– Они торговцы, – ответил тот. – Продают разный товар на корабельном рынке.
– Рынке?
За время стоянки в Нахе товары в корабельном торговом центре были распроданы, но что заняло их место? Судя по запаху, и впрямь какое-то дерьмо.
Толком не понимая, рассудил ли он спорщиков или просто совершил экскурсию в трюм, Самэсу ушел восвояси. Пока он ждал лифта, перепалка возобновилась.
В Нахе экипаж корабля значительно обновился, но Самэсу еще не вполне владел информацией, кто эти новоприбывшие и какую несут обязанность. Кстати сказать, Брюс Ли тогда же присвоил себе звание «генеральный секретарь «Мироку-мару». Значит ли это, что «Мироку-мару» теперь – коммунистическая партия? К прежнему званию третьего помощника капитана к Самэсу прибавилось «третий секретарь», но он понятия не имел, что, собственно, означает этот чин. Одно ясно: на корабле отныне два босса – капитан и генеральный секретарь, а он, Самэсу, стал слугой двух господ. Следующий за генеральным секретарем – второй секретарь, этот титул носит Кети, с давних лет ближайшая соратница Брюса Ли. Другая его соратница, Татьяна, также носит титул второго секретаря, так что Самэсу по ранжиру находится у них в подчинении.
Кети взяла на себя обязанности эконома Икэды. Сам же Икэда, как и предполагал, остался на корабле только для того, чтобы ублажать привередливых пассажиров из мелкой буржуазии. Титул эконома остался при нем, но в действительности означал не более чем своего рода почетную должность. В административной части теперь верховодили подручные Брюса Ли. С другой стороны, палубные матросы и машинное отделение, реально обеспечивающие ход корабля, продолжали по-прежнему выполнять свои обязанности под командой капитана Нанасэ и старшего машиниста Такэути, но и их будущее оказалось в руках генерального секретаря, купившего компанию. Стоило генеральному секретарю разжать пальцы, и даже капитан стал бы безработным посреди моря. С точки зрения генерального секретаря, и капитан, и старший механик были не более чем простыми техническими спецами. Что касается остальной шатии-братии, взошедшей на борт в Нахе, пожалуй, бессмысленно было делить их на пассажиров и членов экипажа. Все они походили на ушлых челноков, которые под видом туристов пересекают границу и в тот же день разворачивают торговлю, торопясь возместить капитал, затраченный на путешествие. Всю эту братву объединяло огромное количество багажа, который они затащили на корабль. Для рейсового теплохода в этом не было бы ничего необычного, но шикарный лайнер, на который обрушилась лавина всех этих грузчиков и мешочников, ходил ходуном, точно на борту возникла «внештатная ситуация». До прибытия в Наху на корабле была стопроцентная Япония. Страна, в которой царят чистота, благоухание, вежливость, невозмутимость. Стоило выйти из Нахи, «Мироку-мару» распрощалась с «утонченной скукой».
Зайдем в торговый центр. Еще недавно вышколенный персонал в синих костюмах, по одному взгляду на одежду оценив клиента, устанавливал степень своей любезности. Этого больше нет. Продавцы и товары полностью сменились, торговые площадки и витрины беспорядочно завалены под завязку всякой всячиной. Прохладные пространства элитных магазинов превратились в пыльные, дешевые супермаркеты, до отказа забитые торговцами и покупателями. Кто все это покупает – одежду, ткани, обувь, которые по-хорошему надо бы сбывать на вес? Открылись скобяные лавки, продающие посуду, кастрюли, ножи, инструменты и тому подобный товар, при взгляде на который понимаешь, что шантрапа, превращающая корабль в место своего обитания, все прибывает и прибывает. При виде выстроившейся длинными рядами электробытовой техники и всевозможной электронной мишуры остается только пожать плечами. Закрадывается беспокойство, уж не затевается ли распродажа корабля оптом и в розницу?
Заглянем в ресторан. Обеденный зал, гордость «Мироку-мару», разгороженный декоративными растениями, розовыми занавесками, перегородками, резными деревянными ширмами и украшениями из пластика, сократился наполовину, захваченный палатками с дешевой жратвой. Вокруг бассейна развернулся рыбный рынок. Как будто базар, характерный для портовых городов, целиком переместился на корабль. Вот и бассейн сгодился под садок для живой рыбы.
Пассажиры из тех, что побогаче, глядят на все это как на мираж. «Мироку-мару» колонизирована меньшинством новоприбывших голодранцев. Эта братва самовольно превратила палубы в свое жизненное пространство.
С недосыпу все вокруг кажется продолжением кошмара. Кошмара, воняющего вяленой рыбой. Куда ни сунься, в коридорах, в трюме, в торговом центре, в бассейне явственно сквозит чья-то склизкая, злая воля. Значит ли это, что все привычные устои только камуфлировали звериный оскал? Требуются немалые физические силы, чтобы выжить в подобном «безвоздушном» пространстве. Чувство физической усталости отнюдь не иллюзия. Взгляды и развязная походка сброда, шатающегося по коридорам, невыносимы для любого, привыкшего к вежливому обхождению пассажира. Очевидно, что этих типов совершенно не волнует, как они выглядят со стороны. Когда сталкиваешься с ними в коридоре, загроможденном коробками с поклажей, они и не подумают уступить дорогу. Все время куда-то спешат, отталкивая локтями. Пассажиры непроизвольно держат руки в карманах, боясь, как бы у них не стащили бумажник, и в результате сами начинают ходить вразвалку, как это быдло.
То там, то здесь раздаются взрывы вульгарного хохота. Разинутые рты выставляют напоказ золотые зубы. Золотом сияют не только зубы – часы, кольца, цепочки блестят напоказ. Или вес напяленного на себя золота свидетельствует о богатстве? Или же они носят на себе все свое состояние?
Число пассажиров «нижних» палуб значительно возросло. Особенно бросаются в глаза коренастые тетки с завивкой «перманент», сидящей на их головах, как шлем. Кроме того, в разы увеличилось число детей. Эти оборвыши без устали мельтешат, как юркие бесенята. Должно быть, на корабль загружались целыми семьями. Даже если они не платили полную стоимость билета, получив на семью скидку, вопреки их замызганному виду можно предположить, что денежки у этого сброда водятся.
Центральный «квартал» корабля захватила молодежь. Такое впечатление, что за время стоянки в Нахе средний возраст пассажиров заметно снизился. Тусуются группками, одеты во всемирную униформу – кожаные куртки поверх футболок и джинсы. Развалившись на диванах в облаках табачного дыма, изрекают, не обращая внимания, есть ли у них слушатели:
«Латиноамериканским бабам подавай мачо…»
«На вид сразу и не поймешь, кто из них блядь, а кто целка…»
И тут же вышагивают пижоны в белых костюмах и черных очках, эдакие «сердцееды», – вклинившись в девичью группу, раздают налево и направо визитки. Парни с выкрашенными в желтый и лиловый цвет волосами, издавая при каждом шаге металлический звон, праздно кружат по палубе, как волки в вольере, и, чуть только выйдя на более-менее открытое пространство, с ходу пускаются в странный пляс, хватая друг друга в зажим, ударяя под зад коленом, прыгая в раскорячку. Избыток юной энергии томится в ожидании, когда откроются бары и дискотеки.
Не разберешь, кто из них богат, кто беден. И только замечаешь пробирающихся сквозь толпу, пригнувшись, мужчин и женщин, на лицах которых ясно читается недоумение: «Как этот сброд попал на корабль?»