Перебирая в памяти вехи славной карьеры Шерлока Холмса, я прихожу к выводу, что в период между 1894 и 1901 годом его услуги были наиболее востребованы. Важные, имеющие громкий резонанс дела и частные расследования сменяли друг друга с калейдоскопической быстротой. Ушли в прошлое старые добрые восьмидесятые, когда Холмс мог позволить себе после завтрака расслабленно откинуться в кресле, не спеша прочитать утреннюю газету и отложить ее в сторону, сетуя на то, что частному детективу снова нечем заняться.
К нам на Бейкер-стрит заходили и знаменитости, и обычные люди. Сегодня это мог быть посланец из Виндзора, с Даунинг-стрит
[39]
или из посольства какой-либо европейской страны. На следующий день нас посещала скромная вдова или старый солдат, которому больше не к кому обратиться за помощью. Холмс не раз повторял, что он работает из любви к искусству. И все же он больше симпатизировал слабым и беззащитным, чем богатым и влиятельным. Он никогда не отказывал тем, кто не в состоянии был заплатить.
Многие годы Холмс вел не вполне здоровый образ жизни. Шприц с кокаином, которым он отравлял себя, всегда лежал в ящике стола, готовый к использованию. Редкие часы отдыха мой друг проводил, запершись в своей комнате, вдали от солнечного света и свежего воздуха, — ставил химические опыты или играл на скрипке своих любимых Гайдна и Мендельсона. Вот и все развлечения, помимо неизменной трубки, которые он знал в жизни. Он так изнурял себя работой, что даже конкуренты нередко беспокоились о его самочувствии.
— Мистер Холмс загонит себя в гроб, если не сбавит обороты, — заметил после одного совместного расследования наш друг из Скотленд-Ярда инспектор Лестрейд.
Я не мог с ним не согласиться. Но по собственному опыту знал, что нет ничего более бесполезного, чем давать Холмсу медицинские рекомендации.
Людям, знакомым с моим другом понаслышке, может показаться странным, что Холмс, с его репутацией и неукротимой энергией, в 1897 году, на пике славы, бросил практику в столице и отправился на край света. У него ушло много недель на скромное частное расследование. Вероятно, он просто не мог отказать попавшей в беду девушке, почти школьнице, которой угрожали смертью жестокие и беспощадные законы чужой страны. А может, ему хотелось предотвратить несправедливость, способную обернуться крупным скандалом и несмываемым позором для британской короны. Каковы бы ни были причины, но это дело, как и большинство других, началось в знакомой обстановке на Бейкер-стрит. Для удобства в этом рассказе, озаглавленном «Йокогамский клуб», я объединил несколько не связанных между собой событий.
Те, кто помнит лондонскую осень 1896 года, подтвердят, что дождь лил безостановочно. Если он и не разогнал туман, то значительно рассеял его. Дни становились все короче, солнце все ниже совершало свой путь над горизонтом, и казалось, что в мире наступили вечные сумерки. Было темно даже в три часа пополудни.
В один из таких дней, когда мрак сгустился еще до ужина, Холмс сидел за разложенным на столе огромным фолиантом по фармакологии. Рядом стояла закрепленная в штативе пробирка со зловонной зеленой жидкостью. Детектив сгорбился и так низко склонил голову, что напоминал большую серую птицу с черным хохолком. Я как раз собирался отвлечь его от раздумий, но дверной звонок опередил меня.
Однако Холмс и ухом не повел. Он перевернул страницу книги и сосредоточился на чтении. Я подошел к окну, отдернул шторы и посмотрел на улицу. Пустой экипаж отъезжал от нашего дома, кебмен прикрикнул на лошадь и хлестнул ее вожжами. Стоявшего у дверей человека я видел впервые. Над крыльцом зажегся свет, его отблески замерцали на плаще незнакомца, мокром от непрерывного дождя. Он что-то сказал миссис Хадсон, и спустя несколько мгновений она постучала в нашу дверь.
— К вам посетитель, мистер Холмс, — объявила наша добрая хозяйка, хотя это и так было очевидно. — Мистер Джейкоб пришел без приглашения, но просит принять его по делу безотлагательной важности.
Сколько раз нам приходилось слышать подобные слова! Холмс поднял голову от книги, и лицо его просветлело.
— Очень хорошо, миссис Хадсон. Если визит мистера Джейкоба не займет более получаса, я со всем вниманием выслушаю его.
Наша хозяйка вышла, чтобы помочь гостю снять плащ, и вскоре мы услышали его тяжелые шаги по лестнице. Это был широкоплечий светловолосый мужчина приблизительно тридцати лет, хорошо сложенный, гладко выбритый, но с бледным и болезненным лицом. Темные круги под голубыми глазами подчеркивали их яркость.
Холмс внимательно взглянул на вошедшего, а затем поднялся, чтобы пожать ему руку.
— Присядьте, пожалуйста, доктор Джейкоб, — сказал он, указывая на свободное кресло. — Чем могу быть полезен?
Услышав это обращение, наш посетитель побледнел еще сильнее.
— Вы знаете меня, мистер Холмс?
— Я впервые услышал ваше имя минуту назад, — успокаивающим тоном произнес Холмс. — О вашем занятии говорит несколько оттянутый нагрудный карман, в котором вы обычно носите стетоскоп. При этом края металлической трубки постоянно зацепляются за ткань. Я имел возможность убедиться в пагубном воздействии этого инструмента на одежду, наблюдая за моим коллегой доктором Ватсоном. Кстати, в его присутствии вы можете говорить с полной откровенностью.
Доктора Джейкоба, вероятно, удовлетворило такое объяснение. Он успокоился и сел.
— И все равно, мистер Холмс, ваши слова немного выбили меня из колеи.
Мой друг стоял возле камина, скрестив руки на груди и обхватив правый локоть левой ладонью.
— Простите меня, доктор Джейкоб. Я вовсе не хотел причинить вам неудобство и вполне могу ошибиться в своих предположениях. Однако рискну утверждать, что вы недавно переехали и ваш дом находится неподалеку от железнодорожной станции. Вы прибыли на вокзал Виктория или Ватерлоо. Пожалуй, все-таки Виктория. Вопрос, по которому вы пришли ко мне, действительно требует безотлагательного решения. Дело касается того, кто вам дорог. Этот человек волею судьбы оказался далеко отсюда. Вчера, вероятнее всего после обеда, вы получили некое тревожное известие и провели бессонную ночь. К утру у вас созрело решение обратиться ко мне. Вы хотите, чтобы я отправился с вами в далекое путешествие и помог одной молодой леди. Сожалею, но не могу заранее пообещать, что исполню вашу просьбу.
От удивления у бедного доктора, как говорят в подобных случаях, отвисла челюсть и округлились глаза.
— Вы не могли знать этого, мистер Холмс! Наверняка к вам уже обращались. Кто-нибудь из семьи Кэрью.
Холмс сел на диван, скрестил ноги и принял непринужденную позу, словно это могло успокоить доктора Джейкоба.
— Уверяю вас, никто ко мне не обращался, — с доброжелательным видом сказал он. — И мне ничего не известно о семье Кэрью. Я просто обратил внимание на то, что ваши ботинки слегка подмокли, хотя вы приехали сюда в кебе. Это означает, что вы сегодня уже побывали под дождем. Однако обувь не успела бы высохнуть за последние пятнадцать-двадцать минут. Вероятно, вы шли пешком от дома до станции, но расстояние было небольшим, поэтому подошвы испачкались не сильно. И все же мелкие, не крупнее зернышка, крупинки гравия или песка прилипли к ним. Мне приходилось прежде наблюдать за работой драги, углубляющей фарватер, и я без труда определил, что это частицы осадочных пород, извлекаемых со дна моря. Ими часто засыпают новые дороги возле недавно построенных домов в Суррее и Суссексе, пока местные власти еще не распорядились их загудронировать. Из всего этого я сделал вывод, что вы живете неподалеку от железнодорожной станции в одном из вышеназванных графств, причем поселились там совсем недавно.