Выступление подошло к концу, он был опустошен, как те консервные банки. А как он потом заявился в семейном кругу, из Европы (в Европу), мадам Гитти, повиснув на муже, спрашивала: «Скучал по мне, скучал?» Мастер не заметил, к чему относится вопрос, и ответил так, грубовато: «Было вкусно», ↓ несем же и мы для себя, гуманных, аккуратных людей, урок, кавалькаде позитива и негатива, которая вытекает из двойственности этой «вещи».
Негатив: мы являемся свидетелями потускнения, потому что завоеванное благодаря непогрешимости шуршащей белой бумаги и нескольких нравственно тощих букв со временем утрачивается, на эту его непохожесть в Литературе, которая вместе с тем является фривольным симбиозом себя самой с Жизнью, который он с таким хитроумием и напором воплощает в качестве классической авангардистской мечты, наплевали. А теперь перейдем к позитиву.
Позитив: с другой стороны, быть причастным к увяданию творения — вещь дельная и полезная. И еще кое-что: видеть, как текст гоняется за собственным хвостом, кис, кис, кис. «Кыш, противные кошки, mes amies!»
20 Дорогой Петер!
Едва вы вышли из моей комнаты, как мне пришло в голову то, что я еще хотела сказать, но я уже так стара, что все вылетает из моей старой головы. Нередко я путаю то, что мне снилось, знаете ли, с тем, что мне не снилось. Часто хожу, задумавшись, под вашими тополями, но перелетающие мячи уже и там не могу перебросить через забор. Как только вы вышли из моей комнаты, как красивы ваши цветы. Вы знали, что это мои любимые? Или просто случайно наткнулись? Когда захлопнулись двери лифта, мне пришло в голову то, что я непременно хотела вам сказать: что я особо благодарна вам за то, что вам пришло в голову в последний раз благословить старую бабку.
Я получила одно очень удачное фото от примас-герцога. Много чего вылетает у меня из головы, но ваши цветы чувствуют себя хорошо. Как вам Й.? Наверняка очень была вам рада? Я тоже очень была рада визиту, который, как всегда, был слишком краток! Раньше родственные визиты не были такими короткими. Всаднику нужно было отдохнуть!! Но я была очень рада.
Мне нужно сказать еще только одну вещь (если не почтете за оскорбление), мне не нравится ваш теперешний род занятий: зачем таким способом потакать человеческим слабостям? У меня это, можно сказать, перед глазами стоит. Тогда почему не кондитерская? Там тоже нужно все смешивать или блины делать. Любезный Петер! Не почтите за оскорбление — но при виде ваших прекрасных цветов мне пришло в голову написать это.
Но тем не менее крепко обнимаю вас,
ваша старая Йоланка.
Добавленное мной в конце передайте, пожалуйста, вашему отцу.
21 Дорогой Петер!
Премного благодарна за ваше подробное письмо. Сочувствую. Что за книги вез ваш друг, что их отобрали? Бунтарские книги? Или Джойса? Маленькая Кузина говорит: «Гитти жутко милая» (что за выражения! но я после вас, дорогой мой, уже ничему не удивляюсь!), потому что она прислала к красному платьицу оборку и нитки. Она уже их пришила, по ее словам, очень симпатично. Наряды — ее мания, она все на себя нацепляет. Вот и сегодня была здесь, завалила меня своими новостями, не продохнуть, а ведь это немало значит. Например, что в это воскресенье «планируют устроить прогулку» в Долину Радости. Говорят, это чудесное озеро, окруженное хвойным лесом. Можно жарить шашлыки. Твоя кузина недавно закончила «произведение под названием» «Дочь Шотландии». Ей очень нравится. Стиль нравится, как она говорит. Довольно об этом.
Хотя жара стоит сильная, я себя чувствую хорошо. Жду Карлу, пока два «Перло» пошли убирать охотничий домик. Или это была лишь болтовня?! Местные соцдемы устроили чемпионат по пинг-понгу для стариков, инвалидов. (Это условие я выполняю на сто процентов.) Один матч по пинг-понгу я выиграла.
Представляю себе измазанное шоколадом лицо Доры! Она что, в самом деле так вымазалась?! Сколько энтузиазма в вашей Гитти. Она сделала правильный выбор. — Я согласна с Мамой в том, что теннис намного элегантнее и не такой грубый, как «футбик». Хотя было такое время, когда его презирали за то, что это игра для избранных! Я плохо играла, но любила наблюдать за величавыми, белыми движениями.
Крепко обнимаю вас,
ваша старая Йоланка.
P. S. Только что получила ваше письмо за 7-е число, о капитане Э. Но меня намного больше интересует, как нога вашей матери? Есть ли еще боли? Сколько продлятся лечебные процедуры? Сколько раз в неделю приходит врач и т. д. и т. п. Проблема в сужении сосудов? Сведений недостаточно. Ей делают акупунктурный массаж? Здоровье все же интереснее, чем «футбик». Я сержусь. Знаете, милый Петер, вокруг меня поумирали все родные, и я немного устала. Ваша страна, да и моя страна довольно утомительна. Не знаю, понимаете ли вы, в каком смысле утомительней Конечно, нет. Конечно, не чувствуете, потому что у такого молодого человека, как вы, еще есть на то причины.
Йоланка.
— — — — —
Речь шла об эдаком путешествии на лодке, чем-то среднем между катанием на лодке и походом на лодке. Даже если и не в Долину Радости, даже если и не с шашлыками!
Он осторожно перенес зад с лавки на днище, затем, придерживаясь этой опорной точки, съехал торсом на стертые, с точки зрения зеленого цвета, доски так чтобы облака служили таким образом ориентиром для головы и он мог наслаждаться кавалькадой наблюдаемых вверху образов: играющим в прятки солнцем, изменением формы участвующих в этой игре гордых облаков, когда, напр., из де Голля получается Италия, а из нее большой… и т. д. и т. п. — все это забавно. В предыдущем положении порядочно дул ветер, он торчал снаружи, здесь же, теперь, на дне челнока стояло приятное тепло и безветрие. («Текст не закодирован!» И: «Знаете, друг мой, истинная символика — это когда исключительное заменяет собой привычное не как мечта или тень, а как секундное, животрепещущее раскрытие тайны неразгаданного».) Он закрыл глаза и отдался во власть солнца. Но поскольку из-за плеска волн внутрь заплюхивалась водная субстанция, внезапно приподнялся, чтобы спросить капитана, господина Андраша: «В чем дело, ухабы на дороге?» Он изволил моргнуть. «На это, — сказал господин Андраш, изящно склонившись к мотору, чтобы его разворотом поставить челнок под более благоприятным углом относительно волн, — на это старые береговые жители говорят, что челнок разивачивают». Сидящие в лодке рассмеялись: помимо упомянутых: господин Тихамер, скульптор.
«Дядя Тихамер», — сказала Донго Митич на берегу «Не дядя», — поучал отец свою дочь; хотя спокойно прицепился бы и к «Тихамеру». «Нехет?» Но к этому моменту дело уже шло к плачу. Они стояли там, покачиваясь. Но Авдотья Егоровна заупрямилась. Приветливый капитан Андраш очень приветливо приглашал малышку, мастер же пытался проявлять отеческую строгость: «Ну! Заяц! Пришло время решать, кем ты хочешь быть: морским волком или сухопутной крысой!» Строгий взгляд открыл слезовые шлюзы, «милая крошка» сказала, всхлипывая: «Хочу! Сухухохопухутной крыхысохо-о-ой! Хочу!»
Когда господин Андраш, великий поклонник правил и предписаний (удостоверение, пешеходный переход и т. д.), ушел обратно в дом за бумагами и время таким образом было оттянуто, девчушка успокоилась; она сучила-мусолила ручонками: «Чего малышке Доре бояться? Вот дети не боятся. Чего бояться?» Этими словами она, вся трепеща, себя подбадривала. Фигуры мастера и капитана Андраша появились в начале тонкой бетонной полоски пристани; они несли бумаги. По пути с ними случилось 3 достойных упоминания вещи — с ними, из-за них. 1. На горячем бетоне лежал дохлый угорь с пожелтевшим, блестящим шрамом на животе. «Как рот в травматической лихорадке». — «Именно», — «Только длинный; продолговатый». Потом мастер еще сказал, что угорь вроде не венгерского характера рыба (не в том смысле, конечно, что угры, финны и т. д., — ситуация была не настолько пустяковая). «Да она и не водилась здесь никогда», — сказал капитан Андраш, как древнейший обитатель здешних мест, конечно. (Никуда не денешься: морской волк.) 2. Обсуждая какое-то произведение, господин Андраш рассуждал так (в тапочках!): «Связь этой схематичной формулы и современного общества белыми нитками шита, но вместо аналитического изложения колеблющих границу невиновности ссылок наклеивают лишь ярлыки, да и те не всегда в нужном месте. Одним из столпов идеологической постройки является властелин масс, другим же — котел с мясом». Он, устремив вдаль взор, кивал, он и сам испытывал к подобным вещам омерзение. И хотя — судя по всему — прикладывал усилия для того, чтобы принять аутентичное участие и в разыгрывающейся сцене, его неугомонная сущность уже обнаружила кое-что другое. Этот неизменный прищур! «Стой!» — сказал он с некоторым ужасом и указал на один из бесчисленных фонарей на молу. Тот вимм-вумм и правда шевелился, подрагивал, как и полагалось. Двое художников одновременно произнесли: «Срезонировал». Своими чувствительными радарами они уловили юмор фразы, однако трагедия сдвинутого предмета подействовала на них сильнее. Факт остался фактом, слава Богу. «Вот-вот бетон расколет», — покачал головой он. «Ты про этот мост смотрел?» (Немногословное примечание, относящееся к фильму, снятому об одном подвесном американском мосте, каковой мост затем обвалился в реку. Спичечные человечки спешили спасать свою шкуру.) «Видел». — «Солдаты поэтому тоже не ходят по мосту в но…» — «Знаю». Мастер разговаривал как учитель физики, это, понятным образом, злило ученого музыканта, который и сам был без пяти минут математиком. Тогда он решился на поступок и всем телом обнял длинный железный столб фонаря и сначала дрожал вместе с ним, а затем движение все слабело, а затем он, стоя неподвижно, тяжело дышал. «Может… может, от порывов ветра…» Капитан Андраш с любовью покачал красивой готической головой, положил мастеру на плечо руку: «Ну ты и задница!» Пардон. 3. Оставив позади небольшой поворот, они наткнулись на минимально окрашенный корабль под названием «продается» — приземистый, устрашающего вида предмет, как некий ветхий монитор (сторожевой катер), — на корме которого, да и вообще по всей палубе усердно работали хозяева или их доверенные лица.