Stalingrad, станция метро - читать онлайн книгу. Автор: Виктория Платова cтр.№ 24

Он восхищен.

— Ну, чего уставился, Гаврила? — Наталья поднимает на бармена глаза. — Ставь свое пойло и проваливай.

Она совсем без тормозов, далеко не всякая женщина решилась бы так разговаривать с мужчиной, со смуглым мужчиной, чья кровь априори способна закипеть и при более невинном замечании. Втянув голову в плечи, Елизавета с волнением ожидает развязки щекотливой ситуации. Но никакой особенной развязки не наступает: бармен проглотил сказанное Натальей и даже не поперхнулся. Он не отходит от стола, он пятится задом, не спуская взгляда с новой Елизаветиной знакомой.

— Гы-гы, — Наталья так широко разевает рот, что становятся видны старомодные золотые коронки. — Пепельницу поменять не забудь…

В пепельницу она со смаком засовывает еще одно словосочетание, как подозревает Елизавета — нецензурное. И хулигански-веселое одновременно. Произнесенное другим человеком, оно вызвало бы неприязнь и желание немедленно дистанцироваться от матерщинника, но с Натальей все по-другому. Елизавета и сама не заметила, как подпала под тотальное и не иначе, как сатанинское, Натальино обаяние. На чем оно зиждется — не совсем ясно. То есть с Елизаветой все более-менее понятно, ее всегда привлекали сильные натуры. Но что нашел в ней парень из-за барной стойки?..

Мужчины устроены совсем не так, как женщины, это — неоспоримый факт. Сила женской натуры волнует их постольку-поскольку, куда важнее безупречность поперечно-полосатых мышц и кубики на плоском животе, ими (за астрономическую сумму) можно разжиться в любом фитнес-клубе. Брачные объявления «ищу стройную молодую девушку до 46-го размера одежды и 38-го размера обуви» тоже принадлежат мужчинам. Если открутить Наталье ее божественную голову, вынуть из пазов руки и оставить только туловище в дурацкой блузке, что останется? Правильно, жировые наслоения, которые в сумерках легко спутать с горой Фудзи. А при свете дня они и вовсе потянут на пик Коммунизма. И кто тогда, спрашивается, толстая жаба? Явно не Елизавета, Елизавета по сравнению с Натальей Салтыковой не жаба, а грациознейшая древесная лягушка агалихнис. Но бармен (хоть он и мужчина) все равно пялится на Наталью, причем с явным вожделением. Может быть, он извращенец?

Не похоже.

Человек, сидящий за соседним столиком, тоже не похож на извращенца, скорее — на сотрудника аудиторской фирмы или банковского служащего. Вот уже пять минут он делает вид, что читает газету «Деловой Петербург», а на самом деле исподтишка наблюдает за Натальей. Хоть и без барменского вожделения, но со жгучим интересом.

Этому-то что надо?

На корпоративной вечеринке с такой, как Наталья, не появишься: во-первых, коллеги засмеют, во-вторых — начальник многозначительно постучит пальцем по лбу (следовательно, повышения и прибавки к зарплате в ближайшие полгода ожидать не приходится). И, наконец, третье: если верны Елизаветины агентурные сведения о корпоративах, туда нужно приходить в точном соответствии с дресс-кодом. Прикид Натальи Салтыковой, раздобытый в покосившейся рыночной палатке с кокетливой вывеской «ЭЛЕГАНТНЫЕ РАЗМЕРЫ», не вписывается ни в один дресс-код. И вообще — для того, чтобы она протиснулась в любую из корпоративных дверей, пришлось бы существенно их расширить по спецзаказу. Заниматься этим в эпоху всеобщей и поголовной стандартизации никто не станет, дураку понятно. Но, может, Наталья тем и привлекательна, что попирает все мыслимые и немыслимые стандарты? Может, она — настоящее сокровище, из тех, за которыми гоняются на аукционах, а потом навсегда скрывают от посторонних глаз в тиши частных коллекций?

Елизавета еще не решила.

А аудитор все глазеет на Наталью Салтыкову, бармен угорает от безотчетного желания приблизиться к ней и лишь несчастная лягушка агалихнис выступает в обычной для себя роли: изображает фон. Наскоро сочиненный театральный задник, до которого никому нет никакого дела. Правда, сейчас Елизавета ненадолго оказалась в центре внимания: смотрящие на Наталью так или иначе видят и ее. Какую-то ее часть, профиль (совсем не греческий), спину (выгнутую колесом); зад, растекшийся по стулу, — об этом ужасе вообще лучше не думать! Чтобы выглядеть пристойнее, Елизавета вытягивает шею, распрямляет спину и слегка отклеивается от стула, напрягая до последней возможности икроножные мышцы. Долго в таком положении не высидишь, но какое-то время продержаться можно.

— …Один пидорас-хроник, девять старых кошелок… нет, их одиннадцать, извини. Сплошь блокадницы, обязательно будут паять тебе, как они защищали Отечество…

— А разве это неправда? — содрогаясь от Натальиного бездушия, спрашивает Елизавета.

— Не вся правда. Я так подозреваю, что в те суровые времена они не гнушались человечинкой. Людоедствовали, одним словом. И тебя сожрут, если что не по ним будет.

— Как это — сожрут?

— Фигурально выражаясь. Притаранишь однопроцентный кефир вместо трехпроцентного или еще чего-нибудь перепутаешь — мигом настрочат на тебя жалобу руководству. Копия — в ЦК КПСС и газету «Правда». Те еще прошмандовки, уж поверь.

— А разве ЦК еще существует? — в незамутненном сознании Елизаветы времена ЦК КПСС плотно смыкаются со временами пророка Моисея и блужданием евреев по Синайской пустыне.

— Нет. Только им не говори, не отнимай последнюю надежду на справедливость. Со всем соглашайся, но на голову себе садиться не давай. Пошли дальше. Божьи одуваны мужеского полу. Этих поменьше, всего пятеро. Отставной майор, якобы герой битвы за Берлин, а на самом деле тыловая крыса — раз. Бывший гэбэшник — два, тот еще… Хер Верёвкин! Орудовал в Праге в шестьдесят восьмом. Написал об этом поэму в сто тридцать страниц гекзаметром. Не ознакомившихся с поэмой он из дому не выпускает, так что запасайся терпением часа эдак на полтора. Затем идут сподвижник Сергея Королева, соратник Льва Гумилева и последователь Ландау. Эти — совершенно безобидные, хотя и выжили из ума лет восемьдесят как. А вот отставного вояку опасайся и жопой к нему не поворачивайся.

— Это почему?

— Будет щипать, стопудово. Проверено на практике. Грудь тоже береги, не проявишь бдительности — облапает, мразь. Тьфу-тьфу, не про нас сказано!

— А как тогда к нему подходить?

— Лучше не подходить. Или приближайся боком, имея в руках электроразрядник для скота.

— Где же я возьму электроразрядник?

— На колхозной ферме, гы-гы. Но шокер можно приобрести в любом оружейном магазине. Он вообще… не повредит. Уяснила?

— Как будто.

— Вопросы есть?

У Елизаветы полно вопросов. Самый первый, прикладной: «а ты, случаем, не эсэсовка?» Затем идут более общие, фундаментального характера: «почему они… все они, все, кто здесь есть, так на тебя смотрят?» Я совсем не хуже (хуже, хуже!) Потому, что это Рубенс и никто не другой? Но Рубенс вовсе не является «голубой фишкой» аукционных продаж. Конечно, стоит он немало, но гораздо большие суммы выручают обычно за Гогена, Модильяни и Пикассо. Если как следует вытянуть Наталью и разрезать вдоль (части примерно на три, с сохранением силуэта) — получится Гоген. Если проделать все то же самое, искривив силуэт сразу в нескольких местах, — получится Модильяни. Если разрубить Наталью на куски, а потом сложить их в произвольном порядке, нисколько не заботясь об анатомической логике — вот вам и готовый Пикассо. P.S. Голову настоятельно рекомендуется оставить в первозданном виде, очень уж она хороша. Чего не скажешь об отношении Натальи Салтыковой к старикам — оно просто чудовищно! Вот за что следовало бы призвать ее к ответу прежде всего. Но вместо гневной отповеди злодейке Елизавета произносит: