорке, наверное, ей понравится, если мы сходим в какой-нибудь новый ресторан (“Это местечко-то? Да, тут здорово, рад, что тебе понравилось, просто клад, правда?”), но помимо всего вышеперечисленного (тихое – вот что главное, неважно даже, что там с кухней или с местоположением, только бы не попасть в ресторан, где придется друг другу орать), это еще должен быть такой ресторан, чтоб можно было попасть без брони – и про вегетарианство нельзя забывать. Какое-нибудь симпатичное местечко. Не слишком дорогое, чтоб ее не спугнуть. Нельзя, чтоб она подумала, что я тут в лепешку расшибаюсь; должно казаться, что ресторан я выбрал бездумно, спонтанно. Да как же она может жить с этим ушлепком Эвереттом? Уродские шмотки, зубы торчком, вечно испуганные глаза! Который выглядит так, будто для него зажечь вечером означает поесть бурого риса с водорослями, примостившись за стойкой в магазине с органическими продуктами?
День еле-еле тянулся, и вот – шесть вечера, Хоби провел день с Пиппой и вернулся домой, заглянул в магазин.
– Ну, – помолчав, спросил он бодрым, но сдержанным тоном, который зловещим образом напомнил мне о том, как разговаривала с отцом мама, если приходила домой и видела, что он мечется по квартире на грани срыва. Хоби знал о моих чувствах к Пиппе – сам я ему ни о чем не рассказывал и словечком не обмолвился, но он – знал, а если б и не знал, то все равно бы сразу заметил (да тут и любой прохожий заметил бы), что у меня из ушей валит фейерверк. – Как ты тут?
– Отлично! А вы как погуляли?
– О, чудесно! – С облегчением. – Мы пообедали на Юнион-сквер – мне удалось найти местечко, мы сидели в баре, жаль, тебя с нами не было. Потом мы поехали в гости к Мойре и все втроем дошли до Института Азии, а теперь она пошла покупать рождественские подарки. А, она говорила, вы с ней вечером встречаетесь? – спрашивает как будто невзначай, но в голосе слышится напряженность, как у родителя, который волнуется, стоит ли доверять машину нестабильному подростку. – В “Фильм-форум” идете?