Авиньонский квинтет. Ливия, или погребённая заживо - читать онлайн книгу. Автор: Лоуренс Даррелл cтр.№ 14

В тот день мы прибыли в Баланс — уже в сумерках, так как наш капитан не терпел спешки, и мы потеряли кучу времени в Турноне. Как во сне, мы сошли на берег, разморенные жарой и вином, и очнулись, грязные и немытые, в маленьком отеле. Валанс разочаровал нас, несмотря на флер наполеоновского величия, мы очень скоро вернулись с экскурсии и улеглись спать, так как капитан предупредил, что отплываем совсем рано.

Однако, явившись на рассвете — прохладном и жемчужном — мы обнаружили, что капитан, отчаянно ругаясь, возится с мотором, категорически не желавшим заводиться. И тут, ко всеобщему изумлению, Сэм встрепенулся и после недолгого, но тщательного изучения внутренностей механизма, поставил диагноз и назначил лечение, после чего всё тотчас заработало. Итак, мы продолжили наше путешествие по Роне, сотрясая небеса ариями из Верди и полуукачанные звучными виршами Мистраля. [59] Тем не менее, мы потеряли время, много времени, и только поздно вечером, сделав очередной поворот по воле великой реки, вдруг стали очевидцами замечательного, поистине завораживающего зрелища, благодаря полной луне, во всей своей красе вдруг поднявшейся над крепостными валами Авиньона. Высоко над городом находился Роше де Дом — висячие сады разоренного Вавилона. Похоже, что судьба специально задержала нас, чтобы вознаградить столь эффектным въездом в город, который потом стал так много значить для нас — ничего подобного с нами больше никогда не случалось. Теперь, оглядываясь назад, я пытаюсь восстановить то первое впечатление: волшебный силуэт города, освещенного таинственным лунным светом, струившимся со стороны Альпия. Это и теперь лучшая точка обзора — с берега реки, отъехав подальше; и тогда хорошо виден знаменитый разрушенный мост, похожий на указующий перст, вскинутый над руслом реки, и маленькая часовня Святого Николая с ярко горящими светильниками, благословляющими мореплавателей. Мы почти час скользили между тихими островами и опустевшими каналами, глядя, как пики Севенн, напоминающие голые мачты, высятся на фоне ночного неба. Еще и это неожиданное колдовство. Позже, хорошенько изучив город, мы пришли к поразительному выводу: красив только его профиль. Вообще-то Папские дворцы смахивают на чудовищные сундуки, поразительно уродливые. Все здесь строилось не ради красоты, а исключительно ради безопасности сокровищ, хранившихся в утробе этих зданий. Однако надо хорошенько побродить по городу, чтобы это понять. Собор Маммоны. Именно здесь наша иудео-христианская культура в конце концов стерла с лица земли роскошное язычество Средиземноморья! Здесь великого бога Пана отправили в папскую душегубку. И все же, когда смотришь издалека на долгожданный город, башни трогают душу чарующими линиями; а при свете луны они кажутся мраморными — сплошное великолепие.

Мы прибыли. Мотор загрохотал, когда дали задний ход, чтобы преодолев быстрое течение, приблизиться к берегу. Наша баржа стучала мотором и содрогалась. На причале несколько джентльменов, соответствующим образом одетых, ждали нашего поэта — кстати, звали его Брунелом, так он представился. Вид у джентльменов был немного подавленный… нежности и печали были полны их лица. Когда расстояние до берега уменьшилось, высокий представительный мужчина в пальто и с щегольской бородкой (только через несколько лет я по фотографиям узнал, что это был поэт Пейр), приблизился к сходням и тихим голосом произнес: «Он умер».

Разумеется, я не понял, о чем речь, но догадался, что произошло нечто очень важное. Позже, уже в зрелости, я прочел книжку о фелибрах, о поэтах, которые были плотью и кровью литературы Прованса, и там я обнаружил фамилии печальных джентльменов, поджидавших Брунела у крепостных стен. Объятия их при встрече были долгими и сердечными — чувствовалось, что они молча с кем-то прощаются, вероятно, с умершим другом.

Поодаль от них прятался в тени Феликс Чатто со своим нелепым старым автомобилем, которому предстояло перевезти нас через реку в унаследованный Констанс полуразрушенный замок. Феликс тоже недавно покинул стены Оксфорда, он пламенно мечтал сделаться банкиром, но покорившись семейному диктату, стал всего лишь консулом. Его дядя, знаменитый лорд Гален, владел большим поместьем возле деревни Тюбэн, в которой и находился замок Констанс. Сам же Феликс совсем недавно получил назначение в Авиньон. Тем летом и Феликс, и его дядюшка часто нас выручали, ведь пришлось изрядно повозиться, чтобы придать Ту-Герц более или менее цивилизованный вид. Впрочем, я преувеличиваю. Старый замок был еще весьма крепким, хотя, конечно, очень запущенным, не пригодным для обитания. Взять, например, воду: в насосе, стоявшем на артезианской скважине, не хватало какой-то штуковины, вместо которой (опять выручил Сэм) пришлось искать что-то подходящее. На краю поместья находился заросший лилиями пруд, в котором водились карпы. Ветряк, качавший воду из артезианской скважины, выглядел очень живописно на фоне вечернего неба, однако, несмотря на постоянный ветер и безотказно работавшие крылья, вода в башню не поступала, соответственно, и в кухню старого дома. Несколько дней нам пришлось носить воду ведрами, разумеется, из пруда с лилиями, утешало то, что можно было заодно и поплавать в ледяной воде, когда становилось жарко от подобных хлопот. Ключи, которые привез Феликс, подходили к замкам, но не открывали их. Далеко не сразу мы сообразили, что ключ надо поворачивать в противоположную сторону, против часовой стрелки. Потом мы настолько привыкли к этому, что пытались на провансальский манер открывать другие замки.

Первые несколько ночей мы спали на террасе, залитой светом луны. А в порядок стали приводить первым делом кухню, надо же было готовить еду. У нас имелась повозка и маленькая лошадка, и мы время от времени наведывались в Тюбэн, где было достаточно магазинов, чтобы удовлетворить наши скромные потребности. И опять изобретательный Сэм утер всем нам нос, вместе с Констанс они баловали нас вполне приличной едой. В сумрачных комнатах с высокими потолками стояла тяжелая, пыльная, безжизненная мебель, и нам пришлось выставить все это старье во внутренний дворик, чтобы выбить из него пыль и хорошенько отчистить. Деревянные полы приятно поскрипывали, но между дощечек было полно блох, и, конечно, требовалось протереть щели керосином. Обои висели клочьями. Крутые садовые террасы были облюбованы большими и страшно любопытными зелеными ящерицами, которые дружно вылезали поглядеть на нашу работу; было очевидно, что их постоянно подкармливали, и они стали почти ручными. Шкафы в спальнях были полны постельного белья, посеревшего от пыли, а на большом обеденном столе, покрытом красной скатертью, все еще стояли тарелки и бокалы — как будто званый обед был неожиданно прерван, а всех гостей утащил дьявол. Короче говоря, старая дама заболела совершенно неожиданно, на ее счастье, у нее гостила подруга, которой удалось отыскать врача. Бедняжку увезли в авиньонскую больницу, откуда она уже не вернулась.

«Все-таки собственнический инстинкт неистребим, это атавизм, — сказала как-то Констанс. — Я обожаю этот дом, потому что он теперь мой. Но он ужасен. Мне бы в голову никогда не пришло его купить. И вообще, я по натуре совсем не собственница. И мне стыдно, что я так сильно его люблю».