Он толкнул калитку у центрального входа. Она слегка согнута. Через окно гаража заметен свет из кухни. Нужно быть осторожным. Притворюсь Эгбертом и все проверю. Некоторые окна нужно занавесить поплотнее. Задняя дверь закрыта на замок. Мисс Фрост все сделала правильно. И это как раз то, что мне нравится: каждый старательно исполняет свой долг.
Себастьян постучал. Тень мисс Фрост поворачивает ключ. Она улыбается. В выражении ее глаз угадываются смущение и замешательство.
— Добрый вечер, мисс Фрост. Наконец-то немного тепла и уюта.
— Добрый вечер, мистер Дэнджерфилд. Вы очень промокли?
— Нет. На улице хорошо. И воздух какой-то аппетитный.
— Подружка принесла мне брейские колбаски.
— Что ж, неплохо. Как вы, мисс Фрост? Нет, правда, как вы?
— Все в порядке. Впрочем, немного устала. Сегодня я работала в магазине.
— Вам пришлось стоять?
— Да.
— Мисс Фрост, поцелуйте меня.
— О, мистер Дэнджерфилд.
Себастьян приближается к ней в резком свете кухонной лампы. Ставит бренди на стол и обхватывает ее руку за запястье. Все крепче и крепче. Она роняет сковородку, и та падает на пол. На мисс Фрост серый свитер. И губам ее не удается сохранять сдержанность. Этот распутный марсианин сжимает ее с чувством собственного достоинства. И чтобы сейчас не произошло, мы будем правы. Шепчет на ушко мисс Фрост:
— Мисс Фрост, у вас такой очаровательный затылок. Мне хочется покусать ваши ушки. Вам когда-нибудь доводилось кусать уши? О мисс Фрост, кусать ушки — это так замечательно. Особенно за мочки.
— Мистер Дэнджерфилд, вы мне их отгрызете.
— Нет, я буду нежным.
— Вам это нравится?
— Когда ушки смешаны с глазками.
— Хи-хи-хи.
— Глазками.
— Скажите что-нибудь еще.
— Мисс Фрост, давайте положим колбаски в эту миленькую сковородочку. И добавим чуть — чуть масла. Пусть пошипят. Я думаю, получится вкусно, и к тому же у нас есть, что выпить. Мисс Фрост, дорогая мисс Фрост, вы ведь не откажетесь чуть-чуть выпить?
— Хи-хи. Разве что совсем чуть-чуть.
— Поцелую-ка ваши плечи. Мисс Фрост, вы ведь снимите это позже, как хорошая девочка? Да? Понюхайте их! Шипят. По-дурацки шипят, мисс Фрост. И знаете, мисс Фрост, вы очень славный человек.
— Вы уже пропустили парочку стаканчиков.
— Пять. И все на посошок. И пусть никто не посмеет сказать, что я вышел на большую или даже на проселочную дорогу, не заправившись топливом, согревающим мое сердце. Послушайте-ка вот здесь. Давайте, давайте, слушайте. Будет биться так же слабо, пока я не заброшу мясо к себе в пасть.
— О Господи!
Себастьян отпустил мисс Фрост. О, твой серый свитер и формы, которые он скрывает. И линия твоих бедер очень изящна. Мне хочется прикоснуться теплым носом к твоему прохладному белому уху. И вдохнуть его запах, как вдыхают запах свежего хлеба. И почувствовать, как во рту выделяется слюна. Я думаю, Господи, мы с тобой оба из тех, кто наделяет хлебом. Мне нужна большая буханка. Такая большая, чтобы можно было забраться внутрь. Безопасность. Мисс Фрост, раздень меня и положи в большую буханку хлеба. И чтобы корка его чуть-чуть золотилась. Да, вложи меня в него и спаси меня. Крохотное тельце, съежившееся от страха перед окружающим миром, с членом, которым я прокладываю себе дорогу к нищете и миниатюрными продолговатыми ягодицами. Сложи меня, как это делают кочевники, и вложи меня в хлеб. Не обожги мою мошонку, просто хлеб должен быть коричневым, вкусным и покрытым лоснящейся от жира коркой. И вытащи меня утром, выпеченного по всем правилам, и положи на стол. А я буду внутри. Я, такой маленький, с моими чудными странноватыми глазами, которые будут симпатичнее, чем когда-либо прежде. А затем, мисс Фрост — съешь меня.
Дэнджерфилд режет хлеб. Его уже целая горка.
— Мисс Фрост, я хочу сделать заявление. Я вас люблю.
— Осторожно, мистер Дэнджерфилд, вы порежетесь.
— Но я люблю…
— Режьте, режьте.
— Позвольте мне повторить. Я люблю вас.
— Не верю.
— Я действительно имею это в виду. Мисс Фрост, вы единственный человек в мире, кому я могу это сказать. Пусть в этом мире нам принадлежат всего лишь несколько милых сердцу пустяков, это все равно лучше, чем ничего. Положите туда мясо. Как говорит О’Кифи, нужно стукнуть по сковородке снизу, и масло равномерно растечется по всей ее поверхности. Я не в восторге от оливкового масла. А сейчас выпьем немножко. Удивительный цвет, не правда ли? Понюхайте его, мисс Фрост, в нем чувствуется многолетняя выдержка.
— И правда, очень вкусно.
Мисс Фрост прислоняется спиной к стойке. Она пристально смотрит на Себастьяна сверкающими, счастливыми глазами. А он сидел на белом кухонном стуле, ожидая, пока поджарятся колбаски. Время от времени он прикасался к колбаскам пальцем, а затем, запрокинув голову, слизывал с пальцев жир.
— Восхитительно, мисс Фрост. На Пемброук Роуд есть еще один магазин, в котором продается такое вкусное мясо, что, кажется, от него проживешь на десять лет дольше. Нужно добавить чеснок.
— Чеснок? Вы сказали чеснок, мистер Дэнджерфилд?
— Разумеется, мисс Фрост. Разумеется, чеснок.
— Но он же пахнет…
— Это как раз то, что нам нужно, мисс фронт. Нам нужен этот запах. Я думаю, что доживу до лучших времен. Я серьезно подумываю о том, чтобы приобрести новую чашку для утреннего чая. Я люблю завтракать. Кроме того, я хочу ввести несколько новшеств. И маленьких, и больших. Многое изменится. Мисс Фрост, могу ли я довериться вам? И чтобы никому ни полслова. Могу? Даже, если они будут пытать вас с помощью крюков и других ирландских орудий пытки?
— Можете.
— Мисс Фрост, это совершенно секретное дело государственной важности, которое в случае утечки информации может погубить Ирландию, да и меня тоже. В пятницу я уезжаю в Лондон.
— Не может быть.
— Правда.
— Чем вы там будете заниматься?
— Да так, пустяками. Нужно немного отдохнуть от перенапряжения и кое-что выяснить. Знаете ли, мисс Фрост, вы мне очень нравитесь.
— О мистер Дэнджерфилд, я еще не до конца понимаю, что произошло. Вы мне тоже нравитесь.
— Что вы не понимаете, мисс Фрост?
— То, что происходит между нами.
— Что вы имеете в виду?
— Не знаю даже. Иногда я чувствую, что права, но понимаю при этом, что произойдет со мной потом. В церкви, к которой я принадлежу, это считается смертельным грехом. Прости меня Господи, как бы я хотела, чтобы все это было ложью. А в магазине они следят за мной. Я думаю, что, если они узнают, я просто умру на месте, а из-за греха, который я совершила, я буду обречена на вечные муки.