– Да неужели? – говорит Рэй. И теперь все мы ожидаем увидеть сцену, свидетелями которой являлись уже тысячу раз. – Ну же, мистер Джойс! – говорит он. – Вы ничем не отличаетесь от меня. На самом деле вы сказали совсем другое, верно?
– Вовсе нет!
Рэй смеется и наклоняется ниже к мистеру Джойсу. Теперь он смотрит ему прямо в глаза.
– Я не верю, – говорит Рэй почти шепотом. – Попробуйте еще раз.
– Ну ладно! – говорит мистер Джойс, беспомощно озираясь по сторонам в поисках поддержки, но не находя ее. – Тогда ладно. На самом деле мои последние слова звучали так: «Хоть раз в жизни поступи правильно». Они относились к моему единственному сыну. Сейчас я даже не помню, почему сказал это. Я… я умер буквально через несколько секунд. Но я проклял сына при последнем издыхании, и, насколько я знаю, мое проклятие изменило всю его жизнь.
Мистер Джойс начинает плакать. Рэй поворачивается к Дейву Макалистеру, бывшему коммерсанту.
– Дейв, – говорит он, – я уверен, ваши последние слова были исключительно хорошими.
– Пожалуй, да. – Дейв ухмыляется и немного краснеет. – Может, не такими уж исключительными…
– Поделитесь с нами, пожалуйста, – говорит Рэй.
– Конечно, – говорит Дейв. – Без проблем. «И еще одно, дорогая…» Нормально? – Он обводит взглядом всех присутствующих, словно ожидая одобрения. Уже долгое время последние слова Дейва числятся среди лучших. И мне они нравятся. Они чрезвычайно точно передают чувства умирающего. – «И еще одно, дорогая…» – а потом тишина.
– Но… – говорит Рэй.
– Но – что?
– Но на самом деле?
– На самом деле, – говорит Дейв с вымученной улыбкой. – На самом деле, вы правы. Слова звучали немного иначе. На самом деле я сказал своей жене: «Убирайся к чертовой матери из моей комнаты» – или что-то в таком духе. Но понимаете, Рэй… я тогда еще не знал, что умираю. Если бы я знал…
Рэй трясет головой и смеется. Мы все вызываем у него отвращение. Он обводит собравшихся пристальным взглядом, но никто не решается посмотреть ему в глаза. Мы хорошо знаем, кто мы такие и каковы наши последние слова.
Потом он поворачивается ко мне.
– А вы, – говорит он. – Вы.
– Я?
– Да. Не хотите ли вы поделиться с нами своими последними словами? О, несомненно, просто восхитительными!
– Ну разумеется, Рэй, – говорю я, слегка ерзая на стуле. Но Рэй меня не путает. В конце концов, что он может сделать мне такого, чего со мной уже не произошло? – Ну да, конечно. Мои последние слова. Я охотно…
– Ох ладно, проехали, – говорит он, небрежно отмахиваясь от меня. – Кому интересен этот вздор? Я в любом случае не понимаю, какое они имеют значение. Последние слова… можете оставить их при себе! Есть множество групп, куда более стоящих. Множество! – повторяет он, а потом поворачивается, идет прочь от нас и исчезает.
ВЕСНА 1999-го
Его последние дни
Той весной птицы вили гнезда из волос Рэя. Именно с этой целью Дженни и Рэй собирали выпавшие волосы в полиэтиленовый пакет, и в конечном счете успех превзошел все ожидания. Дженни вычитала совет в одной из своих книг по уходу за птицами, живущими на заднем дворе. Она взяла пластиковую сетку из-под репчатого лука, наполнила волосами Рэя и повесила на ветку старого дуба. Всего через пару дней в сетке почти ничего не осталось. Вьюрки, зяблики, кардиналы собирались выращивать свое потомство в гнездах из волос Рэя.
Длинные волосы Дженни уже начинали седеть. Рэй помнил время, когда они были темно-каштановыми. Когда Дженни носила волосы распущенными, она убирала волнистые пряди с лица или перебрасывала с одного плеча на другое почти надменным жестом, словно они являлись неким знаком королевского отличия. У нее были густые брови, тянувшиеся от виска к виску, почти сросшиеся на переносице. В косых лучах света Рэй различал почти невидимый золотистый пушок на щеках и подбородке, похожий на крохотное поле полупрозрачной пшеницы. Он помнил, что лобковые волосы у нее мягкие и пружинистые, словно набивка подушки.
Казалось, птицы поселились у них во дворе только последней весной, когда они стали обращать на них внимание, – хотя наверняка жили там и прежде. Именно по весне в прошлом году у него начали выпадать волосы. Он бросил курить, едва только начался курс терапии, но к тому времени это уже не имело значения. Ровным счетом никакого. Как ни посмотри, общение с ним доставляло мало радости, и Дженни внезапно снова увлеклась птицами, подробно объясняя Рэю, где они живут, как питаются и чем вообще занимаются: малиновки, черноголовые синицы, щеглы, зяблики и дрозды, прилетавшие время от времени. Когда Дженни начала насыпать корм в заброшенную кормушку, к ним во двор стали наведываться колибри, и однажды самочка колибри залетела даже в дом; Рэй поймал ее, накрыв ладонями на оконном стекле, и выпустил наружу. Крохотные крылышки лихорадочно бились у него в ладонях, и он чувствовал длинный тонкий клювик, осторожно пропущенный между пальцами. Такое ощущение, будто держишь в своих руках и не птицу вовсе, а беспомощную чужую жизнь. Частые острые уколы клювика, обследующего незнакомое окружение.
Сейчас Дженни стояла у окна, поднеся к глазам бинокль и высматривая в зеленых зарослях яркое пятнышко. Рэй лежал на диване, пытаясь читать журнальную статью, но уже забыл, о чем в ней шла речь. Такое уже не раз случалось. Но все равно он пытался вникнуть в содержание. Рэй прочитал предложение, в котором говорилось о человеке по имени Питер, соединяющем разные химические вещества в лаборатории; но он не знал, зачем и почему, не видел никакого смысла в прочитанном. Он не знал, о каких веществах там говорится и кто такой Питер. Каждая фраза казалась огромным миром, а каждое слово в ней – отдельным городом, живущим по своим законам. На мгновение Рэю показалось, что он наконец-то понял нечто важное, но в следующую минуту все начисто вылетело из памяти.
– Каролинским вьюркам нравятся твои волосы, – сказала Дженни, по-прежнему не отнимая от глаз бинокля. – Похоже, они свили из них большую часть гнезда. Вон один висит на сетке, выбирает самые лучшие пряди. А другой просто хватает сколько ухватится. Надеюсь, мы выясним, где они свили гнездо.
– Просто наблюдай за ними, – сказал Рэй. – Вряд ли они улетают далеко.
Она будет наблюдать за ними, ясное дело. Именно этим она и занималась все время. С утра до вечера. С тех пор как птицы прилетели к ним этой весной, Рэю представилась отличная возможность обозревать спину Дженни. Она провожала взглядом каждую пролетавшую через двор птицу, немного разворачиваясь к нему по ходу дела, и он
частично видел профиль: она практически никогда не отнимала бинокля от глаз. И все же он точно знал, где находятся губы, явственно различал линию носа и хорошо представлял себе, как выглядят глаза Дженни, если посмотреть на них с другой стороны бинокля: маленькие и страшно далекие.
– Некоторые самцы вьюрков начинают строить гнезда сразу в десяти разных местах, – пояснила Дженни. – Потом он показывает самке все облюбованные места, а она выбирает гнездо, которое ей больше нравится.