Собирая сведения о предполагаемом инициаторе убийства,
коммерции советнике Мосолове, Эраст Петрович выяснил, что в «Пароходном
товариществе» постоянно требуются «для разных работ врождённо глухонемые,
притом грамоте не знающие». Так было написано в объявлении, которое изо дня в
день печаталось во всех московских газетах. Непонятно было, как могли бы
интересующие Мосолова лица, не будучи грамотны, с этим предложением
ознакомиться, однако само объявление коллежского асессора весьма
заинтересовало. Стал выяснять. Оказалось, что Мосолов слывёт человеком тяжёлым,
недоверчивым, очень боится шпионов и потому рассыльными, курьерами и
скороходами у него в конторе служат сплошь такие, кто болтать не станет –
потому что не может.
Тут-то и возникла идея. Чем иностранный человек, прибывший
из далёкой и дикой страны, ни слова не знающий по-нашему, хуже глухонемого?
Маса отправился в товарищество, поговорил там на японском,
прикинулся, что по-русски не знает вовсе, только жесты понимает – и был
немедленно взят на жалованье девять целковых в месяц плюс казённая ливрея с
фуражкой, сапоги на лето, валенки на зиму да две пары калош.
Задание японцу Фандорин дал такое: присмотреться к коммерции
советнику и для начала дать заключение, способен этот человек на злокозненное
смертоубийство конкурента или нет. У Масы на такие вещи глаз был намётанный.
Едва Эраст Петрович, добившись от хозяйки самовара, сел
жевать свою сухую булку, дверь комнаты распахнулась, и вошёл его слуга,
по-прежнему в малиновой ливрее, с целым набором кульков, пакетов, свёртков.
Надкушенная булка с изюмом полетела в мусор, чай был
брезгливо понюхан и вылит, а на столе появились рисовые колобки, маринованный
имбирь, копчёный угорь, паровые лепёшки и прочие вкусности, которые Маса
закупал в одной китайской лавке на Сухаревской площади.
Пока коллежский асессор с аппетитом ел, слуга в два счёта
убрал комнату и даже придал ей уюта, прикрепив к стене несколько кленовых
листьев – украшение, подобающее сезону.
Оглядел сыроватые обои, облупившийся потолок, вздохнул.
– Увы, господин, больше ничего сделать нельзя. Но
верный вассал Ёсида Тюдзаэмон, готовясь отомстить врагу за своего сюзерена, был
вынужден жить в ещё более убогой обстановке. А верный вассал Оиси Кураноскэ,
тот и вовсе…
– Маса! – стукнул по столу Эраст Петрович, зная,
что, если слугу вовремя не остановить, он поочерёдно расскажет про всех сорок
семь верных вассалов, самых любимых своих героев. – Ты лучше скажи,
Мосолова видел?
– Мосорофу-доно, нэээ, – протянул Маса (разговор
шёл по-японски). – Видеть-то видел, как вас сейчас. Но ничего с
достоверностью утверждать не возьмусь. Очень серьёзный человек, заглянуть
такому в хара непросто. Полагаю, ради пустяка или от распущенности чувств
злодейства не совершит. Но во имя дела, пожалуй, ни перед чем не остановится.
– Что ж, это очень важно, – задумчиво кивнул
коллежский асессор. – Перейдём ко второму заданию. Ты молодец, что так
быстро сумел попасть к нам в контору.
– Это было нетрудно. Письмо дали другому посыльному, но
я просто отобрал у него пакет, а чтобы не плакал, дал леденец. Он полуидиот. У
нас в курьерском отделе все либо глухонемые, либо с разумом ребёнка. Кто мычит,
кто гугукает, кто в носу ковыряет. Один я нормальный.
– Ты хорошо разглядел моих сослуживцев?
Слуга пожаловался:
– Все красноволосые на одно лицо, трудно запомнить. Но
я постарался. – И стал разгибать пальцы. – Старик, похожий на
маринованную сливу. Юноша с улыбкой кицунэ. Худой человек с кривым ртом. Хитрый
мужчина с длинными седыми усами. Красивая женщина с толстыми щеками.
– Отлично. Твоё дело следить, не появится ли кто-то из
них в «Пароходном товариществе». Увидишь – немедленно сообщи мне. Это и есть
шпион, он же отравитель.
Потом Маса ушёл, и Фандорин долго ворочался на тощем
матрасе. Только стал задрёмывать – кольнуло в ногу.
Сел, откинул одеяло.
Увидел клопа и так разозлился на несчастное насекомое, что
даже давить не стал. Зачем дарить кровососу мученическую смерть? Улучшить клопу
карму, дабы в следующей жизни он возродился на более высокой ступени сансары?
Шиш ему, а не сансара.
Послюнив платочек
Изображать деятельность, когда с тебя пишут портрет, дело
непростое. Эраст Петрович сначала даже попробовал перемножать столбиком
трёхзначные числа, что придало лицу должную сосредоточенность, но вскоре это
занятие ему прискучило, и он просто стал смотреть на рисующую Мавру Сердюк.
Зрелище было из числа приятных. Девушка надела поверх платья
перемазанный краской и углём балахон, повязала вьющиеся волосы косынкой, но
этот наряд её нисколько не испортил. Маленькая, уверенная рука быстро работала
графитовым карандашом, посередине лба прорезалась решительная морщинка, щека
вскоре оказалась запачкана чёрным, а умилительней всего было то, что барышня в
самозабвении отчаянно пошмыгивала носом. Фандорин изо всех сил старался
сохранить серьёзное выражение лица, но, кажется, это не очень удавалось.
– Вы только прикидываетесь печальным, – сказала
художница осуждающим голосом. – А у самого в глазах чёртики прыгают. Как
их написать, вот в чём вопрос.
Бедный Ландринов весь исстрадался. Пишущая машина сегодня
грохотала вдвое громче и чаще вчерашнего, листы выдирались из-под лаковой
каретки с душераздирающим хрустом. Взгляды, которые ремингтонист метал на
Эраста Петровича, заставили бы менее впечатлительного человека поёжиться.
Главноуправляющий и его камердинер нынче прибыли поздно,
перед полуднем. Никто не встал, никто не поздоровался. Фандорину уже было
известно, что в компании «Фон Мак и сыновья» не принято отрываться от работы
ради соблюдения условностей.
Барон хотел сразу пройти к себе, но не выдержал, задержался
у стола своего «секретаря». На портретистку покосился, но и только. Мавра же
опустила головку и весьма мило залилась краской. Выходит, она умеет
кокетничать?
– Господин… Померанцев, – не сразу вспомнил Сергей
Леонардович фамилию «практиканта». – Сколько ещё вам нужно, времени, чтобы
войти в дела?
– Я стараюсь, – изобразил робость Фандорин и
приподнялся.
– Зайдёте ко мне после обеда, – мрачно обронил
управляющий и проследовал к себе.
Федот Федотович, приняв пальто, занял своё обычное место и
раскрыл газету.
В обеденный перерыв произошло вот что.
Лука Львович, оставшийся из-за портрета без домашней пищи,
вышел перекусить в соседний трактир. Тасенька пошёл к Мусе клянчить чаю.
Ландринова вызвали к барону. Федот Федотович уснул – только усы подрагивали.