– Мы с ней друзья. К сожалению.
– Вы хотите сказать, что, несмотря на то, что ваша жена уверена в том, что я – ваш ребенок, между вами и моей матерью ничего не было? – Он был удивлен тем, каким тоном я разговаривал. Да я и сам был удивлен. Ему, кажется, понравилась моя дерзость. Надеюсь, что так.
– Я не сказал «ничего». Кроме того, богатому человеку несложно найти себе любовницу, а вот друга – чертовски сложно. – Я слушал его, обратившись в слух. Когда в дверь постучали, я вздрогнул. Это был дворецкий. Он катил перед собой столик, на котором был накрыт ланч. Блюда лежали на серебряных подогреваемых блюдах с крышкой. Когда он вышел, Осборн продолжил:
– Моя жена не верит, что я способен дружить с женщиной, с которой не спал… Да, пожалуй, «дружить» – это наиболее подходящее слово.
Я и не знал, что мне делать – то ли заорать на него, то ли заплакать.
– Слушайте, я знаю, что вы трахаетесь с моей матерью. – Мне казалось, что сейчас он вышвырнет меня за дверь, и в тот момент мне хотелось именно этого. Не понимаю этих людей. Да что они к нам прицепились? Я был напуган. Тогда мне стало ясно, что даже если они не хотят мне вреда, то и ничего хорошего ждать от них не приходится.
– Знаешь это библейское изречение? «Скорее верблюд пройдет в игольное ушко, чем богатый человек во врата рая». Если тебя что-то не устраивает, то проваливай из моего дома.
Потом он стал медленно расстегивать ремень. Я был в ярости. Он снял брюки и трусы – в это время я окидывал взглядом комнату, чтобы найти, чем бы его стукнуть. Это было страшнее, чем любой фильм ужасов. Потом он стащил свою рубашку – тогда мне стало уже не так страшно, потому что Осборн выглядел просто отвратительно. Его кожа была болезненного бледно-желтого цвета, словно старый фарфоровый писсуар. Варикозные вены были расширены, а живот, со следами многочисленных шрамов, свидетельствующими о том, что жизнь у него была бурная, раздут. Но он хотел показать мне что-то другое.
– Смотри внимательно, сынок, потому что второго раза не будет. – Он приподнял свой длинный безжизненный необрезанный член и, усмехнувшись, указал на воспаленный красный шрам, который находился как раз в том месте, где полагалось быть мошонке.
– Эта медицинская процедура называется орхоэктомия. Это, собственно, значит, что тебе отрезают яйца, для того, чтобы приостановить развитие рака. Тогда болезнь становится не такой прожорливой, не такой голодной. Я был в бессознательном состоянии, и тогда моя жена дала согласие на проведение операции. Почки у меня отказали, и простата стала размером с бейсбольный матч. Tout le monde mange, et je suis le diner.
Когда я познакомился с твоей матерью, то думал, что мои дни сочтены. У тебя есть еще вопросы?
Наверное, мне нужно было извиниться, но я только кивнул ему в ответ. Старик опять натянул брюки и застегнул ремень.
– Ну что, есть-то мы будем?
Аппетит у меня пропал, но я все-таки согласился.
– Вот и отлично, потому что сегодня повар приготовил лучшего в мире цыпленка. – Но вместо того, чтобы приняться за еду, он выпил полдюжины таблеток, которые лежали на серебряном блюде рядом с бокалом с водой. – Вина хочешь?
– Когда мы сюда ехали, я пообещал маме, что никогда больше не буду пить.
– Что ж, а теперь у тебя появилась возможность проверить, можно ли доверять мне. – У вина был привкус осеннего дыма. Не помню, как назывался этот виноградник, но его владельцем был сам Осборн.
– Не хочу вам надоедать своими вопросами, но как так получилось, что вы с моей мамой подружились?
– Она спасла мне жизнь. – Он жевал с открытым ртом.
– Вы что, и правда думаете, что она может исцелять своим массажем?
– Нет. Но когда она пришла в мою больничную палату впервые, я держал в руках вот это. – Он вытащил из кармана пиджака маленький револьвер с ручкой из слоновой кости. – И я бы давно вышиб себе мозги, но у меня так тряслись руки, что когда я пытался зарядить его, то уронил пули. Но ко мне присоединили такое количество трубок, что я даже не мог встать с кровати, чтобы поднять их. – Рассказывая эту историю, он улыбался. Видимо, у нее был счастливый конец: он же не застрелился, в конце концов! – И тогда я сказал ей…
– «Не могу достать свои патроны» – закончил я за него.
– Так она тебе рассказала?
– Я слышал, как она сказала эту фразу, когда говорила с вами по телефону за день до того, как мы приехали сюда.
– Когда меня выписали из больницы, я сказал ей, что если когда-нибудь ей понадобится моя помощь, то все, что ей нужно сделать – это произнести эту фразу, – золотой зубочисткой он выковырял из зуба кусочек курицы.
– А что она сделал, когда вы попросили ее поднять патроны?
– Она заявила, что если после того, как она сделает мне массаж ступней, я все еще захочу покончить жизнь самоубийством, она сама зарядит пистолет и нажмет курок. – Мы оба рассмеялись.
– А больше вам никогда не хотелось этого сделать?
– Много раз, особенно в первое время. Но потом ко мне в больницу стала приходить твоя мама, и мы подолгу беседовали. Знаешь, с ней очень интересно разговаривать, особенно после того, как она понюхает кокаин. – В каком-то смысле мне было приятно узнать, что я не единственный, кто считает, что трезвый образ жизни сделал маму более скучной.
– Знаете, у моей матери полно газетных вырезок со статьями о вас. – Я не думал, что подвожу маму; мне казалось, он будет польщен.
– Знаю. Я сам ей дал.
– Зачем?
– Я хотел, чтобы она знала обо мне как можно больше, чтобы помочь принять одно решение. – Даже не знаю, что и думать: мне было приятно, что он советовался с моей мамой; с другой стороны, это настораживало.
– Какое решение?
– Мне хотелось понять, есть ли в жизни хоть какой-то смысл, или она абсолютно его лишена, как мне всегда казалось.
Теперь он вовсе не напоминал мне героя мультфильма. Перед уходом Осборн показал мне фотографии в рамочках, которые были развешаны по всей комнате. На снимках были запечатлены счастливые времена. Действие происходило в самых невероятных местах: охота на тигров в Непале, игра в поло в дворце Белого Раджи в Сараваке…
Осборн пояснил, что тот парень, который сидит с ним в катере, рассекающем эолийские воды – это один из Рокфеллеров, которого впоследствии съели каннибалы. Еще там были Джорджия О'Кифи, убивающая гремучую змею где-то в Мексике, и Билли Холлидей, явно обкуренная до крайности, лежащая на смятых простынях на светлой деревянной кровати в салоне самолета – было между ними что-то или не было?
Это была моя любимая фотография.
Все вместе это было можно назвать так: «Белые люди развлекаются. Дата: двадцатый век». Именно так обозначил это Осборн.
Тут мама просигналила нам, сидя в машине у окна, чтобы дать понять, что она готова забрать меня. Старик проводил меня к двери, и тогда я отдал ему его трость из слоновой кости.