Нефритовые четки - читать онлайн книгу. Автор: Борис Акунин cтр.№ 18

– Ну, коли вы тут целый год прослужите, мы будем часто видеться, – сказала девушка. – Так что подумайте насчёт портрета. У меня маслом хорошо выходит. Я – Мавра. Без отчества. Просто Мавра и всё.

В самом деле, похожа на мавра, подумал Эраст Петрович. На мавра-альбиноса: припухлый рот, вздёрнутый носик, вьющиеся светлые волосы. Не зря в Японии говорят, что имя – это судьба. Как человека нарекут, таким он и будет.

Девушка протянула руку – не для поцелуя, а лопаточкой. Сжала ладонь коллежского асессора тонкими, но на удивление сильными пальцами и, поправив на плече лямку этюдника, ушла вниз по лестнице.

– Что взглядом провожаете? Хороша? – с деланной небрежностью спросил ремингтонист.

Фандорин оставил вопрос без ответа. Невежливые люди хороши тем, что с ними самими можно тоже не церемониться.

– Поднимаясь по лестнице, я слышал женский плач. Что-то произошло?

Ландринов покривился:

– Поревела немножко. У нас тут история приключилась… Ну да вы, конечно, слышали.

– Вы про смерть Леонарда фон Мака?

– Да, извели-таки старого паука. Яду в чайник подсыпали.

В голосе ремингтониста не слышалось и тени сожаления – такой уж, видно, человек: один у него «тьфу», другой крысеныш, третий паук.

– Кто же это его? – шёпотом спросил Эраст Петрович.

– Не нашего ума дело. У больших хищников и враги большие. Им есть что делить. Стоял дуб-великан, да и рухнул. Заодно пару муравьёв придавил, ну да кому до них, козявок, дело?

Коллежский асессор изобразил непонимание. Ландринов зло хохотнул:

– Само собой, вы и не слыхали. Кроме фон Мака ещё двое отравились, но до мелюзги никому дела нет. Мужик-уборщик и ещё некий Стерн, жених Мавры Лукинишны. Между нами, дрянь был человечишка. Чем невесту себе добыл, знаете? Фамилией да Парижем.

Тут уж Эраст Петрович и вправду не понял.

– Простите?

– Мавре Лукинишне её фамилия не нравится – Сердюк.

– Почему?

– Вот и я ей говорю. Фамилия как фамилия, а она страдает. Говорит: кем в России может стать женщина, если её зовут Мавра Лукинишна Сердюк? Лавочницей? Купчихой? Ну самое лучшее – акушеркой. А она мечтает быть художницей. Ну Стерн, скотина, и воспользовался. Ему недавно наследство досталось, от тётки. Не такое и большое, тысячонок пять, но он сразу к Мавре, свататься. Уедем в Париж, говорит, там сейчас все самоглавнейшие художники проживают. И имя у вас будет красивое: мадам Стерн. Она, дурочка, и клюнула. Только Бог иначе рассудил. Не будет ей ни фамилии, ни Парижа.

В голосе ремингтониста прозвучало явное удовлетворение. Экий мизантроп, подумал Эраст Петрович. То-то у него цвет лица в желтизну, это от разлития жёлчи.

– А зачем Мавра Лукинишна пришла в канцелярию? Должно быть, за воспомоществованием в связи со смертью жениха?

Ландринов хмыкнул.

– Как же, дождёшься у фон Маков воспомоществования. К папаше она ходит, он у нас старшим письмоводителем. Завтрак ему носит, обед. У них квартира казённая, тут рядом.

Он все разглядывал Фандорина, никак не мог успокоиться:

– Нет, что она в вас всё-таки нашла? Ни стати, ни румянца, да ещё виски седые. Рост разве. Ну так и я нисколько не ниже. Мне-то ни разу не предлагала портрет писать! …Ладно, пойдёмте, провожу. Тут коридорчиком, а потом сразу налево.

Вчера вечером, когда коллежский асессор встречался с фон Маками, в канцелярии было пусто – присутствие уже закончилось. Сейчас же в просторной комнате с низким потолком находились четыре человека: старик в потёртых нарукавниках и благостный молодой человек сидели за письменными столами; в углу в кресле дремал какой-то усач; у противоположной двери стояла и зевала краснощёкая молодка.

Требовалось разобраться, кто тут кто, и установить лиц, имевших возможность подсыпать в чайник отраву.

Скучная жизнь

На это и ушёл весь день. Конечно, не на знакомство с сослуживцами (оно не заняло и пяти минут), а на осторожное, мимоходом, выведывание, кто где был и что делал в роковой вторник шестого сентября.

Алиби не оказалось ни у кого.

Желчный Ландринов по роду своих занятий носил в кабинет главноуправляющего свежеотпечатанные листки и, если патрона на месте не было, просто клал их на стол. Значит, мог подобраться и к чайнику.

По соседству с громоздким «ремингтоном», наполняющим своим лязгом всю комнату, находился стол младшего письмоводителя, того самого молодого человека с благостной миной на лице. Звали его Таисием Заусенцевым. Он нёсся в кабинет всякий раз, когда раздавался электрический звонок. Возвращался с какими-то бумагами, которые переправлял вниз, в контору. Мог ли Таисий Заусенцев положить мышьяк в чайник, пока патрон, предположим, подписывал документ или говорил по телефонному аппарату? Не исключено.

Усач, что в момент появления «практиканта» дремал в кресле, оказался не служащим канцелярии, а камердинером Федотом Федотовичем. Обслуживал прежнего управляющего, остался и при новом. У него на маленьком столике имелся собственный звонок, по которому Федот Федотович шёл в кабинет сервировать стол для завтрака, подавать пальто и по прочим подобным надобностям. В остальное время просто сидел и читал газету либо подрёмывал. Фандорин, однако, заметил, что, даже мирно посапывая, камердинер то и дело позыркивал одним глазом из-под сомкнутых ресниц по комнате. А канцелярские, если вдруг возникал разговор на какую-нибудь неслужебную тему, понижали голоса и оглядывались на кресло. Фигурант? Безусловно.

Особого внимания заслуживала кухарка Муся – та самая Марья Любакина, что подала покойному злополучный чайник. Эта крепкая молодая баба постоянно находилась в особом закутке, примыкавшем к канцелярии. В обязанности кухарки входило готовить для прежнего управляющего, который страдал желудочной болезнью, какие-то особые протёртые каши и напитки. Сергей Леонардович, в диетическом питании не нуждавшийся, намеревался отказаться от её услуг, но Эраст Петрович попросил пока этого не делать. Муся маялась бездельем и почти всё время торчала в дверях, глазея на мужчин.