Stalingrad, станция метро - читать онлайн книгу. Автор: Виктория Платова cтр.№ 26

Удара не последовало, и Елизавета приоткрыла сначала один глаз, а потом другой. Натальино лицо никуда не делось (и не могло деться!), но теперь каждый его элемент существовал по отдельности. Уследить за всеми элементами сразу не представлялось возможным, следовательно — нужно сосредоточиться на чем-то одном.

Елизавета выбрала губы.

До сих пор ничего особенно нежного или просто позитивного они не произносили, Но скверна, толстым слоем лежащая на них, и яд, с них капающий, нисколько не повредили их структуры. Губы Натальи отличались хорошим рисунком и здоровой полнотой. Они были свежи и упруги; они были в меру влажными и без меры влекущими, любой из мужчин — будь-то потомок Дракулы, китаец, араб или (хрен бы с ним!) кукурузное трепло американец нашел бы их эротическими. Или даже порнографическими.

— Что, решила потренироваться? — дерзко просипела Елизавета, обращаясь непосредственно к губам Натальи Салтыковой. — Отработать приемчики на мне, чтоб потом применить их к другим людям! Фашистка, эсэсовка!..

— Дура ты, дева, — это были последние слова, слетевшие с упругих, свежих и влажных губ.

После чего влага отлила от них, и — по каким-то неведомым дренажным системам — ушла куда-то вглубь. Губы Натальи Салтыковой прямо на глазах пересохли и почти перестали существовать, от них осталось лишь воспоминание. То же самое обычно происходит с бывшими когда-то полноводными африканскими реками — их место занимают бесполезные и безжизненные русла. Дно в таких руслах давно растрескалось, оно припорошено песком, глиняной пылью, камнями, останками мелких животных (крупных, впрочем, тоже). Возникновение еще одного сухого русла — и не где-нибудь в Африке, а на лице женщины из города Питера — уж точно не сделает мир лучше, но… каким-то образом оно улучшило саму Наталью. Вернее, Елизаветины представления о ней.

— …дура и есть, — еще раз повторила Наталья. — Но ты мне нравишься. И я скажу тебе кое-что. О чем предпочла бы не говорить… Наверное, ты права. Я — фашистка, эсэсовка, и у меня нет сердца. И это благо, поверь мне. И тебе лучше бы засунуть свое сердце подальше, утопить на фиг в первом попавшемся водоеме… вообще забыть, что оно существует. Иначе…

— Что — иначе?

— Иначе оно разорвется. Сердце с этими стариками всегда разрывается, рано или поздно. Я ясно выразилась?

— Куда уж яснее.

Ничего ей не было ясно, сплошной туман, но — совершенно неожиданно, — прояснились строение и разводка дренажных систем, проложенных где-то там, за оградой прекрасного лица. Они шли наверх, прямиком к глазницам. Об этом свидетельствовала никуда не девшаяся влага: на секунду показавшись в глазных впадинах, она тотчас исчезла.

Видимо, напор был недостаточно хорошим.

Наталья Салтыкова успокоилась так же внезапно, как и вспыхнула. Она опустила Елизавету на землю, сплюнула себе под ноги и уже другим, повеселевшим голосом произнесла:

— Буду звать тебя Элизабэтиха, возражений нет?

Возражения у Елизаветы возникли сразу же, с чего это ей быть Элизабэтихой, на каком основании? И само имя какое-то пренебрежительное, унижающее достоинство. Если на то пошло — существует симпатичный англизированный вариант ее имени — Элизабет. А также Лизелотта (счастливая находка Пирога) и Лайза (счастливая находка Шалимара). Лайза вообще смотрится расчудесно и навевает мысли о Лайзе Миннелли — умопомрачительной актрисе и певице. С ногтями, выкрашенными в красный; с носом забавной конфигурации; с так широко расставленными глазами, что воздушное сообщение между ними часто бывает затруднено. Елизавета очень расстроилась бы, если б Лайза вдруг решила свалить в космос вместе со всеми другими американцами.

Пусть остается на Земле.

И штатовское кино пусть остается, особенно волнующие сцены из Елизаветиного поцелуйного топа. А актеры, которые так нравятся Елизавете, вполне могут попросить политическое убежище в странах Старого Света, им уж точно не откажут.

А идиотская Элизабэтиха пусть провалится в тартарары!

Элизабэтиху не встретишь на концерте классической музыки или в Русском музее, она не посещает театры, выставки современного искусства и премьерные показы в Доме кино. Она ни разу не видела развода мостов, не пробовала фондю, не летала на самолете и думает, что «Мохито» — это всего лишь небритые подмышки. Единственное место, где можно встретить Элизабэтиху, — городская баня. Там она восседает по субботам, в обществе березового веника и шайки: распаренная, красная, со сморщенной кожей на всех двадцати пальцах. Для того, чтобы отлить Элизабэтиху из бронзы, пришлось бы привлечь страдающего гигантоманией скульптора Зураба Церетели, никто другой не справится с подобными банно-прачечными масштабами.

Не-ет, становиться Элизабэтихой — смерти подобно. И Елизавета не станет ей, ни за какие коврижки!

— …Ну я не знаю… Что это еще за Элизабэтиха?

— Очень достойное имя. С великим прошлым и большим будущим. Двадцать девять процентов женщин, работающих в хосписах, — Элизабэтихи. Сорок пять процентов всех медсестер в черной Африке — Элизабэтихи. Шестьдесят процентов сиделок при лежачих больных в европейских странах — Элизабэтихи. Восемьдесят процентов обслуживающего персонала лепрозориев — Элизабэтихи и никто иной!.. А лепрозории, доложу тебе, страшная вещь, пострашнее хосписа, и не всякому она по плечу.

— И девяносто три процента всех лабораторных животных тоже так зовут?

— Ты смотришь в корень!..

— Ладно. Я согласна.

Так Елизавета Карловна Гейнзе, молодая девушка неполных восемнадцати лет, перевоплотилась в Элизабэтиху. А еще через какое-то время, довольно продолжительное время, получила второе имя — Онокуни.

* * *

Прежде чем стать Онокуни, Елизавета предается долгим и несколько путаным размышлениям об особенностях такой странной природной аномалии, как Наталья Салтыкова. Наблюдения, замеры и снятия показаний с приборов ведутся сразу по нескольким направлениям. Данных собрано еще недостаточно, но и те, что есть, свидетельствуют: она имеет дело с феноменом. Феноменальна не только внешность Натальи, но и ее воздействие на людей. Праздношатающиеся одинокие мужчины — не исключение. Кроме них задействованы дети, собаки, таксисты, продавщицы цветов, продавцы хот-догов и шаурмы, дворники, гаишники, гастарбайтеры с окрестных строек. Неодушевленные предметы тоже не остаются в стороне: светофоры, вывески, манекены в витринах, лайт-боксы на автобусных остановках. Конечно, это не означает, что продавщицы цветов, вот так, за здорово живешь, дарят Наталье Салтыковой букеты, гастарбайтеры — мешки с цементом, а гаишники ради нее перекрывают движение. Вовсе нет. Просто все начинают улыбаться, и это — радостные, простодушные улыбки, а не какое-нибудь гадкое подхихикивание. Такое впечатление, что в городе, куда не так часто заглядывает солнце, альтернативным источником света выступает Наталья.

Кстати, светофоры при появлении Натальи Салтыковой самопроизвольно переключаются на зеленый, вывески вспыхивают ослепительным неоном, а манекены в витринах принимают осмысленно-кокетливые позы.