— А у нас простым людям одна только
интеллигенция выкает, хочет своё презрение показать. За это её народ и не
любит.
Еле уговорил. И то, чтоб по-свойски “Сенькой”
назвать — так нет. Заместо “Скорикова” стал звать “Сеней”, будто барчука в
коротких штанишках. Приходилось терпеть.
Когда Скорик на “Ковёр-самолёт” глазами
захлопал (готов был от Эраста Петровича всяких чудес ожидать, даже волшебных),
тот улыбнулся:
— Не сказочный, конечно. Так я назвал
мототрипед, самоходный экипаж моей собственной к-конструкции. Идём, посмотришь.
Во дворе, в каретном сарае, стояла коляска
вроде пролётки на рессорном ходу, но только суженная к носу и не на четырех
колёсах, а на трех: переднее невысокое, бокастое, два задних большие. Там, где
на пролётке положено быть передку, — щиток с цифирью, торчком — колёсико
на железной палке, ещё какие-то рычажки, загогулины. Сиденье было хромовой
кожи, можно троих усадить. Инженер показал:
— Справа, где руль, место шофэра. Слева —
ассистента. Шофэр — это такой кучер, только управляет он не лошадью, а
м-мотором. Ассистент же — его помощник. Иногда бывает нужно вдвоём на руль
налечь, или рычаг придержать, или просто флажком помахать, чтоб с дороги
сторонились.
Сенька не сразу допёр, что эта колымага сама
по себе ездит, без коня. В железной коробке, что располагалась под сиденьем, по
словам Эраста Петровича (скорее всего, брехня) пряталась сила, как в десяти
лошадях, и оттого этот самый мототрипед якобы мог бегать по дороге быстрей
любого лихача.
— Скоро на конной тяге вообще никто
ездить не захочет, — рассказывал господин Неймлес. — Только на таких
вот авто с двигателем внутреннего сгорания. А лошадей освободят от тяжкого
труда и в благодарность за то, что столько т-тысячелетий верно служили
человечеству, отправят вольно пастись в луга. Ну, может, самых красивых и
резвых оставят для скачек и романтических поездок при луне, а всем прочим
выйдет отставка и пенсион.
Ну, пенсион — это навряд ли, подумал Скорик.
Коли лошади станут не нужны, забьют их к лешему на шкуры и мясо, за здорово
живёшь кормить не станут. Но спорить с инженером не стал, интересно было
послушать дальше.
— Видишь ли, Сеня, идея вседорожного
м-мототрипеда была темой моего прошлогоднего дипломного проекта в Технологическом
институте…
— Вы чего, только-только из студентов,
что ли? — удивился Скорик. На вид Эрасту Петровичу было сильно много лет.
Может, тридцать пять или даже больше — вон у него уж и виски поседели.
— Нет, я прошёл курс инженера-механика
экстерном, в Бостоне. И вот теперь пришло время претворить мою идею в жизнь,
опробовать её на п-практике.
— А вдруг не поедет? — спросил
Сенька, любуясь сияющим медным фонарём на передке машины.
— Да нет, он отлично ездит, но этого
м-мало. Я намерен установить на моем мототрипеде рекорд: доехать от Москвы до
Парижа. Старт назначен на 23 сентября, так что времени на подготовку немного,
чуть больше двух недель. А дело трудное, почти невозможное. Недавно подобную
попытку предпринял барон фон Либниц, но его авто не выдержало русских дорог,
развалилось. А мой “Ковёр-самолёт” выдержит, потому что трехколесная
конструкция проходимей, чем четырехколесная, я это д-докажу. И ещё вот, смотри.
Никогда Сенька не видел Эраста Петровича таким
оживлённым. Глаза, обычно холодные, спокойные, так и сверкали, на щеках
выступил румянец. Господина Неймлеса было прямо не узнать.
— Вместо новомодных пневматических шин,
удобных для асфальтовой мостовой, но совершенно неприспособленных для нашего
бездорожья, я сконструировал цельнолитые к-каучуковые со стальной проволокой.
Скорик потыкал чёрную шину. Трогать её,
пупырчатую, упругую, было приятно.
— В основе конструкции — трипед
мангеймского фабриканта Бенца “Патент-моторваген”, однако “Ковёр-самолёт”
г-гораздо совершенней! У герра Бенца на его новом “Вело” двигатель мощностью
всего три лошадиных силы и зубчатая передача крепится к задней оси, а у меня,
гляди, она выведена на раму, и мотор объёмом почти в тысячу кубических
сантиметров! Это позволяет разгоняться до тридцати вёрст в час. А по асфальту до
т-тридцати пяти! Может быть, даже сорока! Ты только представь себе!
Возбуждение инженера передалось Сеньке, он
понюхал сиденье, пахнущее кожей и керосином. Вкусно!
— А как на нем ехать, на этом “ковре”?
— Садись сюда. Вот так, — с
удовольствием принялся объяснять Эраст Петрович, а Сенька блаженно закачался на
пружинящем сиденье. — Сейчас, сейчас ты поедешь. Это ни с чем не сравнимое
наслаждение. Только осторожно, не т-торопись. Правую ногу ставь на педаль
сцепления. Жми до отказа. Хорошо. Это регулятор зажигания. Поверни его.
Слышишь? Это искра воспламенила топливную жидкость. Рычагами открываешь
к-клапаны. Молодец. Теперь потяни ручной тормоз, чтобы освободить колёса.
Включай передачу — вот этот рычаг. Теперь потихоньку отпускай ногу со сцепления
и одновременно тяни д-дроссель, который…
Сенька взялся за железную палочку, именуемую
звучным словом “дроссель”, дёрнул её к себе, и самоходная карета вдруг
рванулась с места.
— А-а-а! — заорал Скорик от ужаса и
восторга.
В животе ёкнуло, будто он нёсся на санках с
ледяной горы. Трипед сам собой вылетел из сарайных ворот, навстречу ему
проворно двинулась стена дома, и в следующий миг Сеньку кинуло грудью на
рулевое колесо. Раздался лязг, звон разбитого стекла, и полет закончился.
Прямо перед Скориком были красные кирпичи, по
ним ползла зелёная гусеница. В ушах звенело, болела грудь, но кости вроде были
целы.
Сенька услышал приближающиеся сзади
неторопливые шаги, увидел, что на одном циферблате стекло треснуло, а на другом
вовсе вылетело, и вжал голову в плечи. Бейте, Эраст Петрович. Хоть до
полусмерти — и того мне, дурню, мало будет.
— … который регулирует поступление
г-горючего, и потому тянуть его нужно очень плавно, — продолжил объяснение
господин Неймлес, будто вовсе не прерывался. — Ты же, Сеня, дёрнул слишком
резко.
Сенька, опустив голову, слез. Когда увидел
сплющенный фонарь, ещё недавно такой нарядный и блестящий, аж всхлипнул. Вот
беда так уж беда.
— Ничего, — утешил его инженер,
присев на корточки. — П-поломки в автомобилизме — дело обычное. Сейчас все
исправим. Будь любезен, Сеня, принеси ящик с инструментами. Ты мне п-поможешь?
Вдвоём снимать дешборд совсем нетрудно. Если бы ты знал, как мне недостаёт
помощника.
— А сенсей? — остановился Скорик,
уже бросившийся было к сараю. — Неужто не помогает?
— Маса — консерватор и принципиальный
враг п-прогресса, — со вздохом произнёс Эраст Петрович, натягивая кожаные
перчатки.