Призраки Гойи - читать онлайн книгу. Автор: Милош Форман, Жан-Клод Карьер cтр.№ 70

Затем главный инквизитор спросил:

— Итак, сын мой, теперь я вас спрашиваю: готовы ли вы публично и чистосердечно покаяться в своих грехах?

Лоренсо посмотрел отцу Григорио в глаза и ничего не ответил. Он не потупил взора и не покачал головой. Он просто промолчал.

И тут старец наклонился вперед и сказал очень тихим, едва слышным голосом, в котором сквозило волнение:

— Покайтесь, сын мой, прошу вас… Покайтесь… Вы меня правильно поняли, не так ли? Или вы хотите, чтобы я это повторил? Спасите ваше тело, а Бог позаботится о вашей душе…

Лоренсо продолжал неподвижно сидеть, стиснув зубы; он полагал, что лучше умереть, нежели отказаться от своих слов и поступков, всего того, что в его близящейся к концу жизни было не более чем погоней за миражами.

Отец Григорио в последний раз, точно задавшись целью непременно спасти эту драгоценную жизнь, предложил узнику, едва ли не умоляя его, покаяться. Тот снова промолчал и не шелохнулся. Тогда старец, после долгой и скорбной паузы, попросил помочь ему встать, так как ноги его по-прежнему не слушались. Лоренсо взял своего бывшего духовника под руку, вложил ему в руки трость, и двое мужчин рука об руку вышли из комнаты.

И вот, настал день, которому суждено было стать последним в жизни Лоренсо. Узнику объявили об этом на рассвете. Он только кивнул, показывая, что понял. Старый монах, помогавший обреченному умыться и подстричься (до сих пор тот носил длинные волосы) спросил, не желает ли он исповедоваться перед уходом на казнь.

Лоренсо покачал головой. Дескать, это исключено.

Он выпил стакан воды.

Босоногий смертник в длинной серой рубахе кающихся грешников и высоком остроконечном колпаке неисправимых еретиков в последний раз прошел по коридорам резиденции инквизиции и, выйдя за порог главного входа, покорно забрался в повозку, обтянутую черной тканью и запряженную двумя мулами. Он опустился на деревянную доску, заменявшую сиденье.

Несколько монахов, а также вооруженные испанские солдаты и два барабанщика расположились по обе стороны от повозки. Шествие возглавил самый молодой из монахов, державший длинный железный крест, к которому была прибита фигура Иисуса, вырезанная из слоновой кости. Процессия направилась в Мадрид.

Лоренсо смотрел, как медленно приближаются городские здания, где на Плаца Майор его ожидает смерть. Узник отчетливо различал колонны королевского дворца, возвышавшегося над Мансанаресом, где он так часто бывал. Стоял погожий ясный день, и в небе не было видно ни малейшего признака радости или гнева. К собственному удивлению, Лоренсо чувствовал себя спокойным и умиротворенным; он не испытывал ни малейшего страха перед смертью. Его путь подошел к концу, что тут еще можно сказать. Незачем перебирать в памяти разные перипетии собственной жизни, как то: годы учебы и борьбы, пытаться припомнить все свои надежды и разочарования. Незачем задаваться вопросом, был ли он прав или ошибался, а также останется ли от него хоть что-нибудь. Не пройдет и часа, как он, Лоренсо, исчезнет с лица земли. Не стоит даже об этом думать. Он испытает мгновенную боль, а что потом? Потом не будет уже ничего: ни сожалений, ни стыда. Он не победил и не проиграл, ему суждено обо всем позабыть и спокойно переселиться из одного небытия в другое.

Какую память он о себе оставит? Лоренсо было всё равно.

Зачем бояться смерти, размышлял он, коль скоро это такое простое и тривиальное событие? Он несколько раз запрокидывал голову, подставляя свое лицо лучам утреннего солнца. Смертник смотрел по сторонам, обращая внимание на всё: на неровную дорогу, из-за ухабов которой снова ныло его раненое плечо, на удивленные лица крестьян, на коричневый круп мула, на птиц, летящих вслед за повозкой, на кашляющего солдата — фрагменты мира, которому предстояло исчезнуть вместе с ним. Он видел собственную тень и тень от повозки, которое солнце отбрасывало на стены домов, встречавшихся на их пути. Да, всего лишь тень. Только и всего. Последний путь в древнее королевство теней, единственное, где не ведают ни о революциях, ни о новых законах, королевство, которое никто не собирается завоевывать и покорять.

«Зачем к чему-то стремиться? — спрашивал себя Лоренсо. — Зачем строить какие-то планы, упорно работать, биться головой о бесконечные препятствия, возникающие на пути, если смерть здесь, рядом, легкая и неотвратимая, и нам от нее никуда не деться?»

Он несколько раз вспомнил о своих близких, о которых не было никаких вестей. Это отчасти успокаивало. Если бы жену и детей задержали, ему не преминули бы об этом сообщить. В сущности, не всё ли равно? Его жена наверняка найдет себе другого мужчину, а дети будут жить, как смогут, в обществе, будущее которого покрыто мраком. Он же никогда ничего не узнает ни о том, кем они станут, ни о том, как впоследствии сложится их судьба. К чему же попусту волноваться об этом в повозке смертника?

Касамаресу шел пятьдесят четвертый год.

Когда процессия прибыла в Мадрид, унтер-офицер, возглавлявший отряд солдат, отдал приказ. Барабаны начали медленно отбивать дробь, и монахи запели покаянные псалмы. Лоренсо по-прежнему оставался спокойным.

Начавшаяся церемония казалась ему театральной и ненужной. Он подумал, что его жизнь не была ни безупречной, ни героической, в ней не было ничего, что заслуживало бы вечной памяти потомков. Впервые обреченный на смерть смотрел на самого себя со стороны, сдержанно, спокойно, отстраненно, с этакой иронической, дотоле не свойственной ему снисходительностью.

Последняя радость, которую Лоренсо суждено было унести с собой в могилу, состояла в том, что он не покаялся. Это наполняло смертника безотчетной гордостью, благодаря которой его душа оставалась безмятежной. По крайней мере, он оказался способным на это. Что касается всего остального, это его совершенно не трогало. Его смерть будет такой же бесполезной, такой же мимолетной, какой была до этого жизнь.

Между тем на улицах собиралось всё больше зевак. При виде распятия некоторые осеняли себя крестом и снимали шляпы. Женщины поспешно бормотали молитвы. Очень немногие, завидев кортеж, принимались хлопать в ладоши и насмехаться над обреченным. Все с любопытством глазели на зрелище, о котором только слышали, на эту редкостную церемонию, вновь учрежденную славным королем Фердинандом, El Deseado.

Инес где-то здесь. Она ждет своей очереди с чашей в руке, наряду с тремя-четырьмя женщинами. Какой-то пастух, прибывший из деревни с четырьмя козами, продает на улице свежее молоко. Ребенку уже около полутора лет, он начал говорить, издавать звуки, делать первые шаги. Это довольно здоровый малыш. Инес зовет его Алисия.

Она держит в руке монету, которую Долорес вручает ей каждое утро от имени Гойи. Инес знает, куда идти и что надо делать, чтобы купить молока. У нее в кармане лежит другая монета, которая пригодится, когда надо будет раздобыть хлеб и ветчину, уже для себя. Затем она принимается слоняться по улицам и садам, а вечером чинно возвращается в свою комнатушку. Долорес говорит, что Инес — чистоплотная и очень набожная женщина. По вечерам она встает на колени перед голой стеной и долго смотрит на нее, до тех пор пока ей не захочется спать.