Молчание - читать онлайн книгу. Автор: Сюсаку Эндо cтр.№ 22

Может быть, они тоже христиане, подумал он и попытался изобразить на лице улыбку, но никто не улыбнулся в ответ. Только какой-то совершенно голый малыш, ковыляя на крошечных ножках, приблизился к процессии. В тот же миг откуда-то выскочила растрепанная, простоволосая мать, схватила ребенка и, прижав его к груди, кинулась прочь. Стараясь унять дрожь, Родригес напрягал все душевные силы, чтобы думать о Том, кого в ту роковую ночь вели из Гефсиманского сада во дворец первосвященника Каиафы.

За околицей у него закружилась голова от ослепительного солнечного света. Ощутив дурноту, он невольно замедлил шаг, но шедший сзади стражник, пробормотав что-то, подтолкнул его вперед. С трудом улыбнувшись, он попросил позволения передохнуть, но стражник с суровым видом отрицательно покачал головой. Над залитыми солнцем полями стоял запах навоза, в небе звонко и весело распевали жаворонки. Какое-то незнакомое Родригесу дерево, растущее при дороге, приятно шелестя листвой, отбрасывало влекущую к себе тень. Пересекавшая поля дорога постепенно сузилась в тропинку, они вступили в холмистую местность; там, уже у подножия гор, чуть в стороне от дороги, стояла в лощине сплетенная из сучьев и ветвей хижина. На желтой глинистой земле чернела ее резкая тень. Возле хижины на земле сидело несколько человек в грубой крестьянской одежде. Руки их были связаны. Пленники о чем-то переговаривались, но, заметив священника, в изумлении умолкли.

Доставив Родригеса на место, стражники вздохнули с облегчением и принялись весело болтать с видом людей, благополучно завершивших работу. Казалось, их ничуть не заботит, сбегут их пленники или нет. Священник опустился на землю - и пятеро узников почтительно поклонились ему.

Некоторое время он молчал. Мухи липли к потному лбу, упорно роились над головой. Рассеянно вслушиваясь в их гудение, он подставил спину теплым лучам, и постепенно его охватило нечто вроде приятной истомы. Он сознавал, конечно, что пришел и его черед, но природа дышала таким безмятежным покоем, что невольно казалось - уж не пригрезилось ли ему все это? «Помни день субботний...» [20] - он сам не мог бы сказать, почему в памяти вдруг всплыли эти слова. Стражники беззаботно болтали, даже смеялись. Яркое солнце освещало маленькую хижину. Думал ли он, что этот день, который он ожидал с тревогой и страхом, окажется таким спокойным и мирным? Это рождало в душе какую-то странную досаду, почти разочарование - ничего героического, ничего трагического не было в этом дне, все было не так, как у мучеников, как у Христа.

- Падре, - пошевелив затекшими руками, обратился к нему сидевший рядом крестьянин с бельмом на глазу, - как же это с вами случилось?

Остальные разом подняли головы, с нескрываемым любопытством ожидая ответа. Казалось, все они совершенно не помышляют об ожидавшей их участи. Родригес ответил, что его схватили в горах, но одноглазый, по-видимому не разобрав, переспросил, приложив руку к уху. Наконец они поняли - и у всех разом вырвался вздох сочувствия.

- Как он по-нашему говорить-то научился! - с детской восторженностью воскликнула женщина. - Вот молодец!..

Стражники тоже улыбались, не пытаясь прервать беседу окриком или бранью. Больше того, когда одноглазый с самым дружеским видом что-то сказал одному из них, тот ответил тоже с улыбкой.

- Кто эти люди? - тихо спросил Родригес у сидевшей рядом женщины. - Почему они их схватили?

- Мы все христиане, падре, а те стражники - нет. Они язычники... - ответила она так спокойно, словно это различие не имело значения. - Вот, поешьте... - Связанными руками она с трудом достала из-за пазухи два маленьких кабачка, от одного откусила сама, второй подала священнику. Впившись в него зубами, он ощутил ароматную свежесть. «С самого первого дня в этой стране я только и делал, что причинял беспокойство беднякам-христианам...» - думал Родригес, вгрызаясь в подаренный кабачок. Они дали ему приют, подарили одежду, кормили его. Теперь и ему следовало бы отплатить им добром. Но у него не было ничего, что можно было бы принести в дар - кроме собственной жизни и смерти.

- Как тебя зовут?

- Моника... - чуть смущенно ответила женщина, словно это была ее единственная драгоценность - имя, полученное при крещении. Какой миссионер дал этой женщине, пропахшей морем и рыбой, имя матери блаженного Августина?..

- А его? - он указал на одноглазого, все еще беседовавшего со стражниками.

- Вы о Мадзаэмоне?.. Его имя Жоан.

- Какой священник крестил вас?

- Не священник. Монах, брат Исида. Падре, наверное, хорошо его знает...

Родригес отрицательно покачал головой. Кроме Гаррпе, он не знал здесь ни одного священнослужителя.

- Как?! - изумилась Моника.- Да ведь это тот самый, которого казнили на вершине Ундзэн...

- Но вы все так спокойны... Почему? - не утерпев, спросил у нее Родригес. - Ведь нас тоже, возможно, ждет такая же участь.

Женщина опустила глаза, разглядывая траву под ногами. Мухи, слетаясь на запах пота, снова назойливо жужжали над головой.

- Не знаю... Брат Исида говорил, что в параисо мы обретем вечный покой. Там не нужно платить подать. Там нет ни голода, ни болезней, ни горестей... В параисо не будут гонять на государственные работы. Ведь нам приходится так тяжко трудиться... - Женщина вздохнула. - Жизнь в этом мире - одно мучение. Но в параисо ничего этого уже не будет, да, падре?

«Рай совсем не таков, как вы себе представляете», - хотелось сказать Родригесу, но он сдержался. Очевидно, этим крестьянам, как зазубрившим катехизис детишкам, рай представлялся каким-то особенным миром, где нет ни мучительных податей, ни тяжкого принудительного труда. Никто не имеет права разрушить эту мечту...

- Да, конечно, - прошептал он. - Там у нас уже ничего не отнимут. - Он помолчал. - Скажи, ты не слыхала о падре Феррейре?

Женщина отрицательно покачала головой. Значит, и здесь Феррейра никогда не бывал? Или, может быть, самое имя Феррейра запретно для японских христиан?..

* * *

Сверху донесся чей-то громкий голос. Над лощиной среди обломков скал стоял невысокий толстенький самурай. Он с улыбкой разглядывал сидевших внизу крестьян. Родригес сразу узнал пожилого чиновника, проводившего обыск в деревне Томоги.

- Ну и жара... - Непрерывно обмахиваясь веером, самурай спустился в лощину. - Наступает самое жаркое время... В такой зной крестьянам работать в поле - сущая мука...

Моника, Жоан и все остальные вежливо поклонились, опустив, как положено, связанные руки на колени. Старик искоса посмотрел на священника, сидевшего в такой же позе, но прошел мимо, словно не замечая. Его шелковое хаори [21] издавало сухой шелест, распространяя аромат благовоний.

- В последнее время дождей совсем не выпадало... На дорогах - пыль... В мои годы трудненько добираться в такую даль... - Он присел на корточки возле арестованных, обмахивая себя белым веером. - Так что прошу, уж не доставляйте, пожалуйста, мне, старику, лишних хлопот...