Комплекс Ди - читать онлайн книгу. Автор: Дай Сы-цзе cтр.№ 9

– Ты полюбила его с первого взгляда?

– Да, наверное… Может, на сегодня хватит?

– Нет-нет. Расскажи хотя бы, как ты вышла из положения. В двух словах. Открой профессиональную тайну.

– Ну, хоть я сама никогда не пробовала, но теоретически знала что и как. Сначала внутривенно вливается формалиновая смесь. Это совсем не то, что переливание крови. Надо рассечь ногу и ввести катетер, через который специальным насосом раствор вводится в тело и выводится из него. Этот надрез всегда делает сам начальник. Я иногда бывала рядом с ним – помогала привести покойника в порядок или подавала инструменты, но каждый раз отворачивалась – из какого-то инстинктивного, непреодолимого отвращения. Не к мертвецам – к ним-то я давно привыкла. А к начальнику. У него были такие белые, бескровные руки… брр! А ногти длинные, острые – прямо вампир из фильма ужасов! Но главное даже не это, а омерзительный запах. От него всегда разило спиртным. Я не трезвенница – за столом, по праздникам не прочь и сама немножко выпить. Но, понимаешь, бальзамирование – последняя услуга, которую можно оказать человеку на этом свете, последнее, чем можно его порадовать. И меня просто тошнило от запаха винного перегара, пусть даже не очень сильного. А вот теперь, когда надо было первый раз самой сделать надрез, я пожалела, что не наблюдала повнимательнее. Было страшно: вдруг ошибусь, вдруг не получится – вот кошмар! Дрожа от страха, я готовила инструменты, раствор и насос – довольно старый, немножко ржавый, но еще вполне исправный. Потом засучила покойной левую штанину до колена – обнажилась ледяная тонкая голень, сплющенная, оттого что долго оставалась в одном положении. Неловко и неуверенно я разрезала скальпелем кожу крест-накрест. Потекла густая, как пюре, кровянистая жидкость. Цзянь позеленел и закрыл глаза, ему стало дурно. Вдруг мне послышался шум внизу, на первом этаже. Я уж подумала, что это шаги начальника, который, на мое счастье, вернулся и сейчас поднимется сюда. Я побежала ему навстречу. Это было такое облегчение! Я бы с радостью призналась начальнику, что взялась не за свое дело, и пусть отругает или накажет. Я спустилась по лестнице и дошла до самой двери. В коридоре было темно, слабо освещенная дверь закрыта. Нигде никого. Скоро должно было совсем стемнеть, тогда ничего не будет видно. В коридоре дуло, пробирал холодный, как нога усопшей, сквозняк. Было страшно неуютно от гулкого эха моих одиноких шагов по лестнице и мраморному полу, от теней по углам, я испугалась даже собственного отражения в зеркале. Меня так и подмывало открыть дверь на улицу и удрать, ни слова не сказав клиенту, или сбегать на баскетбольную площадку за выпивохой-начальником. Но я совладала с собой и вернулась наверх, понятия не имея, что делать дальше. В бальзамировочной я сказала Цзяню, что мне послышалось, никто не пришел, и что, если он поможет мне повернуть тело, мы продолжим, а потом поставим катетер. Он спросил разрешения почитать матери стихи по-английски – это она научила его этому языку, когда он был маленьким, а теперь он изучал его в университете, причем не просто занимался им день и ночь, а отдавался ему как единственной страсти в своей жизни. Он так робко попросил, что я не смогла отказать. И он начал декламировать громким голосом, довольно приятным, с женственными интонациями. Как ты знаешь, я по-английски ни бум-бум, но стихи были очень красивые. Красивые и грустные. Дрожь унялась, моя рука окрепла, скальпель послушно делал надрезы в нужных местах, операция протекала нормально под аккомпанемент странных, каких-то волшебных звуков. Цзянь сказал, что это старинная ирландская песня из романа Джойса. Я спросила, про что она, и он перевел, а мне так понравилось, что я записала на память. Если хочешь, могу рассказать:

Бом-бом! То колокол звонит

Матушка, прощай!

Схороните на старом погосте меня,

Где могила старшего братца.

Черный гроб, а за ним чередою

Белых шестеро ангелов Божьих,

Двое плачут-рыдают, два молитву читают,

Два других унесут мою душу.

Кожа покойной чудесным образом розовела, по мере того как по венам разливалась жидкость, которую Цзянь накачивал ржавым насосом. Он сменил меня, позабыв о своем Джойсе. Я же принялась чистить его матери зубы. Помню, у нее, как и у сына, два передних неплотно сходились. Не прошло и часа, как расслабились руки и подбородок. Жуткая гримаса исчезла, лицо расправилось. Черты снова обрели спокойствие, какое пристало серьезной даме-лингвистке, и казалось, что это радует усопшую. Китайско-бирманский диалект ее больше не терзал. Увидев, каким приветливым стало лицо матери, сын захотел сделать ее еще прекраснее. Я согласилась, и он пошел за косметикой, а меня оставил наедине с покойной. Ну, я сидела, глядела на нее и не заметила, как заснула. Когда же проснулась, шел дождь. Не знаю, что произошло за время, пока я спала, но что-то во мне изменилось. Все вокруг казалось таким прекрасным, даже шум дождя звучал как музыка. Мне захотелось запеть древнюю песнь плакальщиц, она вдруг зашевелилась в памяти, зазвучала в мозгу, запросилась наружу. При моей работе, ты же понимаешь, чего-чего, а похоронных песен я наслушалась. И до самого прихода Цзяня я пела. Цзяню песня очень понравилась, особенно ритм, как он сказал, светлый, сияющий. Он попросил меня спеть что-нибудь еще. А сам открыл шкатулку, обтянутую темной лакированной кожей, и я, не переставая петь, сначала взяла карандаш и слегка, словно лаская, коснулась век покойной – подвела глаза тонкой-тонкой линией, потом нанесла на губы коралловую помаду с блеском и подкрасила ресницы французской тушью. А Цзянь надел ей на шею золотое колье с сапфиром. Его мертвая мать, можно сказать, похорошела, на губах ее заиграла улыбка.

– Я думаю, в тот день он тебя полюбил.

– Я тоже так думала, но ты, ученый психоаналитик, знаешь не хуже меня, что гомосексуалист не может спать с женщиной. Иначе Цзянь не выбросился бы из окна вечером после свадьбы и я не осталась бы вдовой, девицей-вдовой.

– Да, правда.

– Такая история.

Телефонный сеанс психоанализа закончился около полуночи. Не зря, не зря Мо потратил несколько месяцев, изъездил вдоль и поперек обширную провинцию на юго-западе Китая! Сколько обманщиц, сколько прикидывающихся невинными девушками проституток прослушал он за время этого мрачного кастинга и уж думал, что безнадежно заплутал в черном коридоре, не чаял что-то найти и только постоянно все терял: в поезде у него украли чемодан, на рынке портсигар, в гостинице часы, а в караоке-баре куртку. И вдруг в конце туннеля блеснул свет: его старая знакомая и соседка Бальзамировщица, как оказалось, все еще хранила, девственность.

Положив трубку, Мо в безотчетном порыве не просто отошел, а отпрыгнул от телефона. Тело его оторвалось от пола и воспарило на облаке счастья. Приземлившись на кровать, он больно ударился обо что-то твердое. Это был фарфоровый чайник, купленный утром на базаре. От удара чайник разбился на кусочки, но отличное настроение Мо не пострадало. Он вспомнил, что когда у его бесполого аналитика Мишеля, похожего на типичного француза из средненького французского фильма, случалось что-нибудь особенно хорошее, он шел в ближайшее бистро и ставил всем выпивку. Мо решил последовать его примеру и несмотря на поздний час оделся и вышел из номера. Впервые стены гостиницы, ни одним окошком не смотрящей на улицу, огласились его веселым свистом – он насвистывал песенку Сержа Гензбура. Со словами «Да здравствует любовь!» он положил свой ключ на стойку, снабженную деревянной вешалкой с пронумерованными крючочками, и послал воздушный поцелуй коридорному.