Плывущая женщина, тонущий мужчина - читать онлайн книгу. Автор: Масахико Симада cтр.№ 52

– Мужайтесь, – обратился он к Мицуру, – мы вернемся в Японию!

Раздобыть даже один спасательный жилет было связано с риском для жизни. Впрочем, жилет не стоил таких побоев. Мицуру, обняв Китадзиму за плечи, повел его к полке. Поэт также взбежал по лестнице, чтобы поддержать его с другого бока, сказав:

– Молодец, отлично сработано!

Девушке уже было невтерпеж. Железная дверь вновь была заперта. Со словами:

– Все, больше не могу, – девушка забилась в угол трюма. Верхний свет погас, горела лишь сигнальная зеленая лампочка. В темноте послышалось приглушенное журчание.

И вновь кошмар стал по третьему, по четвертому разу прокручивать свою фильму.

Мицуру только задремал, когда к нему обратился Китадзима. То ли из-за запекшейся крови, то ли из-за слез говорил он гундосо:

– Если человек умирает на корабле, его хоронят в море?

– Судя по фильмам, заворачивают труп в холстину, прицепляют груз и бросают за борт. В присутствии капитана.

– Значит, так оно и есть? Мне только что приснилось, что меня заживо похоронили в море. Кричу, что я еще не умер, но ни матросы, ни мать не слышат. Когда пошел ко дну, вокруг меня собрались рыбы. Я подумал, что сейчас они меня съедят, и заплакал.

– Не забудьте надеть спасательный жилет в случае, если вас похоронят в море, сумеете выплыть.

– Правильно, так и сделаю.

Некоторое время все молчали в темноте.

– А что, господин Ли, – обратилась к поэту девушка, – нельзя ли вызвать помощь по радио или по телефону?

– Да, – кивнул поэт, – давно б уже так и сделали, будь телефон доступен… Но, увы, все телефоны на корабле повреждены. На капитанском мостике есть радиопередатчик, и где-то еще должны быть передатчики для экстренной связи. Например, в женской раздевалке или еще где… Милая барышня, нам остается только поручить свою судьбу небесам. Может быть, когда утром проснемся, нас освободят, и все вернется в нормальное русло. Кошмар хорош тем, что долго продолжаться не может.

В этот момент открылась дверь, ведущая к каютам матросов, дорожкой протянулся бледный свет. Пожаловали новые гости. На этот раз их было несколько больше. Осматривая кладовую, точно во время экскурсии по кораблю, они стали подыскивать свободные места. В разговоре мешались китайский и японский. В противоположность без умолку трещавшему китайскому, японский ковылял на полусогнутых.

Спустившись по лестнице, надзиратель что-то крикнул по-китайски. Китайцы внезапно рванули вверх по ступеням. Надзиратель, размахивая палкой, останавливал тех, кто хотел прежде других пробиться наверх, и сортировал «груз», злобно покрикивая:

– Ты потом! Женщину пропустите!

В грузовом отсеке, как и везде, развернулось сражение за захват полок и мест на полу. Всюду, где только находилось свободное место, сваливали багаж, втискивали свои тела, отпихивая чужие вещи и корабельный инвентарь, яростно отстаивая свою территорию. Устроенная узниками «гостиная» была поделена между тремя новоприбывшими. Стоило зазеваться, и старожилы наверняка лишились бы своих спальных мест и одеял, поэтому и Мицуру, и девушка, и поэт забились на свои полки.

– Но отчего вся эта толкотня? Что это за люди? – Девушка была на грани истерики, суча ногами и пытаясь отбиться от ребенка, подползшего к ее полке. – Пошел отсюда!.. Я не хочу спать вповалку с этим сбродом! От них воняет!

Мицуру, обхватив руками голову, уполз под одеяло, собираясь оставаться там до тех пор, пока в трюме не минует буря.

Уже прошел по меньшей мере час, в грузовом отсеке по-прежнему стоял шум, но в сражении за территорию наступила передышка. Мицуру высунул голову и огляделся. Мужчины, женщины, дети, всего девятнадцать человек, видимо, успокоились каждый на своей территории. Дети спали в гамаках, повешенных в два яруса между полками, пассажиры, бывшие, судя по одежде, японцами, растерянно сидели вдоль стен, обхватив колени. Две девочки, устроившиеся у основания лестницы, также, судя по всему, были японками. Мужчина и женщина, расстелившие на полу циновки и лузгавшие семечки, скорее всего, были семейной парой – возле них спала девочка лет пяти или шести. Видимо, эти трое только что попали на корабль. Две циновки в углу грузового отсека стали их новым домом.

На мгновение Мицуру встретился взглядом с отцом семейства. Тот, зачерпнув горсть семечек, протянул их Мицуру. Мицуру взял, сказав: «Се-се». [27]

– Вы японца? – неожиданно заговорил мужчина на ломаном японском с сильным акцентом. Его японский, наверняка освоенный самостоятельно, сопровождала на удивление радушная улыбка. Мицуру ответил утвердительно и замолчал. Мужчина продолжал:

– Хочу работать Япония. Вместе плыть Япония.

– Значит, в Японию, всей семьей…

– Семья вместе. С тобой вместе. Ты плыть Япония. Вместе со мной.

– Я тоже хочу в Японию. Но уже не надеюсь, что смогу туда попасть.

– Все хорошо. Со мной вместе ты можешь плыть Япония. Ты мне искать работа. Будешь моя поручитель.

В словах его забрезжило нечто осмысленное. Он явно хотел сказать, что Мицуру сможет вернуться в Японию, если согласится стать его поручителем. Для Мицуру это была новость.

– Кто подучил вас?

– Поручитель – китаец, зарплата – низкий, работа – тяжелый. Ты стать японский поручитель. Хороший иметь работа. Зарплата высокий. Ты можешь возвращаться Япония.

К поэту и девушке также подсели китайцы со сходными предложениями. Девушка продолжала кукситься. Поэт писал ответы на бумажке.

– Странные они выдвигают условия, – обратился Мицуру к поэту. – Как вы это понимаете?

– Если мы согласимся стать их личными поручителями, нас, заложников, освободят.

– Спешат, пока суд да дело, обзавестись покровителями.

– А между тем операция по высадке в Пусане осложняется. Многие из этих беженцев, как и я, собираются ночью прыгнуть в море и вплавь добираться до рынка. Получается, чтобы вернуться на родину предков, я должен подружиться с нелегальными иммигрантами. На этом корабле даже туристы превратились в бесправных беженцев!

Какое-то время Мицуру вновь блуждал между неглубоким сном и печальным пробуждением. Верхняя дверь оставалась незапертой, появилась возможность беспрепятственно ходить в туалет, но путь на палубу по-прежнему был закрыт. Вельветмен и барышня продолжали спать, поэт, подставив блокнот к тусклому свету лампочки, что-то писал.

– Стихи пишете? – спросил Мицуру.

– Я только в таких условиях и могу писать, – ответил тот. – Увы, я стал законченным «поэтом-узником». А впрочем, тюрьма – хорошее место, чтобы думать и писать. Разумеется, сидя в тюрьме, я страстно хотел выйти на волю, но чем сладостней мечты о воле, тем горше последующее разочарование. Мне лучше быть запертым внутри себя. В своем собственном мире я чувствую себя более свободным, чем на воле, более раскрепощенным. Однако чем глубже уходишь в себя, тем труднее выйти наружу. Поэтому не стоит в тюрьме засиживаться. Самое лучшее – туда и обратно, туда и обратно, нигде надолго не задерживаясь.