Шамал. В 2 томах. Том 2. Книга 3 и 4 - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс Клавелл cтр.№ 78

– Израиль – наш союзник. Не лезь в ближневосточные дела, или они сожрут тебя с потрохами. Я запрещаю!

– Если вы говорите «запрещено», значит, запрещено. – Сулейман поклонился и кивнул в знак согласия. – Клянусь жизнью моих детей.

– Хорошо. Сегодня ты отлично поработал. Спасибо. – Хашеми прошел к сейфу и взял пачку потрепанных долларов из тех, что там лежали. Он увидел, как загорелись глаза Сулеймана. – Это небольшая премия для тебя и твоих людей.

– Благодарю вас, благодарю вас, ваше превосходительство, да хранит вас Аллах! Этот Армстронг, считайте, что он уже покойник. – С большой благодарностью Сулейман поклонился и вышел.

Оставшись один, Хашеми отпер ящик стола и налил себе виски. Тысяча долларов – целое состояние для Сулеймана и трех его людей, но это разумное капиталовложение, удовлетворенно думал он. О да. Я рад, что принял решение по поводу Роберта. Роберт знает слишком много, подозревает слишком много – разве не он дал имена моим командам?

– Команды «группы четыре» должны служить добру, а не злу, Хашеми, – говорил он тогда этим своим тоном всезнайки. – Я просто предупреждаю тебя, их могущество может ударить в голову и обернуться против тебя. Вспомни Горного Старца. А?

Хашеми тогда расхохотался, чтобы скрыть свой шок: Армстронг сумел заглянуть в самую глубину его сердца.

– Какое отношение аль-Саббах и его ассасины могут иметь ко мне? Мы живем в двадцатом веке, и я не религиозный фанатик. И что еще важнее, Роберт, у меня нет замка Аламут!

– Ну, гашиш-то есть, и много всего еще получше гашиша.

– Мне не нужны наркоманы или ассасины, мне нужны просто люди, которым я могу доверять.

Слово «ассасины» произошло от слова «гашишины», те, кто принимают гашиш. Согласно легенде, в одиннадцатом веке в Аламуте, неприступной крепости Хасана ибн аль-Саббаха в горах Казвина, он развел тайные сады, созданные по точному подобию райских садов, описанных в Коране, где текли фонтаны меда и вина и возлежали прекрасные и послушные девы. Сюда тайком приводили опьяненных гашишем приверженцев, которым предлагалось вкусить от обещанного вечного эротического блаженства, которое ожидало их в раю после смерти. Потом, через день, два или три, «благословенного» возвращали с небес на землю, гарантируя беспрепятственное возвращение в рай – в обмен на абсолютное подчинение воле Горного Старца.

Из Аламута беспрекословно подчинявшаяся Хасану ибн аль-Саббаху банда простодушных, одурманенных гашишем фанатиков – ассасинов – терроризировала всю Персию, и вскоре на Ближнем Востоке осталось не много мест, куда не дотягивалась бы рука Горного Старца. Это продолжалось без малого два столетия.

До 1256 года, когда внук Чингисхана Хулугу-хан вступил в Персию и бросил свои орды на Аламут, камень за камнем разметал крепость, стоявшую на вершине горы, и втоптал ассасинов в грязь.

Губы Хашеми вытянулись в тонкую линию. Ах, Роберт, как тебе удалось угадать мой тайный план: реализовать идею аль-Саббаха на современный лад; осуществить ее после бегства шаха и начавшихся в стране беспорядков было легко при таком обилии галлюциногенных и психотомиметических препаратов и неиссякаемом запасе недалеких фанатиков, уже опоенных желанием мученичества, которых нужно было просто организовать и повернуть в нужном направлении – устранять любого, кого я назову. Как, например, Джанана и Талбота. Как тебя!

Но с какой же падалью мне приходится иметь дело к вящей славе моего феода. Как люди могут быть такими жестокими? Как они могут так открыто наслаждаться столь разнузданной жестокостью: отрезать человеку гениталии, помышлять о том, чтобы искалечить ребенка? Потому ли все это, что родились они на Ближнем Востоке, всю жизнь живут на Ближнем Востоке и в любом другом месте чувствуют себя чужими? Как ужасно, что они не могут учиться у нас, не могут приобщиться к благодатному наследию нашей древней цивилизации. Империя Кира и Дария должна вновь возродиться, клянусь Аллахом – в этом шах был прав. Мои ассасины проложат дорогу вперед, вплоть до самого Иерусалима.

Он сделал еще глоток виски, очень довольный плодами сегодняшних трудов. Вкус у напитка был превосходен. Он предпочитал пить его безо льда.

Деревня недалеко от северной границы. 05.30. При свете еще не взошедшего солнца Эрикки натянул ботинки. Теперь – летная куртка, мягкая, изрядно потертая кожа тихо шелестела, пока он ее надевал; нож вынут из ножен и спрятан в рукав. Он осторожно приоткрыл дверь лачуги. Деревня спала под снежным покрывалом. Никого из охранников он не заметил. Под навесом, где стоял вертолет, тоже было тихо, но он знал, что его охраняют слишком хорошо, чтобы попытаться улететь. Он экспериментировал, несколько раз подходя к машине в разное время дня и ночи. Всякий раз охранники в салоне и в кабине пилота только улыбались ему, всегда бдительные и вежливые. Ему ни за что не удастся силой пробиться через них троих. Его единственный шанс – спастись бегством, и он продумывал побег с того самого момента, когда позавчера у него вышло столкновение с шейхом Баязидом.

Его органы чувств проникали во тьму. Звезды были скрыты тонкой паутиной облаков. Пора! Он уверенно выскользнул из двери и двинулся вдоль ряда хижин, направляясь к лесу; в следующее мгновение он запутался в сети, которая возникла, казалось, из ниоткуда, и вот он уже отчаянно борется за свою жизнь.

Четыре горца по краям сети, обычно использовавшейся, чтобы ловить и связывать диких коз, знали свое дело. Они быстро обматывали ее вокруг него, все плотнее и плотнее, и, хотя он ревел от ярости и невероятным усилием сумел порвать ее в нескольких местах, вскоре он уже беспомощно дергался на снегу. Секунду он лежал неподвижно, тяжело дыша, потом опять постарался разорвать свои путы, воя от чувства собственного бессилия. Но чем сильнее он пытался освободиться, тем крепче сеть затягивалась вокруг него. Наконец он перестал бороться, откинулся на спину, пытаясь отдышаться, и огляделся вокруг. Его окружили со всех сторон. Вся деревня была на ногах, одета и вооружена. Было очевидно, что его ждали. Никогда еще он не видел и не чувствовал такой ненависти.

Понадобилось пять человек, чтобы наполовину отнести, наполовину отволочь его в общинный дом, где его грубо швырнули на земляной пол к ногам шейха Баязида, сидевшего, скрестив под собой ноги, на почетном месте возле огня. Дом был просторным, с черными от дыма стенами внутри, и он был заполнен горцами.

– Итак, – произнес шейх, – вы осмелились ослушаться меня?

Эрикки лежал молча, восстанавливая силы. Что он мог сказать?

– Ночью один из моих людей вернулся от хана. – Баязида трясло от ярости. – Вчера днем, по приказу хана, моему посланнику было перерезано горло вопреки всем законам чести! Что вы скажете на это? Ему перерезали горло, как собаке! Как собаке!

– Я… Я не могу поверить, что хан так поступил, – беспомощно произнес Эрикки. – Я не могу в это поверить.

– Клянусь всеми именами Аллаха, ему перерезали горло! Он мертв, а мы обесчещены. Все мы, и я тоже! Опозорены из-за вас!