Потом Иэн и итальянец, которого, оказывается, звали Джакомо – впрочем, я упорно продолжал называть его Пиноккио, и это, как сказала мне Майя, было просто уморительно, потому что тот постоянно врал, – пригласили меня поиграть с ними в гольф. И я согласился! В этот момент я понял, что мне действительно хватит курить.
Майя отвезла меня домой на «Лендровере», подаренном ей на день рождения. Он был раскрашен в черно-белые полоски, и поэтому напоминал мне зебру из телепередачи, в которой рассказывалось о приключениях одного врача в Африке. Это была идея Брюса – он обожал эту программу. К тому моменту я уже так свыкся с ролью богатенького Буратино, что сказал бы, что машина выглядит слишком скромно, если бы ее не стали раскрашивать на заказ. Мы ехали по дальним дорогам, проезжали по фермерским участкам и колесили по всем уголкам Флейвалля.
Ночное небо стало ярко-синим. Начинался рассвет. А мы все катили по выбоинам сельской дороги, скрытой туманом. Когда Майя пропустила нужный поворот, мы, смеясь, просто скатились на обочину. Она даже не остановилась, просто продолжала ехать прямо по кустам, подскакивая на попадавшихся пнях. Огни фар танцевали в лесу, освещая то одно дерево, то другое. Так Майя искала дорогу. Вдруг мы заметили машину Двейна; огни фар выхватили на секунду из темноты довольно упитанное тело Джилли. Они занимались любовью, сидя на заднем сиденье. Из-за этого зрелища я тоже почувствовал возбуждение. А Майя заорала: «Вперед, ребята!».
Мы остановились у моего дома. Майя потянулась ко мне, чтобы поцеловать, забыв нажать на тормоз, так что «Лендровер» въехал прямо на клумбу.
– У меня для тебя сюрприз.
– Какой?
– Узнаешь послезавтра.
– Зачем ждать?– Она стала заводить мотор. Но я не хотел, чтобы эта ночь заканчивалась.
– Дедушка приглашает тебя на обед. Он хочет с тобой познакомиться.
14
Когда я проснулся и открыл глаза, то увидел маму, сидящую на краю моей кровати. Она смотрела на меня. Вчера (то есть пять часов назад) я успел снять только свой пиджак и одну туфлю, после чего сразу заснул, лежа на застеленной кровати. Голова болела так, будто эту ночь я провел в бетономешалке.
– Ты пил вчера ночью?
– Не-ет. – Когда мама закурила сигарету и выдохнула дым мне прямо в лицо, мне показалось, что меня сейчас вырвет.
– Но я же видела, как ты пил вино за ужином.
– А почему ты тогда ничего не сказала?
– Я не хотела устраивать сцену. Мне казалось, что будет лучше, если мы поговорим об этом при свете дня.
– Да это был имбирный эль, а не вино! Честно! – Мама подала мне стакан с кока-колой.
– Но мне сказали, что ты пил.
– Спасибо за колу. – Мне не хотелось ссориться, и я пытался сменить тему разговора.
– Послушай, я знаю, что это делал не только ты. Дочка доктора Леффлера, Бупи, пришла домой уже ночью, и ее вырвало прямо на постель.
– Фу, какая гадость. – Смутно я припоминал, как мы с ней наперегонки пили текилу. У нее были темные волосы и огромные глаза. Ее называли Бупи, потому что ее отец думал, что она похожа на Бетти Буп, что только доказывает, что он уже вообще ни черта не соображал, этот доктор.
– А что, Леффлер позвонил тебе специально для того, чтобы сказать, что я пил? Или он хотел поведать о том, как его дочь выблевала свой ужин?
– Вообще-то, он позвонил мне для того, чтобы пригласить в театр.
– А его жена тоже пойдет?
– Он разведен.
– Но разве мы не приглашены на ланч к мистеру Осборну?
– Он хотел поговорить с тобой наедине. – Видимо, маму это беспокоило.
– Только он и я? – Мама кивнула. Теперь уже и я стал нервничать. Мне-то казалось, что и Майя, и все остальные тоже будут там присутствовать.
– Зачем это нужно?
– Не знаю. Но я не собираюсь спокойно наблюдать за тем, как мой сын превращается в алкоголика.
– Собираешься меня наказать? – Я вспомнил о том миллионе винных бутылок, которые я вынес из нашего дома в мусорный бак, когда мы жили в Нью-Йорке.
– Мне не хочется этого делать, но придется.
– Ну, хорошо, тогда скажи ему, что ты не разрешила мне выходить из дома, и поэтому я не смогу пообедать с ним. А все из-за того, что вчера вечером на его вечеринке официанты постоянно наливали мне выпивку.
– Пообещай, что не будешь пить. Тебе ведь еще шестнадцати нет.
– Учителя хорошие были.
– Хочешь меня обидеть?
– Просто пытаюсь быть честным. – Это на нее подействовало.
– Ну ладно. Тогда сейчас ты пойдешь к мистеру Осборну, но после этого тебе две недели нельзя будет выходить из дома без моего разрешения. – Я знал: она хочет, чтобы я пошел. На ручке шкафа в моей комнате висела свежевыглаженная рубашка.
– Не, не согласен.
– Ты что, думаешь, я с тобой шутки шучу?
– Ну да. – Было ясно, что первый раунд я выиграл. Я зашел в душ и стал намыливаться розовым душистым мылом. Все мои мысли были о Майе. Тут в ванную зашла мама.
– Алкоголь убивает клетки мозга.
Мне хотелось сказать «Это только доказывает, что с моей стороны было бы неразумно прислушиваться к твоим словам», но решил, что это будет слишком, и поэтому вместо этого сказал:
– Помнишь, что сказал психолог, когда мы говорили о каких-то границах, правилах, которые должны существовать в каждой семье? Могу я побыть один, когда принимаю душ?
Мама сама отвезла меня к Осборну. Она избрала самый кошмарный вид молчаливого выражения своего одобрения – она стала петь. Ей казалось, что будет здорово, если она поставит кассету с каким-то старьем. «Помогите! Мне нужен человек…».
Мама обожала «Битлз». Довольно странный выбор. Она очень гордилась тем фактом, что когда она училась в средней школе, то однажды сбежала в город, чтобы попасть на концерт знаменитой четверки. У нее просто в сознании не укладывалось, что группа распалась. Я решил, что лучше не поднимать вопрос о том, почему она не ставит те песни, в которых ее торчки поют о ЛСД или героине. «Помогите!» – опять запела мама.
Осборн был чрезвычайно богат. На пути к его дому мы встретили восемь сельскохозяйственных рабочих. Потом еще шесть человек, которые косили газон. В саду работали три японца (Джилли утверждала, что, по словам Двейна, они были гомосексуалистами и даже были женаты по какому-то восточному обычаю – «Пока смерть не разлучит нас» и все такое – эта история меня действительно заинтересовала). Наконец, из будки у ворот, которая была частью кирпичной ограды высотой в два метра, окружавшей дом Осборна и английский сад, выглядывали два охранника. И все это – в выходной день.
Мама въехала в мощенный булыжником внутренний двор перед домом. Сам дом был слишком большим, чтобы назвать его просто большим, и слишком маленьким, чтобы назвать его грандиозным. Водитель в униформе укладывал чемоданы в темно-бордовый длинный «Мерседес». Мама по-прежнему молчала. Она ждала, что я сделаю первый шаг. Я же был готов высказать ей все прямо сейчас, пусть даже к окну подойдет Осборн и все услышит. Потом вспомнил о том, что Майя пообещала мне преподнести какой-то сюрприз, глубоко вздохнул и порывисто обнял маму за шею.