Шамал. В 2 томах. Том 2. Книга 3 и 4 - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс Клавелл cтр.№ 178

С отвращением полковник поднял глаза от карточки, которая ничего ему не говорила. В сейфе не оказалось никаких документов, только деньги. Чудесный пешкеш для меня, конечно, подумал он, но где же бумаги? Где-то Фазир ведь должен был хранить все эти папки. У себя дома?

– Да, можешь идти, – раздраженно бросил он, – но будешь являться сюда с докладом раз в неделю. Лично ко мне. И не забывай, если ты будешь плохо работать… мы не намерены держать у себя симулянтов.

– Да, ваше превосходительство, обязательно, ваше превосходительство, благодарю вас, ваше превосходительство. Я буду делать все, что смогу, ради Аллаха и имама, только когда мне приходить?

– На следующий день после священного дня, каждую неделю. – Полковник раздраженным взмахом руки отослал его прочь. Сулиман, шаркая ногами, вышел из кабинета и пообещал себе, что ко дню следующего доклада этот полковник перестанет существовать. Сын собаки, почему бы нет? Моя власть уже простирается до Бейрута и Бахрейна.

Бахрейн. 12.50. Почти в тысяче километров прямо на юг Бахрейн купался в солнце и ароматах растений, пляжи были полны отдыхающими, приехавшими сюда на уик-энд, виндсерфингисты наслаждались несильным устойчивым бризом, столики на террасах отелей были заполнены мужчинами и женщинами, одетыми легко и открыто, которые нежились на мягком весеннем солнышке. Одной из них была Сайада Бертолен.

Она сидела в легком летнем сарафане, накинутом поверх бикини, и потягивала лимонный сок – одна. Ее столик стоял под большим зеленым зонтом. Она лениво наблюдала за купающимися и детьми, игравшими на мелководье: один маленький мальчик был копией ее сына. Так хорошо было бы вернуться домой, думала она, снова обнять моего мальчика и, да, да, даже увидеть мужа. Я так долго жила вдали от цивилизации, от хорошей еды и приятных бесед, от хорошего кофе с круассанами и вина, от газет, радио и телевидения, от всех тех замечательных вещей, которые мы принимаем как сами собой разумеющиеся. Хотя про меня этого не скажешь. Я всегда их ценила и всегда работала для того, чтобы жизнь на Ближнем Востоке стала лучше и справедливее. Но теперь? Радость покинула ее.

Теперь я не просто сочувствующий ООП курьер, а тайный агент ливанского христианского ополчения, их израильских хозяев и их повелителей из ЦРУ – слава богу, мне повезло подслушать, как они шептались друг с другом, думая, что я уже ушла, получив от них приказ вернуться в Бейрут. По-прежнему никаких имен пока что, но уже достаточно, чтобы установить, откуда они. Псы! Грязные, мерзкие собаки! Христиане! Предатели Палестины! Я еще должна отомстить за Теймура. Посмею ли я рассказать обо всем мужу, который передаст эту информацию другим членам Совета? Нет, не посмею. Они слишком хорошо осведомлены.

Ее внимание сосредоточилось на море, и она пораженно вздрогнула. Среди виндсерфингистов она вдруг узнала Жан-Люка, который несся в сторону берега, прекрасно балансируя на коварной доске с парусом, элегантно откинувшись всем телом против ветра. В самую последнюю секунду он развернулся к ветру, легко ступил с доски в мелкую воду и дал парусу медленно лечь на воду. Она улыбнулась такому совершенству.

Ах, Жан-Люк, как ты влюблен в себя самого! Но, должна признаться, это было эффектно. Во многих вещах ты великолепен, как повар, как любовник – о да, но только время от времени, в постели тебе недостает разнообразия и желания экспериментировать, столь нужного жителям Ближнего Востока, которые понимают эротику, тогда как ты поглощен одной лишь собственной красотой.

– Я готова признать, что ты прекрасен, – пробормотала она, чувствуя, как приятно увлажняется при этой мысли. В любви ты выше среднего, chéri, но это твой предел. Ты не самый лучший. Самым лучшим был мой первый муж, может быть, потому, что он был первым. Потом – Теймур. Теймур был уникален. Ах, Теймур, я больше не боюсь думать о тебе теперь, когда я не в Тегеране. Там я не могла. Я не забуду тебя и того, что они сделали. Когда-нибудь я отомщу за тебя христианским ополченцам.

Ее глаза наблюдали за Жан-Люком, она спрашивала себя, что он тут делает, обрадованная его присутствием, надеясь, что он увидит ее, не желая сама делать первый шаг и искушать судьбу, но готовая подождать и посмотреть, что судьба приготовила ей. Она взглянула в маленькое зеркальце, добавила блеска на губы, духов за уши. И снова стала ждать. Он пошел по пляжу в сторону отеля. Она притворилась, что внимательно разглядывает себя в своем зеркальце, наблюдая за его отражением, оставив все на волю случая.

– Сайада! Mon Dieu, chérie! Что ты тут делаешь?

Она была надлежащим образом поражена, и в следующий момент он уже целовал ее, и она чувствовала вкус соли и запах крема от солнца и пота и решила про себя, что день сегодня все-таки сложится великолепно.

– Я только что прилетела, chéri. Вчера ночью прибыла из Тегерана, – ответила она, слегка задыхаясь, позволив своему желанию наполнить ее. – Меня поставили в очередь на место на завтрашний рейс «Миддл Истерн» до Бейрута. Но ты-то что тут делаешь, это просто чудо какое-то!

– Чудо и есть, до чего же нам повезло! Но ты не можешь лететь завтра, завтра воскресенье. Завтра мы устроим барбекю, с омарами и устрицами!

Он был бесконечно уверен в себе и очаровательно убедителен, и она подумала: почему бы нет? Бейрут может подождать. Я жду уже так долго, еще один день ничего не изменит.

А он решил: как замечательно все получилось! Этот уик-энд обещал быть сущим кошмаром, но теперь – любовь после обеда, а потом сиеста. Позже я закажу идеальный ужин, потом мы немного потанцуем, затем будем нежно любить друг друга, потом хорошо выспимся, готовые к еще одному идеальному дню в воскресенье.

– Chérie, я в отчаянии, но я должен тебя покинуть примерно на часок, – сказал он с идеальной ноткой грусти. – Мы пообедаем здесь, ты ведь остановилась в отеле? Отлично, я тоже, номер тысяча шестьсот двадцать три. Примерно в половине второго, без четверти два? Не переодевайся, в этом сарафане ты само совершенство. C'est bon? [34] – Он нагнулся и поцеловал ее, его ладонь как бы невзначай коснулась ее груди, он почувствовал, как она задрожала, и остался доволен.

Больница. 13.16.

– Доброе утро, доктор Лануар. Капитан Мак-Айвер, добрые вести или дурные? – спросил Жан-Люк по-французски: отец Антуана Лануара был родом из Канн, его мать была бахрейнкой, закончившей Сорбонну дочерью безграмотного рыбака, который до сих пор занимался ловлей рыбы, как делал это всегда, до сих пор жил в своей лачуге, хотя был владельцем нефтяных скважин и мультимиллионером.

– Серединка на половинку.

– И насколько же эта половинка посередине?

Врач сложил пальцы домиком. Он был заслуженным человеком на исходе четвертого десятка, учился в Париже и Лондоне, говорил на трех языках: арабском, французском и английском.

– Несколько дней мы не будем этого знать с достаточной точностью, нам еще предстоит сделать кое-какие анализы. По-настоящему мы узнаем, насколько все хорошо или плохо, когда ему сделают ангиограмму, а это будет через месяц. Пока же могу сказать, что капитан Мак-Айвер реагирует на лечение и не испытывает болей.