И пели птицы... - читать онлайн книгу. Автор: Себастьян Фолкс cтр.№ 61

— Разденьтесь, — сказала девушка.

Он немо подчинился. И теперь стоял перед нею голым. Девушка была терпелива, — привыкла, наверное, иметь дело с неуклюжими военными.

Стивен разглядывал ее. Он не прикасался к женщине почти шесть лет. Эта была красива. В темно-карих глазах ее играл свет; тело дышало жизнью. Юное, ничем не поврежденное. Стивену захотелось утонуть в ней, поглубже зарыться под ее кожу и там забыть о себе. Она была покоем и нежностью, возможностью любви и продолжения людского рода.

Сделав к ней шаг, он вспомнил день, когда другая женщина вот так же лежала перед ним нагой, раздвинув ноги, и он поцеловал ее там, раскрыл ее языком, — словно отмыкая дверь, ведущую в самую глубь ее естества. Вспомнил ее потрясенный прерывистый вздох.

Он уничтожился в ней, расчистил завалы ее страстей и желаний, вселился в ее тело, облекся им. Отдал ей на хранение — ее любви и доверию к нему — все неразрешенные противоречия своей жизни. Быть может, он прежний так и живет в ней, преданный и неисцеленный.

Тело — это всего лишь плоть; но Изабель, отняв у него свое тело, не просто лишила его желанной плоти: она заставила его почувствовать себя брошенным.

Нежность, которую он недолгое время испытывал к темноволосой девушке, ушла. Девушка улыбнулась ему, повернулась на бок, снова показав возвышение бедра, слишком округлого, чтобы она могла быстро пройтись по нему ладонью — ласково или сердито.

Увидев ребра и позвоночник девушки, Стивен вспомнил кусок снарядной гильзы, торчавший из живота Ривза, вспомнил дыру в лопатке Дугласа, сквозь которую его ладонь едва не провалилась в легкие.

Сначала нежность сменилась дрожью отвращения. Затем сознание Стивена опустело. Он обратился в физическое тело. Перестал управлять собой. Старуха, втиравшая в промежность обеззараживающий раствор, не походила ни на что из виденного им прежде. А тело ее дочери было не более чем животной материей, далеко не такой драгоценной, как тела умиравших у него на глазах солдат.

И теперь он не знал, что лучше: овладеть этой девушкой или убить ее.

В кармане валявшихся у его ног брюк лежал нож, который он брал с собой в дозор. Стивен наклонился, достал его, раскрыл у себя на ладони. И, шагнув вперед, присел на край кровати.

Девушка смотрела на него во все глаза, приоткрыв рот, но не в силах издать ни звука. Невежественный страх ее не внушал ему жалости.

Стивен повернул нож лезвием к себе, провел рукояткой между ее грудями и вниз, до бедер.

Он и сам не понимал, что делает. Просто ненавидел ее, потому что она не видела того, что видел он. Кожа ее ног чуть поддавалась под нажимом рукоятки ножа, оставлявшей узкий белый след там, где плоть на миг расступалась, прежде чем к ней вновь приливала кровь. Нет, одной только плоти мало. Он приложил рукоятку к волоскам между ног девушки — лезвием вверх, к животу. Девушка с ужасом смотрела на отражавшую свет сталь.

Стивен снял руку с ножа. Нож остался лежать, где лежал, не дрогнув. Девушка была слишком испугана, чтобы пошевелиться. В конце концов ее ладонь соскользнула к бедру и накрыла нож. Совершая это движение, девушка не спускала со Стивена глаз. Она сжала пальцами лезвие, закрыла нож и бросила его в дальний угол комнаты, где он глухо ударился о земляной пол.

Стивен сидел, глядя вниз, на постель. В его опустевший было разум хлынул поток мыслей и предъявляемых им себе обвинений.

Девушка успокоилась. Она не закричала, прося о помощи, не осыпала Стивена упреками, просто смотрела на него, сидевшего на кровати, сломленного, понурого, покинутого недавним возбуждением. Облегчение одарило ее великодушием.

Она коснулась руки Стивена.

Он дернулся, поднял на девушку взгляд. Ему не верилось, что она притронулась к нему. С нежностью. Ей следовало убить его.

Он ошалело потряс головой:

— Что?..

Девушка приложила палец к губам. Казалось, она с каждой секундой обретает новые силы, словно питаясь своим облегчением и его отчаянием.

— Это очень трудно, — сказала она. — Война.

— Простите, — попросил Стивен. — Простите меня.

— Я понимаю.

Какое-то время он смотрел ей в лицо неверящими глазами, потом собрал одежду, зашел за ширму и торопливо оделся.

В суете, сопровождавшей подготовку к передислокации, временного ночного отсутствия двух офицеров никто не заметил. Они оставили мотоцикл там, где нашли, и вернулись, каждый своим путем, на передовую, чувствуя себя трезвее, чем ожидали.

Назавтра Уир получил приказ. Следующим вечером саперам надлежало переместиться на новые квартиры, куда именно — пока неизвестно, а оттуда совершить марш до Альбера. Им предстояло участвовать в земляных работах, которые уже велись вблизи деревни Бомон-Амель. Было ли это частью большой стратегической игры или просто рутинной переброской, в приказе не говорилось. Однако из того, что перебрасывалась вся дивизия, следовало: слухи оказались верными, предстоит наступление.

Уир тяжело опустился на нижнюю койку в своей землянке, провел ладонью по тому, что уцелело от его волос. Стало быть, наступление наконец-то. Ни тишины, ни покоя больше не будет. Большой Удар. Ему удалось издать сухой смешок. Не будет больше тихого участка фронта с регулярными патрулями, состоящими из давно знакомых пехотинцев. Ему и солдатам армии Китченера предстоит выбить немцев из Франции.

Что ж, ничего не попишешь. Уиру казалось, что он утратил возможность управлять собственной жизнью: решившись наконец изменить некую коренную часть своего существования, он ничего, кроме унижения, не получил. Артиллерийский обстрел был ненамного хуже.

Вернувшись после ночной смены, Джек ушел с кружкой чая в тихую часть траншеи и достал из кармана письмо Маргарет. Читал он очень медленно, не позволяя глазам забегать вперед.

Мой бесценный Джек, как ты?

Мы каждую минуту думаем о тебе и молимся за тебя. Спасибо за твои письма, они очень нас утешают. Так приятно знать, что ты бодр и благополучен.

Я должна сообщить тебе, что сегодня утром умер наш мальчик. Доктора говорят, что он не испытывал боли и был под конец очень спокоен. Они не смогли спасти его. Я видела его в больнице, но забрать его домой мне пока не разрешили. Я верю, что они ухаживали за ним до последнего, избавляя его от мучений.

Мне так жаль, что приходится сообщать тебе об этом, милый Джек, ведь я знаю, как сильно ты любил его. Мужайся. Ты все, что у меня теперь осталось, и я молю Бога, чтобы он вернул тебя домой невредимым.

Сегодня вечером я привезу нашего сыночка домой, похороны в пятницу. Я поставлю в церкви свечу от тебя.

Я еще напишу тебе, но сейчас у меня нет на это сил. Пожалуйста, береги себя и возвращайся ко мне.

С любовью, Маргарет.

Джек опустил письмо на землю и уставился прямо перед собой. Он думал: «Я не позволю этому подорвать мою веру. Его жизнь была прекрасной, радостной. Я буду благодарить Бога за это».