Краткий китайско-английский словарь любовников - читать онлайн книгу. Автор: Го Сяолу cтр.№ 39

Пять дней в Ирландии я провожу в молодежном хостеле: лежу и читаю «Близость». Иногда заглядываю в словарь, но чем больше читаю, тем меньше меня интересуют незнакомые слова, всякие там «тэтчеризм» и «терпсихорианский». Мне все равно, что они означают. Я и без словаря понимаю смысл этой истории. Мужчина в этой книге хочет, чтобы жена была близка ему, но не может этого от нее добиться. Поэтому он бросает ее ради другой женщины, ради другой жизни, полной чувств. Разве ты не знаешь, что все, чего я хочу — быть близкой тебе?

Этим утром в Дублине я дочитываю последнюю страницу книги и решаю немедленно отправиться в Лондон. Я устала путешествовать. Мне так хочется поскорее увидеть тебя.

Я быстро упаковываю свои вещи и выхожу из хостела, из этого места, набитого шумными университетскими студентами и хиппи. Может быть, этим людям не нужна близость, а может, ее у них и так предостаточно, или она не представляет для них никакой ценности, раз они могут слушать плеер и танцевать всю ночь в клубах.

self (сущ.) — собственная личность, индивидуальность; чье-либо благополучие или интересы.

Самолет приземляется в лондонском аэропорту Стенстед. День. На улице идет дождь, обычная серость. Я стою у багажного конвейера и жду свой рюкзак. Он что, улетел в Лос-Анджелес, Дели или еще куда-нибудь? Все разобрали свой багаж, а мой так и не появился. Почти час спустя последний пассажир снял свой чемодан с конвейера.

Я иду к окошку «Утерянный багаж», чтобы подать заявление. Служащий извиняется передо мной и говорит, что выяснит, в чем дело, и свяжется со мной. Хорошо хоть паспорт у меня с собой.

Ты меня не встречаешь, поэтому я еду домой на поезде. Мне нечего привезти из своего путешествия. Я потеряла «Дублинцев», потеряла Фернандо Пессоа, потеряла «Близость». И все карты, которые ты мне дал. И еще зубную щетку, одежду и записную книжку. Со мной остались только воспоминания: о квартире в восточном Берлине, об увитом глицинией доме в Амстердаме, о венецианском острове Лидо, о том, что случилось в Фару… Все это осталось в моем сердце и под моей кожей.

Лондонский вечер — как будто никуда и не уезжала. Медленная и шумная подземка, промасленная закусочная, полутемные битком набитые пабы, дождливые улицы, на которых люди ждут и ждут автобуса, а он все никак не приезжает. Лондон — такое унылое место.

Дома никого нет, но везде твой запах. И такой беспорядок. Твои садовые инструменты валяются на полу. В гостиной громоздятся мешки с глиной и гипсом. В кухне на столе выстроились грязные чашки, а на полу лежит пластмассовая ванна. Она смеется надо мной. Только растения в саду живут тихо и мирно. Фруктовое дерево без цветов охраняет покой сада. Везде валяются желтые листья, укрывают твои скульптуры. Я поднимаю с земли смокву. Она уже почти загнила, как только я чуть-чуть ее сдавливаю, показывается сок. Я откусываю немножко — очень сладко. От семян во рту песчаное ощущение. За пять недель, что меня не было, природа так изменилась. Все растения выглядят иначе. А ты? Изменилось ли что-нибудь в тебе за эти пять недель?

Включаю радио. Прогноз погоды — как всегда, очень важный. Диктор говорит таким опечаленным голосом, как будто только что узнал, что Англия проиграла футбольный матч:

«До конца дня сохранится облачная погода, дождь продлится большую часть уик-энда. Сохраняется небольшая вероятность кратковременного появления солнца, так что будем надеяться на лучшее…»

Да. Будем надеяться на лучшее.

Я мою все грязные чашки и тарелки, подметаю пол и прислоняю твои скульптуры к стене. Бросаю все твои носки и пропотевшие рубашки в стиральную машину. Прибираюсь на твоем столе. Потом сажусь и начинаю ждать.

Когда на улице становится совсем темно, ты возвращаешься домой с компанией друзей. Ты обнимаешь меня и говоришь «привет» точно так же, как сказал бы какому-нибудь из них. Потом все рассаживаются, начинают курить, пить чай, шутить непонятные английские шутки и смеяться. Я так и не научилась понимать шутки. И еще я знаю, что ты терпеть не можешь табачный дым, но сейчас разрешаешь своим друзьям курить по всему дому. Дружба. Достопочтенный термин.

Я пытаюсь присоединиться к разговору, но ничего хорошего из этого не выходит.

Твои друзья говорят об операциях по перемене пола. У одной женщины очень много косметики на лице и длинные вьющиеся светлые волосы. Но есть в ней что-то странное, она почему-то выглядит как-то по-мужски. Возможно, она раньше была мужчиной. Боже, откуда мне знать.

Она эксперт в этой области:

— Он вполне уверен, что хочет сделать операцию? Тогда, милый мой, он должен делать ее в Штатах, уж поверь мне. Я могу дать ему всю нужную информацию и рассказать о ценах.

— А в самом деле, сколько это стоит? — не терпится узнать одному из твоих друзей.

— Ну, доктор Бронштейн берет 7750 долларов, а «Хирургический центр» — три тысячи… но на самом деле приходится выкладывать еще чертову кучу денег за всякие другие услуги. Анестезия стоит семьсот баксов…

— Ну ни хрена себе! — говорит любопытный друг.

— Расскажи поподробнее о самой операции, — просит другой.

— Это, надо сказать, довольно сложный процесс. Хирург должен создать вагину и обеспечить максимально возможную чувствительность и ей, и клитору, при этом оставив минимум рубцов…

Я режу морковь и пытаюсь следить за разговором. Морковь очень твердая.

Я слушаю, слушаю, слушаю. Слушаю очень внимательно, даже перестаю резать морковь. Но в конце концов совершенно теряю нить. Я в этом кругу посторонняя, отрицать это невозможно. Я всего лишь чья-то жена-деревенщина. Мне одиноко. Мне хочется одного — поговорить с тобой наедине. Я чувствую, что ожидание, копившееся во мне все путешествие, уходит в никуда. Меня начинают одолевать горькие мысли. Сомневаюсь, что мое пятинедельное отсутствие в этом доме хоть как-то на тебе сказалось.

Пока они продолжают свою беседу о смене пола, я говорю тебе, что потеряла свой рюкзак и все твои карты. Ты говоришь: ничего страшного, тебе они больше не нужны.

Один из твоих друзей услышал наш разговор и понял, что я только что вернулась из Европы.

— Так значит, ты была в Дублине?

— Да.

— Ну и как там?

— Хорошо.

Другой друг спрашивает:

— А в Париже?

— В Париже тоже хорошо.

Третий:

— А в Венеции понравилось?

— Да.

— Это хорошо.

Вот так, значит, и разговаривают англичане? Если да, то я теперь тоже стала немножко англичанкой.

Наконец все уходят. Только табачный дым плавает под потолком, да на столе остались пустые стаканы. Вот мы и остались наедине, лицом к лицу.