Поскольку ветви дерева служили своего рода ступеньками, ведущими к шалашу, там не было пи лестницы, ни веревки. «Это плохо, – сказал Рэй сыну, – поскольку ты лишаешься возможности предотвратить появление нежеланного гостя». Он высказал мысль, что в нежеланного гостя можно бросать сверху разные предметы, но Джимми в конечном счете забраковал предложение: так ведь недолго и зашибить человека ненароком, смотря что бросаешь.
Был необходим пароль. Они двое стояли под деревом, когда Рэй объяснял это. Если ты не знаешь, пароля, ты не можешь войти туда.
– Нужно придумать пароль, – сказал Рэй. – И он должен держаться в тайне. Иначе какой в нем смысл?
Джимми смотрел вверх, в пышную крону магнолии.
– Давай сегодня, – сказал Рэй, – паролем будет слово «пожалуйста». Хорошо?
– Хорошо, – сказал Джимми. – Пожалуйста. И они вскарабкались на дерево.
В шалаше имелось плетеное кресло, сплошь покрытый пятнами старый матрас и портативный радиоприемник. А также пожелтевшая от времени фотография Уинстона Черчилля, которую Рэй нашел в подвале.
– Мы с ним были вот так, – сказал Рэй, указывая на фотографию, а потом скрещивая пальцы. – Как братья.
Джимми, в последнее время получивший множество поводов для сосредоточенных размышлений, лишь кивнул. Он не просил шалаша на дереве и даже не думал просить, но неожиданно получил. Отцу потребовалось четыре недели, чтобы построить домик; он трудился по выходным и вечерами после работы. Все это время Джимми задавался вопросом, чем же таким занимается отец там, в ветвях магнолии. Он задавался вопросом, но не настолько живо, чтобы выйти и посмотреть.
Они стояли в шалаше. Рэй нагибал голову, поскольку был слишком высокого роста.
– Ну как, тебе нравится? – спросил он.
Джимми кивнул.
– Я имею в виду – на самом деле. Тебе на самом деле нравится?
Джимми снова кивнул, на сей раз чуть энергичнее. И все же отец казался разочарованным. Он определенно казался разочарованным, невесть почему.
– Ну и что ты скажешь? – спросил Рэй. – Тебе строят шалаш на дереве – и что ты говоришь?
Джимми задумался.
– Спасибо, – сказал Рэй. – Ты говоришь «спасибо».
– Спасибо, – сказал Джимми. – Большое спасибо.
В понедельник Рэй вернулся домой после работы и услышал музыку. Музыка неслась из кроны магнолии. Улыбнувшись, он стремительно вошел в дом и прошагал на кухню, где Дженни готовила ужин. Ликуя, он схватил ее за локоть.
– Ты видела? – спросил он. – Ты видела его там?
– В чем дело? – спросила она. – Что случилось?
– Ничего, – сказал он, отступая от нее. – Ничего ие случилось. Просто он сидит в шалаше на дерене. – Усилием воли Рэй воскресил радостное чув-сво, с которым входил в дом. – Ему нравится, – сказал он. – Мне кажется, ему нравится это.
– Ты напугал меня до смерти, – сказала Дженни.
– Ему нравится, – повторил он. – У него радио играет, и все такое прочее.
– Надеюсь, он не свалится оттуда, – сказала она.
– Он не свалится, – сказал Рэй. – Парни в этом возрасте – чистые мартышки. – Он рассмеялся. – Джимми – мартышка.
– Джеймс, – сказала Дженни.
– Что?
– Он хочет, чтобы теперь его называли Джеймсом, – сказала она. – Он говорит, что ему уже десять лет и он достаточно взрослый, чтобы зваться Джеймсом. Именно так он говорит.
– Во-первых, это я уже слышал, – сказал Рэй. На несколько мгновений он застыл на месте там, на кухне, и задумался. – Ему еще нет десяти, верно ведь? – спросил он. – Десять-то еще не стукнуло?
– Нет, – сказала Дженни. – Пока еще нет.
Сняв галстук и повесив его на дверную ручку, сняв пиджак и повесив его на плечики в стенном шкафу, Рэй отправился в ванную комнату, ополоснул лицо холодной водой и немного продышался. Потом он налил себе выпить и вышел наружу. Был прохладный июньский вечер. Звучала музыка. Он стоял у подножия дерева и смотрел на дом, который построил для своего сына. Он смотрел на него, пока не допил свой виски и не выбросил льдинку в заросли кустов за спиной.
– Эй там, наверху! – крикнул Рэй. – Есть там кто-нибудь?
Прошло несколько долгих секунд, прежде чем последовал ответ.
– Привет! – сказал Джимми.
Потом радиоприемник увернули и наступила полная тишина.
– Папа? – сказал Джимми. – Это ты?
– Я, – сказал Рэй. – Я поднимаюсь.
– Подожди! – сказал сын таким тоном, какого отец не слышал никогда прежде. Повелительным тоном.
– Подождать чего? – спросил Рэй. – В чем дело?
– Пароль, – сказал он. – Какой пароль? – Пожалуйста, – сказал Рэй, карабкаясь вверх
но ветвям. – Пароль «пожалуйста».
– Нет, – сказал сын, и он замер на месте. – Я изменил пароль.
На мгновение Рэю послышалось, будто Джимми смеется – или, возможно, не он, а еще кто-то там, наверху.
– Это секрет, – сказал сын. – Какой смысл использовать пароль, если он не держится в секрете?
– Ну ладно, брось, – сказал Рэй. – Какой у тебя пароль?
Но ответа не последовало. Рэй взобрался на вторую ветку, и ему на голову упала сосновая шишка.
– Джимми! – сказал Рэй. – Я не шучу! – Джеймс, – поправил Джеймс. – Я Джеймс, папа. Разве мама не сказала тебе? И у меня здесь полным-полно шишек.
Рэй немного подождал; он все равно хотел подняться в шалаш и надеялся, что Джеймс передумает. Но он не передумал, и потому Рэй вернулся в дом и налил себе еще выпить. Он сидел в кресле в гостиной один и размышлял о случившемся. Но от мыслей становилось только тяжелее. А когда позже он рассказал о случившемся Дженни, она рассмеялась.
– Смейся, – сказал он. – Смейся. Я построил этот чертов шалаш.
Когда Рэй вернулся с работы на следующий день, приемник молчал. Прямо в пиджаке и галстуке он взобрался на дерево и заглянул в шалаш. Джеймса там не было, и все оставалось на своих местах. Матрас, стул, Черчилль. Но не хватало Джеймса. Он сидел дома, смотрел телевизор. Сидел на полу в маленькой комнате и пил колу. Когда Рэй вошел, Джеймс посмотрел на него и улыбнулся. А потом снова уставился в телевизор.
– Ты не в шалаше, – сказал Рэй, останавливаясь в дверях.
– Да. – Джеймс бросил на него короткий взгляд. – Я не в шалаше.
– Полагаю, это очевидно, – сказал Рэй. – Что ты не в шалаше. Ты смотришь телевизор. Полагаю, мое замечание не имело никакого смысла.
Рэй прошел мимо Джеймса в спальню и сделал то, что делал каждый день по возвращении с работы. Снял пиджак, галстук. Ополоснул лицо водой. Посмотрел на свое отражение в зеркале и вздохнул так глубоко, словно вдыхал воздух впервые за весь день. По звуку и по ощущению -