Нефритовые четки - читать онлайн книгу. Автор: Борис Акунин cтр.№ 54

У человека, который удачно провернул ловко задуманное убийство, может возникнуть ощущение своего всемогущества, превосходства над жалким, тупым, законопослушным стадом. Он чувствует себя тайным повелителем мира, закулисным вершителем судеб, упивается своей воображаемой властью. Это очень сильное чувство, требующее постоянной подпитки. Я могу сделать всё, что пожелаю, закон против меня бессилен, говорит себе маньяк. И оставляет адскую машину в людном месте, твёрдо зная, что его никогда не найдут, потому что кинутся искать террористов. Или, мефистофельски посмеиваясь, капает на рауте яду в один из стоящих на подносе бокалов – просто чтобы посмотреть, кого из гостей выберет Рок.

С этой безумной позиции, наверное, было бы головокружительным удовольствием среди бела дня застрелить в упор малознакомого человека, да ещё князя, и выйти сухим из воды. Если не удастся доказать злой умысел, убийца, действительно, отделается пустяками. Страшно вообразить, какое развлечение он себе придумает в следующий раз.

Случай на охоте выглядел бесперспективным. Вердикт суда можно было предугадать заранее: выслушав подзащитного и единственного свидетеля, председательствующий распорядится прекратить дело за недоказанностью, применив к обвиняемому беззубую юридическую формулировку «оставить в подозрении». А ещё вернее, Кулебякин потребует суда присяжных, и краснобаи-адвокаты обеспечат ему полное оправдание.

Нет-нет, возможность разоблачить убийцу имелась только здесь, в Петербурге, и Фандорин твёрдо вознамерился этот шанс не упустить.

 

Поскольку после эксгумации дело приняло нешуточный оборот, никто из трёх выживших участников роковой трапезы артачиться не посмел, хоть люди были солидные, занятые.

Директор банка Франк отменил заседание правления. Тайный советник Любушкин перенёс служебную командировку. Профессор Буквин и вовсе специально приехал из Москвы, ибо жительствовал на два дома и два города – консультировал и оперировал то в первой столице, то во второй.

Повар и официант, разумеется, были те же.

Расселись, причём Фандорин занял место покойного. Дело шло очень медленно, потому что следователь настаивал на восстановлении полнейшей картины ужина, вплоть до мелочей, и участники то и дело вступали в спор.

– Нет, позвольте, ваше превосходительство, – говорил банкир, – я отлично помню: сначала вы откушали борщок, а потом уж отведали расстегай.

Особый человек, приставленный к кухне, следил за действиями повара, который должен был приготовить точно такие же блюда.

Ещё один агент тенью следовал за официантом.

У статского советника создалось впечатление, что проще всего подложить отраву было в рябиновую настойку – горечь заглушила бы привкус яда. Однако свидетели в один голос утверждали, что Кулебякин спиртного не пил.

Восстановили содержание застольных разговоров, но и там зацепиться было не за что. Ужин был устроен в честь Буквина, который намеревался вступить в клуб. Члены правления Франк и Любушкин знали доктора с давних пор, староста видел профессора впервые. Говорили о парусах и моделях яхт, о винах, о русском займе во Франции, о здоровье (это уж всегда так, если кто-нибудь из присутствующих медик). Ни ссор, ни споров не было.

Эраст Петрович внимательно наблюдал, слушали всё больше мрачнел. Неужто эксперимент затеян впустую?

Последний удар статскому советнику нанёс доктор. Это произошло, когда официант принёс блюдо с сушёными фруктами и поставил подле Фандорина со словами:

– Оне потребовали-с, перед стерлядочкой.

Тут профессор как стукнет ладонью по столу, как закричит:

– Отравление синильной кислотой, сказали вы? – Все даже вздрогнули. – Ну конечно! Ах, какая непростительная ошибка для врача с тридцатилетним стажем! Слишком уж похожи симптомы: острая боль вот здесь, головокружение, тошнота, затем прореженное дыхание, мучительная одышка, а вскоре остановка сердца. Если учесть, что во время ужина Иван Дмитриевич жаловался мне на грудную жабу… Ладно, что оправдываться – ошибся в заключении, виноват. И на старуху бывает проруха. Я, собственно, хотел не про это! Господа, никакого отравителя не было! Вы помните, как покойный староста попросил принести ему абрикосы?

Буквин показал на блюдо.

– Да, таково было его обыкновение, – сказал банкир. – Иван Дмитриевич перед горячими блюдами всегда просил сушёных абрикосов. Поставит рядом с собой и кушает на свой особый манер: ест одни ядрышки из косточек, а мякоть откладывает.

– Точно так-с, – подтвердил официант. – У нас все привыкли. Самое малое фунта по три зараз отведывал – это ежели на полный вес считать. По косточкам, конечно, меньше выходило.

– П-позвольте, какое это имеет отношение к делу? – недоуменно посмотрел на светило кардиологии Фандорин.

Тот рассмеялся:

– Самое прямое. Известно ли вам, сударь, что в сердцевине всякого абрикоса содержится синильная кислота? В очень малом количестве, так что отравиться почти невозможно, для этого надобно несколько сотен ядрышек съесть. Но иногда, очень редко, попадаются аномальные косточки, в которых концентрация синильной кислоты многократно превышена. Я потому про это знаю, что во время Турецкой войны у меня один санитар вот так наелся косточек и очень сильно отравился – еле откачали. А будь сердце послабее, умер бы.

– Верно! – всплеснул руками тайный советник. – Помните, господа? Он одну проглотил и сморщился весь, говорит: «Фу, горькая какая!»

 

Назад в Москву статский советник возвращался несолоно хлебавши. Внутреннее убеждение в виновности Афанасия Кулебякина не то чтобы исчезло, но сильно поколебалось. Ведь ни улик, ни зацепки. К смерти дяди, выходит, непричастен. Так, может, и князя Боровского застрелил без умысла? Егерь говорит: сначала огляделся и труп осмотрел, и лишь потом кричать начал. Ну и что с того? Это, может, от пьяного отупения или, наоборот, от крайней потрясенности. Человек в таком состоянии подчас ведёт себя очень странно, особенно если поглядеть со стороны…

Купе было двухместное.

Напротив угрюмого Фандорина сидел полный мужчина с эспаньолкой. В начале пути он как-то назвался, но Эраст Петрович из-за рассеянности и печальных мыслей пропустил мимо ушей. Кажется, адъюнкт. Или приват-доцент? Неважно.

Адъюнкт-доцент был тоже печален, всё помалкивал и чему-то вздыхал. Но, в конце концов, поддался-таки извечному русскому соблазну пооткровенничать со случайным попутчиком.

Начал со слов:

– Я вижу, вы тоже пребываете в минорном расположении духа?

5