Сказки PRO… - читать онлайн книгу. Автор: Антон Тарасов cтр.№ 4

— На том основании, что… — она запнулась. — Что… это наша семейная реликвия, и она попала к вам случайно, по ошибке, и вы как здравомыслящий, надеюсь, человек должны, просто обязаны войти в положение и вернуть нам письма.

— И это все, что вы можете сказать? — я повысил голос.

— Пожалуйста, — добавила она и встала. — Если вы еще не выбросили наши письма, то дайте их мне, прошу вас, они нам очень дороги. Да, я понимаю, мы виноваты, сами просмотрели, сами выбросили. Знаете, хотите, я куплю у вас письма. Да, точно, куплю! Сколько вы за них хотите? У меня есть немного денег и…

Она принялась лазать по карманам, дрожащими от волнения руками раскрывать большой дамский кошелек. И как только такие можно носить с собой? Это же не кошелек, это целый склад всего нужного и ненужного.

— Нет, не надо мне никаких денег. Эти письма не продаются. Все, точка.

Зачем я такое сказал? Нужно было видеть ее лицо. Она побледнела. А я почему-то был доволен. Внутри меня сидел какой-то рабовладелец, феодал, надсмотрщик. Я вдруг стал считать деньги, чужие деньги, которые могли бы стоить эти письма. Почему их выбрасывают чуть ли не на помойку, а потом вытворяют практически невозможное, прослеживают их путь, находят дядю Сему, расспрашивают у него обо мне? Нет, это точно неспроста.

«Письма, возможно, стоят гораздо дороже, за них можно выручить большие деньги. А я сейчас получу копейки. Она просто пытается меня развести, взять на жалость», — подумал я. Если честно, то тогда, на кухне, я даже не мог припомнить, где именно у меня в комнате лежат эти письма. И если бы вдруг сорвался и помчался их разыскивать, то, честное слово, не нашел бы так сразу.

— Пожалуйста, подумайте, может, мы как-нибудь договоримся? Говорю же, я готова вам заплатить.

— Я же сказал, что не нужны мне ваши деньги, и письма я продавать не собираюсь. Откуда вы знаете, может я их давно выбросил в мусор, еще там, на толкучке.

— Но все же, если вдруг надумаете… Черт, у меня вчера украли мобильник, к сожалению, номер я вам сказать не могу, его менять придется, — девушка снова покопалась в кошельке и вытащила огрызок карандаша и чек из какого-то магазина. — Я вам напишу свой адрес. Все-таки чудеса случаются, и, может, вы передумаете. Сейчас уже вечер, почти ночь, трудно на чем-то сосредоточиться.

Она на весу набросала несколько строк, всучила бумажку мне и, не проронив ни слова, направилась по коридору к двери. Слышно было, как она надевала обувь, как сама открывала дверь. И почему я не вышел ее проводить? Дурак, просто дурак. Вышло все очень неудобно. Я не предложил ей чаю, хотя видно было, что она прождала меня как минимум пару часов. Говорил грубо, с вызовом. Потом еще и с письмами уперся. Зачем мне они, эти письма? Я даже не знаю от кого они и кому. Правильно считается, что читать чужие письма нехорошо. Видимо, на меня это и подействовало.

Я вернулся к себе в комнату в скверном настроении. Я так увлекся поддержкой своей принципиальности, что плохо запомнил эту девушку. Уже спустя полчаса я не помнил черт ее лица, роста, цвета волос. И себя я обманул. Конверт с письмами лежал на самом видном месте. Снова сработал закон подлости: когда меньше всего ожидаешь что-то найти, то оно непременно находится. А когда упорно ищешь, то длиться это может очень долго, причем без гарантированного результата.

Была уже ночь, когда я устроился за столом, включив настольную лампу и решил прочитать два оставшихся письма. «Семейная реликвия, — ворчал я про себя. — Тоже нашла реликвию! С реликвиями так не обращаются, их берегут, хранят, всегда знают, где они находятся». У того письма, что было вторым, а узнал я это по дате, был оторван правый нижний угол, сразу после подписи. Сам лист был чуть смят, будто один человек держал его в руке за тот самый уголок, а кто-то другой подошел и с силой вырвал письмо.

«II/64 г.

Здравствуйте, уважаемая Лидия!

Как Вы поняли, тот скромный тип в большущих очках, который подарил Вам букет на концерте неделю назад, был я. Вы так заулыбались, что я не смог ничего Вам сказать. А потом подошли еще товарищи с цветами.

Вы очень выделяетесь в концерте, даже в такой большой программе. Жду именно Вас. Меня не интересуют все эти хохмачи и артисты разговорного жанра. Не понимаю, как Вы уживаетесь с ними в одном концерте.

Но речь не о них, а о Вас. Не устаю повторять, что вы прекрасны. Вы совсем не похожи на тех певиц, что уже набили оскомину своей важностью, какой-то вычурной манерой держаться. И мне всегда кажется, что Вы поете именно для меня. Так думает каждый, кто приходит на Ваши выступления. Со мной рядом сидел товарищ из райкома, только запамятовал, как его зовут.

Он аплодировал Вам, наверное, громче всех. По радио часто передают Ваши песни. Товарищи в конторах знают и любят Ваши песни.

Счастья Вам, Лидия, здоровья и новых выступлений. Радуйте нас еще! Пишу, наверное, от имени всех ленинградцев.

С уважением, Валерий»

Внизу, там, где был оторван уголок, было написано еще что-то. Я разглядел только хвостик от какой-то буквы. Наверное, это была подпись, размашистая, с не менее размашистыми закорючками. Ничего интересного я не нашел и в этом письме. Письмо как письмо. Подумаешь, что странного в том, что какой-то мужчина пишет письмо с благодарностью приглянувшейся певице из ДК? Возможно, это были записки, которые он хотел ей передать, но по каким-то причинам не передал. Влюбиться в артистку, в этом нет ничего странного. Семейная реликвия! Да какая это семейная реликвия? Здесь ни фамилий, ни других подробностей, из которых можно понять, кто и кому писал. Хотя, что если этот Валерий и эта Лидия потом встретились, полюбили друг друга и поженились? Тогда эти письма могут быть им дороги как память. Но кто была та девушка? Родственница? Дочка?

Я ничего не понимал. В голову лезли лишь догадки, но мне вдруг захотелось все понять. Что заставило ту девушку, мою гостью, сначала избавиться от писем, а потом унижаться, просить, разыскивая их. Наконец, приехать ко мне, в мое отсутствие напроситься на ожидание и получить от меня такой грубый отпор. Она восприняла его на редкость спокойно, даже не предприняв попытки ответить мне тем же. Я вдруг сообразил, что все это может указывать лишь на одно обстоятельство: письма для нее действительно дороги. И вопрос совсем не в деньгах, раз она, не задумавшись, стала предлагать их мне.

Развернув лист с третьим письмом, я обратил внимание на то, что почерк заметно изменился. Писали явно не второпях, а спокойно, обстоятельно. Буквы не прыгали, чернила не расплывались. Даты на письме не было, но, взглянув на письма еще тогда, в первый раз, я сразу решил, что это последнее. Прочитав его, я понял, что не ошибся.

«Здравствуйте, Лидия, Лидочка!

Теперь Вы, конечно, не будете возражать, что Вас так называет совершенно посторонний человек. Но все равно надеюсь, что Вы мне это позволили бы.

Я не хочу верить в то, что произошло, что больше я Вас никогда не увижу и не услышу. Это огромная несправедливость, чудовищная. Теперь до боли жалко мне, что так и не передал Вам те записки, понадеявшись на то, что скажу все на словах. Но какие мне найти слова? Говорить — это не мое.