Нежный bar - читать онлайн книгу. Автор: Дж. Р. Морингер cтр.№ 70

Но за этим успехом стояло нечто еще. Нечто ужасное, стыдное. В те вечера, когда я заглядывал в окна домов в Манхассете, меня одолевало страстное желание иметь хороший дом и хорошие вещи. Это в какой-то степени превратило меня в знатока товаров из «Все для дома». Где-то на подсознании моя любовь к дорогим вещам стала культом. Даже когда я не прилагал никаких усилий, я продавал эти вещи лучше всех. На самом деле отсутствие усилий было ключевым фактором. Чем меньше я старался, тем лучше у меня выходило и тем больше я получал нездорового удовольствия. Я привык к своему фартуку, как мул к плугу.

Измученный, сбитый с толку, с очередным призом лучшего продавца в руках, каждый вечер я приходил в «Пабликаны» с двумя продавщицами, женщинами моего возраста. Одна работала в отделе косметики, другая — в отделе белья. Они считали меня веселым и наглым врунишкой — не потому, что я вешал лапшу на уши покупателям, а потому, что продолжал настаивать, что закончил Йель.

— Мне всегда казалось, что если я захочу найти работу, которая погубит мою душу, то я стану адвокатом, — рассказывал я им. — Но, может быть, отдел «Все для дома» — это то, чем мне суждено заниматься. Во всяком случае, это первое, что у меня в жизни получается.

— Не переживай, — утешала меня продавщица косметики. — Я уверена, что это просто временный этап в твоей жизни.

— Правда? — спрашивал я с надеждой.

— Если все, что ты нам рассказал о себе, действительно правда, — заявляла продавщица белья, — то ты снова поднимешься, и очень скоро, черт возьми.

Наступила осень. Я проводил дни в «Лорд энд Тейлор», устанавливая новые рекорды по продажам, а вечера — в «Пабликанах», учась у Атлета и Шустрого Эдди играть в обманный покер. В свободное время я делал наброски романа о «Пабликанах», смотрел с бабушкой Опру и читал, сидя на крыльце. В один такой ясный типично октябрьский день, когда я сидел на крыльце, подъехал почтальон со зловещим розовым конвертом. Я узнал архитекторский почерк с расстояния в двадцать футов. Взяв конверт из рук почтальона, я разорвал его на шесть кусочков. Через минуту вновь сложил их вместе. Она скучала по мне, любила меня и хотела встретиться и поужинать со мной.

Я поклялся себе, что не поддамся. Прочел еще несколько страниц книги, налил себе чашку чаю, позвонил Сидни и сказал, что заеду за ней вечером. Остаток дня я прихорашивался и пробовал разные выражения лица перед зеркалом в ванной. Невозмутимый. Спокойный. Собранный.

По пути на станцию я зашел в «Пабликаны». Единственным знакомым в баре оказался Твою Мать. Он спросил, куда я иду такой нарядный.

— На ужин с бывшей девушкой, — ответил я, закатив глаза.

— А, твою мать.

— Лучше не скажешь, Твою Мать.

— Твою мать. Мать твою.

— А тебе когда-нибудь разбивала сердце девушка? — поинтересовался я.

Твою Мать приблизил свое лицо к моему и улыбнулся улыбкой человека, который выпил девять бутылок пива, а от его дыхания у меня чуть галстук не зашевелился. Но я не отстранился, и это его, похоже, тронуло, будто моя неподвижность была признаком верности. Потом он дал мне отеческий совет, который я никогда не забуду.

— Когда-то я пырил одну молодую вертиплетку. А когда она стала мне худер приндить, я сказал ей, что я этого, мать твою, не потерплю, не дождешься, и я ей таких пинди-миндилей надавал, что на всю жизнь, мать твою, хватит. Понял м-мою мыссыль?

Сидни больше не жила у родителей. У нее была квартирка на верхнем этаже дома в Ист-Энде. Когда она открыла дверь, у меня подкосились колени. Она была еще красивей, чем в моих воспоминаниях. Карие глаза, русые волосы цвета осени — прошло всего два месяца, но я забыл. Я сказал себе, что воспоминания всегда проигрывают по сравнению с реальной красотой.

В ресторане я заказал виски. Сидни попросила водку с тоником и сразу перешла к делу. Она извинилась за то, что снова причинила мне боль. Но в этот раз она извинилась иначе. Это не звучало как стандартная прелюдия к примирению, которую я ожидал услышать. Сидни говорила о парне из трастового фонда — о его семье, о яхте, о чувстве юмора, — он был для нее больше чем друг, больше чем просто увлечение. Она любит его, сказала Сидни, но меня она тоже любит. И не может разобраться в своих чувствах.

Мне было невыносимо слушать про парня из трастового фонда. Всего виски в «Пабликанах» не хватит, чтобы стереть все те подробности, которыми Сидни забивала мне голову. Чтобы сменить тему, я спросил, чем она занимается. Она работала в маленьком рекламном агентстве, и ей это нравилось. Похоже, она отказалась от мечты стать архитектором или режиссером. Я, в свою очередь, рассказал ей про свой роман с рабочим названием «Истории придорожной пивной», про то, что написал уже восемнадцать страниц. Я поведал Сидни, как Вонючка метнул в кого-то разделочным ножом и тот застрял в стене словно томагавк. С этой истории можно было начать книгу. Я знал, что Сидни не в восторге от «Пабликанов», но больше мне не о чем было говорить, к тому же я сознательно избегал темы, от которой у нее точно испортится настроение. Словно почувствовав, что я что-то скрываю, Сидни прервала меня:

— Чем ты зарабатываешь на жизнь?

— Работаю.

— Где?

— Нигде. Не стоит об этом говорить, так, временная работенка.

— Джей Ар, дорогой, где ты работаешь?

— В отделе «Все для дома» в «Лорд энд Тейлор».

— В каком отделе?

— «Все для до-ома».

Пришел официант принять заказ, но Сидни замахала на него руками:

— Нам нужно больше времени. Намного больше времени.

Она аккуратно разложила приборы на белой скатерти, будто это была первая часть речи, которую она собиралась произнести. Затем она начала. Где твои амбиции? Что случилось с твоими мечтами и целями? Какой смысл было поступать в Йель? Почему, черт возьми, ты продаешь свечи и хрусталь?

— Потому, — ответил я с горечью, — что у меня это хорошо получается.

— Ты подавал заявления в газеты? Ты отправил им свои статьи из «Йель дейли ньюс»? Ты связывался с «Нью-Йорк таймс»?

— «Нью-Йорк…»? Пожалуйста, перестань. Тебе нельзя больше пить водку.

— Ты всегда говорил про «Таймс». Ты всегда говорил, что «Таймс» — твоя мечта.

— Правда? — Я этого не помнил. — Послушай. «Таймс» мне не по зубам. «Таймс» — это как… ты. Я чудом попал в Йель, чудом встретил тебя. Молния не ударяет три раза в одно и то же место.

— Тебе нужно пробиваться в этой жизни, Хулиган.

— Я пробивался. С тобой. Посмотри, к чему это привело. — Я втянул голову в плечи.

Она рассмеялась.

После ужина мы пошли прогуляться по Манхассет — авеню, разглядывая витрины магазинов. Сидни взяла меня за руку и прижалась ко мне. Я ненавидел себя за то, что так сильно хочу ее.

Вернувшись в ее квартиру, мы лежали на полу в гостиной и разговаривали, в основном о книгах. Сидни призналась, что теперь читает больше, чем во время учебы в Йеле, и открыла для себя целый ряд интересных молодых писателей. Я завидовал каждому писателю, имя которого она называла, — не столько их таланту, сколько тому, что они произвели впечатление на Сидни. Я догадывался, что их ей порекомендовал парень из трастового фонда. Я потянулся к Сидни и поцеловал ее. Ее губы были мягче, чем я помнил. Я расстегнул ее блузку, положил руку ей на грудь, раздвинул колени своей ногой. Она расстегнула мне пояс, легла на меня и стала стонать и шептать «да». Вдруг резко остановилась и отодвинулась: