– Но с ним все будет в порядке?
– Стенокардия – вещь вполне обычная, как правило. Как я понял со слов его жены, последние несколько месяцев он испытывал ощутимый стресс, а в последние несколько дней стресс еще больше усилился из-за этой вашей затеи, «Шамала», – оно и неудивительно. Какое, впрочем, мужество! Я снимаю шляпу перед ним, вами и всеми, кто принимал участие. В то же время я настоятельно советую представить всем пилотам и членам экипажа отпуск на два или три месяца.
Жан-Люк просиял.
– А можно получить эту рекомендацию в письменном виде? Разумеется, больничный отпуск на три месяца должен быть с полным сохранением зарплаты – и пособий.
– Разумеется. Какую великолепную работу вы все проделали для своей компании, рискуя жизнью, – вы все должны получить вполне заслуженную премию! Это странно, что сердечный приступ не случился больше ни у кого из вас. Два месяца необходимы для восстановления здоровья, Жан-Люк, и вам обязательно нужно будет пройти тщательное медицинское обследование, прежде чем вы вернетесь к полетам.
Жан-Люк озадаченно посмотрел на него.
– Мы все можем ожидать сердечного приступа?
– О нет, нет, вовсе нет. – Лануар улыбнулся. – Но было бы очень разумно пройти тщательное освидетельствование. На всякий случай. Вы знаете, что грудная жаба вызывается внезапным нарушением тока крови? Инсульт – это когда то же самое происходит в мозге. Артерии забиваются, и готово! Иншаллах. Может случиться в любой момент.
– В самом деле? – Жан-Люк не на шутку забеспокоился. Черт подери! Только сердечного приступа мне сейчас не хватало!
– О да, – услужливо продолжал доктор. – Я знавал пациентов на третьем десятке или лет сорока с небольшим, с идеальным кровяным давлением, нормальным уровнем холестерина, с нормальной электрокардиограммой – и вдруг пуфф! – Он экспрессивно взмахнул руками. – Несколько часов, и пуфф!
– Пуфф? Вот так раз – и все? – Жан-Люк встревоженный опустился на стул.
– Сам я не летчик, но полагаю, что пилотирование влечет за собой изрядный стресс, особенно где-нибудь вроде Северного моря. А стресс, вероятно, является самой распространенной причиной стенокардии, когда часть сердца умирает, и…
– Бог мой, у старины Мака что, сердце умерло?! – Жан-Люк был в шоке.
– О нет, только его частичка. Каждый раз, когда возникает приступ стенокардии, каким бы легким он ни был, какая-то часть сердца утрачивается навсегда. Отмирает. – Доктор Лануар улыбнулся. – Разумеется, можно жить еще довольно долго, пока вся живая ткань не закончится.
Mon Dieu, печально подумал Жан-Люк. Мне это совсем не нравится. Северное море? Ведро дерьма. Мне стоит подать заявление на новое назначение еще до того, как я туда приеду!
– Сколько еще Мак пробудет в больнице?
– Четыре-пять дней. Я бы предложил вам не беспокоить его сегодня и прийти завтра, только не утомляйте его. Ему понадобится месяц отпуска, а потом кое-какие дополнительные анализы.
– Какие у него шансы?
– Это Богу решать.
Наверху, на балконе приятной комнаты с видом на голубое море, Дженни дремала в кресле; сегодняшний выпуск лондонской «Таймс», доставленный с ранним рейсом «Британских авиалиний», лежал, раскрытый, у нее на коленях. Мак-Айвер удобно расположился в чистой постели на накрахмаленных простынях. Легкий ветерок залетел с моря, коснулся его и разбудил. Ветер поменялся, подумал он. Снова обычный северо-восточный. Хорошо. Он приподнялся, чтобы был лучше виден залив. Это чуть слышное движение тут же разбудило Дженни. Она сложила газету и встала.
– Как ты себя чувствуешь, любовь моя?
– Прекрасно. Теперь прекрасно. Боли нет. Только небольшая усталость. Слышал вполуха, как ты говорила с врачом, что он сказал?
– Все выглядит неплохо. Приступ был несильный. Тебе нужно будет поберечься несколько дней, потом месяц отдохнуть, затем нужно будет сделать еще анализы – его очень обрадовало то, что ты не куришь и ты очень здоровый, учитывая твой возраст. – Дженни встала у кровати спиной к окну, против света, но он все равно видел ее лицо и прочел на нем правду. – Тебе больше нельзя летать. Как пилоту, – сказала она и улыбнулась.
– Надо же, беда какая, – сухо проговорил он. – Ты с Энди разговаривала?
– Да. Звонила ему вчера вечером и сегодня утром и еще раз позвоню через час или около того. Пока ничего нового по Марку Дюбуа и Фаулеру, но все наши птички целыми и невредимыми доставлены в Эль-Шаргаз, их сейчас разбирают, готовят к отправке на завтра. Энди так гордился тобой. И Скрэг. С ним я тоже говорила сегодня утром.
Тень улыбки.
– Было бы славно повидать старину Скрэга. Ты в порядке?
– О да. – Она коснулась его плеча. – Я так рада, что тебе лучше. Ты меня изрядно перепугал.
– Я и сам себя перепугал, Джен. – Он улыбнулся, протянул ей руку и сказал грубовато: – Благодарствуйте, миссис Мак-Айвер.
Она взяла его руку и поднесла к щеке, потом наклонилась и коснулась губами его губ, согретая бесконечной нежностью, читавшейся на его лице.
– Ты так сильно меня перепугал, – снова повторила она.
Он заметил газету.
– Эта сегодняшняя, Джен?
– Да, дорогой.
– Такое чувство, что годы прошли с тех пор, когда я видел такую в последний раз. Что новенького?
– Все то же самое. – Она сложила газету и небрежно отложила ее в сторону, не желая, чтобы он видел колонку, которую она читала, из опасения, что это его расстроит. «Крах Гонконгской фондовой биржи». Это несомненно ударит по компании «Струанз» и этому ублюдку Линбару, подумала она, но вот коснется ли это S-G и Энди? Дункан тут ничего поделать не может, вот и ладно.
– Забастовки, Калаган разваливают бедную старушку Британию быстрей, чем прежде. Говорят, он может объявить досрочные выборы в этом году, и если он это сделает, у Мэгги Тэтчер будут хорошие шансы на победу. Разве это не замечательно? Чтобы у власти, для разнообразия, встал кто-то разумный.
– Потому что она женщина? – Он ухмыльнулся. – Вот уж действительно пусти лису в курятник. Боже милосердный, женщина премьер-министр! Уж не знаю, как ей вообще удалось подсидеть Хита и стать лидером консерваторов… должно быть, ей исподнее из железа куют! Если бы только эти чертовы либералы не путались под ногами… – Он не договорил, и она увидела, как он перевел взгляд на море, где мимо проплывали несколько парусных лодок – такая красота.
Она тихо села и стала ждать, когда он понемногу задремлет и уснет или захочет поболтать немного – все, что ему захочется. Должно быть, ему действительно лучше, раз он уже напускается на либералов, подумала она озадаченно, отпуская мысли на свободу, глядя на море. Ветер, пахнущий морской солью, шевелил ее волосы. Было приятно просто сидеть, сознавая, что теперь с ним все хорошо, что он «реагирует на лечение. Не волнуйтесь, миссис Мак-Айвер». Легко сказать, трудно сделать.