Катрине этого не замечает. Она видит прилично одетого старшего брата, который поддерживает себя в хорошей форме, говорит на нурландском диалекте и занят компьютерным бизнесом.
— Я ненадолго, — сообщает он по ходу их перекура. — Я прилетел дневным рейсом из Амстердама, а вечером еду в Берген, поездом.
Амстердам! Курсом на Берген! Это попахивает... сомнительными делишками. Преступлением. Внезапно я перестаю чувствовать себя в безопасности в собственной квартире. Насколько я знаю, дом уже, возможно, окружён полицией. Не исключено, XT планирует взять нас в заложники.
— Я собиралась готовить обед, — говорит Катрине. — У тебя есть время подождать, час примерно.
— Нет, я не голоден. Поел в самолёте.
Аппетит не ахти, думаю я. Но хорошо хоть обойдёмся без обеда и застольных бесед. Чем быстрее он уберётся, тем лучше.
— А давно вы виделись в последний раз? — спрашивает Катрине.
— Года два-три назад, типа того, — отвечает XT.—Да?
— Да вроде, — соглашаюсь я.
— Братишка-то мой стал взрослеть, — замечает XT. — Всё как у больших, и квартира здоровая, и дама красавица.
Катрине вспыхивает румянцем.
— Ой, ну только не говори, что ты старше Сигбьёрна. Ты выглядишь моложе.
— Так меня героин молодит, — откликается XT и прыскает хохотом, типа пошутил, так что Катрине приходится принять это за остроту, хотя и странную, и ответить осторожным смешком.
XT тянется за стаканом, и я вижу у него на левой руке грубую, расплывшуюся тюремную наколку. Хотя сама кожа на вид здоровая и чуть смугловатая, как после солярия. Не думаю, чтобы Катрине сумела распознать татуировку.
— Ты женат? — спрашивает она. У него на пальце несколько золотых колец.
— Нет, как-то времени всё не хватает.
Глаза бегают нервно. Ему не по себе. Отличненько.
— А вы как? Племянничек, часом, не на подходе?
В его голосе и взгляде есть что-то дразнящее, нескрываемый горячий интерес, тоже мне, будущий добровольный нянь, дядюшка, готовый засыпать малюток маковыми сластями, обучать их всяким гадостям, напихивать перед таможней им в подгузники героин...
Катрине опять пунцовеет. Странно он на неё действует. Может, XT ей понравился? Показался интересным мужчиной? Знала бы она...
— Нееет... Мы оба по уши в работе. Это не горит.
— Что у Сигги завелась женщина—уже шок, — заявляет мой брат. — Он был такой домосед, ни друзей у него не было, ни в футбол не играл...
...ни в истории не попадал, ни клей не нюхал, ни денег у мамы не таскал...
— Ты сказал Сигги? — переспрашивает Катрине со смешком.
Проклятое имечко!
— Он — Сигги, а я — Хелла. Теперь в основном XT. К вам в нужник можно?
Я не уверен, что слово «нужник» Катрине известно. Хотя нет, знает. Она поднимается и показывает дорогу.
— Ни черта себе! Прямо как в отеле, — доносится до меня бормотание XT, пока он запирает за со бой дверь.
— Ты тоже так говорил? — вернувшись, спрашивает Катрине.
— Не в такой степени, — говорю я. —Тебе это не нравится?
— Нет... просто мне никогда не встречался... ему диалект идёт. А тебе нет.
— Да уж.
— Слушай, а почему ты смотришь на него волком? По-моему, он хороший.
Святая простота. Надо бы рассказать ей, как он тогда заблевал весь ковёр, забыл грязный шприц и сбежал с видеомагнитофоном, но пока маскарад удаётся выше всяких похвал.
— Человек как человек. Ну знаешь, как это бывает между братьями, не всегда ж легко.
— По-моему, он классный, — говорит не обременённая братьями Катрине. — И ничуть не похож на компьютерщика.
И ничуть не похож на компьютерщика.
— Может, всё-таки заняться обедом? Вдруг он передумает.
— Ради бога, подожди.
— Извиняйте! — доносится вдруг со стороны прихожей.
Катрине вскакивает на ноги:
—Да?
— Я это... нельзя ли мне... нет ли у вас ведёрка?
Ведёрка!
Катрине смотрит на меня круглыми глазами. Я смиренно развожу руками. Моему брату нужно ведро. Для каких целей, мы, если повезёт, не узнаем. По его просьбе мы дадим ему ведро, и всё.
Со словами «ничего себе» Катрин идёт в чулан и возвращается оттуда с жёлтым ведром, которым не пользуется никто, кроме уборщицы Аниты из Познани. При виде ведра я сразу представляю себе её лицо, краснощёкое, пухлое, с униженным выражением. И то, как отсчитываю ей деньги, всегда наличными, восемьдесят крон в час помноженные на три, и как округляю их всегда до двухсот пятидесяти. Год назад полицейское управление Осло провело рейд против польских рабочих-нелегалов, и кто-то показал мне газету с фотографией: шеф столичной полиции позирует за столом, заваленным слепками с ключей. Я помню в каком ужасе я разглядывал слепки, проверяя, нет ли среди них ключа и от моей квартиры. Такие страхи XT неведомы.
Я сижу и вожу пальцами по бортику стола от Ногучи, пока XT и Катрине занимаются чем они там заняты с ведром. Когда на стеклянной столешнице что-нибудь стоит — сейчас это стакан и бутылка воды, — стол кажется ещё красивее. Созданный в 1944 году, он представляет собой один из первых образцов биоморфной мебели: пара одинаковых «козел» из заморённой под эбеновое дерево берёзы, поставленных друг на друга развёрнутой буквой «z», удерживают конструкцию воедино, хотя на самом деле стол придавливает к месту тяжесть стеклянной плиты. В этом предмете есть мягкая пластичность в духе Генри Мура. (Многие возразят, что скульптуры англичанина напоминают им кучи испражнений, как будто окончательную форму вещи придало заднепроходное отверстие. Тот же мой брат вам такое скажет.)
Возня. Шёпот. Потом громко: «Ну и кашеварка, забодай меня лягушка!» Я улыбаюсь. Пока меня не посещает мысль, а чего, собственно, проект с ведром передислоцировался в кухню.
Возвращается Катрине. Садится.
— Ему нужны две вилки, — говорит она.
— Зачем?
— Сигбьёрн, это твой брат. Ему нужно две вилки. Одно ведро и две вилки.
Я ничего не понимаю. И не скрываю этого.
— Давай подождём и посмотрим?
Мы ждём. Мы дослушиваем до конца пластинку, допиваем бутылку воды, я посылаю Катрине на кухню варить кофе, она возвращается через некоторое время с тремя чашками эспрессо, a XT всё ещё в туалете.
— Что-то он там затих? — говорю я, чувствуя приближение неприятностей. Зато никто не будет обзывать меня Сигги.
— Некоторым требуется больше времени, — успокаивает Катрине.
— Некоторым требуется ведро, две вилки и больше времени, — уточняю я.