– На помощь! Моя дочь сломала ногу!
И сам до того растрогался от этого липового отцовства, что слезы на глазах выступили. Но никому не было до меня дела. На дне кузова были лужи крови. Два-три лоло серьезно ранены. Одного, с окровавленной головой, разбитым виском, вынесли на руках. Откуда-то сбегались другие лоло: мужчины, женщины, дети, – мелькали черные, коричневые, серые и желтые балахоны, некоторые сползали с отвесных скал, все кричали, бежали, размахивали лопатами и другими орудиями полевых работ, словно поражали ими воображаемых врагов. Вскоре вокруг «Синей стрелы» собралась толпа разгневанных лоло.
Я подошел к Меченому, которого обступили соплеменники, и стал жалобно умолять его, уговаривать, что в первую очередь надо оказать помощь раненым, «вашим людям и моей дочери», а уж потом наказывать водителя.
Из толпы ко мне ринулся какой-то старик лет шестидесяти, с «рогом лоло», то есть черной повязкой, свернутой спереди в форме рога. Ему говорили, что не я виновник аварии, в которой пострадал его сын. Папаша не слушал. Дрожа от негодования, он сжал кулак и замахнулся. Но так долго собирался с силами, что я успел снять очки, прежде чем он заехал мне в правое ухо. Кулак у него был такой костистый, что я чуть не упал. В голове шумело, и я не слышал ничего, кроме этого шума. Я заорал, обозвал старика идиотом или как-то еще. Он врезал мне ногой в пах. Кто бы мог ожидать такой подлости от патриарха с традиционным рогом на голове! От боли я согнулся пополам и не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть.
Слезы хлынули у меня из глаз и потекли по лицу. Какой стыд! Распустил нюни как мальчишка! Я поднял голову и, словно вчуже, услышал собственный голос, плаксивый, дрожащий от бешенства и унижения:
– Как ты смеешь?! Бить французского гражданина!
Я понимал, что это недостойно, и презирал себя. Но я был готов наговорить чего угодно, лишь бы уцелеть. А раз соврав, не мог остановиться и лепил дальше:
– Я не какой-нибудь хуацяо,
[25]
а настоящий француз. Приехал за своей приемной дочерью. Ты ударил француза. Знаешь, что теперь с тобой будет? Сдохнешь за решеткой! Так и знай: тобой займется судья Ди! Знаешь, кто такой судья Ди? Исчадье ада!
«Фразцуз, француз…» – загомонили лоло, передавая друг другу слово, которое одни знали, другие нет…
– Как ты это докажешь? – недоверчиво спросил Меченый.
– Я тебе не верю! – сказал рогатый старик. – А ну, скажи что-нибудь по-французски.
Пожалуйста! Я свободно мог изругать его на этом языке, но не стал. А сказал, до сих пор помню слово в слово:
– Франция расположена в западной части Европы. Ее древнейшие обитатели звались галлами. Это имя сохранилось до наших дней в названии сигарет «Голуаз». Самое замечательное, что внесли в мировую цивилизацию французы, это рыцарский дух…
Всю эту галиматью я излагал с важным видом, как профессор за кафедрой и не глядя на слушателей. Вдохновенно прищурившись, я созерцал три темные вершины, три свирепые Головы Дракона. Лоло выронили камни и как завороженные, с любопытством и некоторым почтением вслушивались в слова, интонацию, ритм моей речи. Никто не подумал, что я их оскорбляю. Я вытащил из кармана бумажник, достал свой вид на жительство и предъявил Меченому. Врать так врать:
– Это мой французский паспорт.
Он тоже отложил камень и внимательно, как таможенник, стал изучать мой документ, сличая фотографию. А потом передал его другим. Пока паспорт циркулировал по грязным мозолистым рукам лоло, я показал вожаку кредитную карточку, студенческое удостоверение, библиотечный билет и прочее. Он углядел что-то интересное в одном из отделений портмоне:
– А это что такое?
– Это проездной на парижское метро, – сказал я и протянул ему карточку. У него загорелись глаза. Сразу видно – чемпион по прыжкам из поезда.
– Метро, – объяснил я, – это такой поезд, который ходит под землей по туннелям.
– Только по туннелям?
– Да.
Он посмотрел на меня как на инопланетянина:
– И не выезжает наружу?
– Нет, все время по туннелям. Под землей проложены туннели на много километров.
– Нам такая страна не подходит, – заключил он.
Парень не лишен чувства юмора.
Остальные лоло, несомненно тоже мастера вагонного спорта, загоготали, оценив шутку.
– Это точно! Лоло там делать нечего.
Может, они не такие уж страшные головорезы, как считал водитель? Вполне вероятно. Во всяком случае, на европейцев они не нападают, даже на фальшивых, у которых нет ни голубых глаз, ни светлых волос, ни крупных носов. У лоло есть свои достоинства. Им не чужды своеобразный рыцарский дух и даже идеи глобализма, а также благоразумие: им вовсе не хочется связываться с китайской полицией, которая, как известно, ревностно охраняет безопасность иностранных туристов и жестоко карает за малейшее покушение.
Я дал им двести юаней в возмещение ущерба здоровью (пришлось расплачиваться за водителя), после чего француза, его приемную дочь и их ненормального шофера отпустили восвояси. Останки «Синей стрелы» остались на месте крушения, водителю разрешили забрать их, когда он сможет. Более того, Меченый и его приятели с помощью своей баррикады остановили первую же проходившую машину, микроавтобус с местной ГЭС: «Отвезите их в больницу, девушка сломала ногу!» То кричали сами горы.
Всю дорогу я обеими руками придерживал ногу Тропинки. Она лежала на сиденье и вопила от боли при каждом подскоке. Мало-помалу все возвращалось в норму: вместо криков, слез и угроз солнце, шум мотора, кондиционер и покашливание нашего водителя. («Я чуть в штаны не наложил от страха!» – признался он мне.) Микроавтобус серебряной птицей мчался по желтой ленте дороги, меж темных гор, лесов, зеленых лугов и азалий в цвету. Вольная, легкая, как луч света, птица.
Старый водитель рассказал новому свою байку про свинью. Я рассеянно посмотрел через заднее стекло. С этой стороны трехглавая гора уже не была похожа на вытянувшееся с запада на восток чудовище. Три вершины высились вдоль линии север – юг, над зелеными лесами, средняя, самая высокая, торчала острым конусом, две другие походили на пышные смуглые груди какой-то сумеречной богини. Мне пришли на ум строчки из стихотворения – не помню ни его названия, ни автора, – которые мы когда-то читали с тобой вместе:
И солнце на далеком горизонте,
Запрятанное в облаках,
Шафраном тронуло их кромку,
Dove sta memora.
[26]