— Я не хотела тебя пугать. Судя по всему, у ребенка свои планы, но все будет в порядке.
— Или нет.
— Если ты предпочитаешь думать о плохом, лучше ступай прогуляться.
— Я никуда не пойду, — возразил Джей-Ти.
— Тогда успокойся. Выпей пива, если хочешь. Как тебе не стыдно? С Эми врач и два спасателя. Малыш может появиться немного быстрее, чем мы надеялись, но все будет хорошо. Нельзя постоянно думать о том, что все будет плохо. Иначе знаешь, что случится?
— Что?
— Ты все потеряешь, если утратишь уверенность. Ты сам это говорил.
— Правда?
— Несколько раз.
Джей-Ти помнил, но в устах другого это звучало куда убедительнее. Полушутя он спросил, не хочет ли Джил получить работу на Колорадо.
— Правда, платят здесь слабовато, — добавил он.
— Вы, парни, мастера пудрить мозги.
— Я не шучу. Я всему тебя научу, — сказал Джей-Ти.
— Ты уже научил.
Оба смутились и посмотрели на Сэма, спорившего с Эбо.
— Нет, я не дам тебе один из плотов! — говорил Эбо. — Иди лучше поиграй с собакой.
— В том-то и дело, что собаки нет, — ответил Сэм.
Разумеется, одного взгляда на Эми было достаточно, чтобы спасатели поняли: они никуда не летят. Пока не родится ребенок. Ее не будут выносить из-под тента и укладывать на носилки; врачам не хотелось находиться в воздухе, когда малыш решит появиться на свет.
Пока Барб заводила Эми за уши кислородные трубки, Энди по радио связался со флагстаффской больницей. Потом он установил капельницу. Питер, не отходивший от девушки с тех пор, как она начала тужиться, сидел рядом и держал Эми за руку, когда она хватала воздух в перерывах между потугами. Он не знал, что сказать, чтобы успокоить ее. Происходящее казалось ему сущей пыткой, и он изо всех сил старался отвлечься от того, что сейчас переживает тело Эми, пытаясь дать жизнь ребенку.
Тем временем врачи открыли сумки и вытащили целый склад необходимых инструментов: тампоны, маски, кислородную подушку, покрывала, полиэтиленовые пакеты с прозрачными жидкостями, — куда больше, чем, по мнению Питера, могло понадобиться. Сьюзен, державшая на коленях голову Эми, спросила у Дона, можно ли теперь, когда установили капельницу, дать девушке обезболивающее.
— Честно говоря, я предоставлю решать это спасателям, — сказал Дон.
— Но вы же врач!
Дон слабо улыбнулся:
— Полагаю, этим ребятам доводилось принимать роды куда чаще, чем мне. Наверное, я лучше выйду, — сказал он Барб и Энди, — а вы занимайтесь своим делом. Дайте знать, если понадобится помощь.
Энди устроился между ног Эми, а Барб продолжала следить за показаниями монитора.
Сьюзен испытующе взглянула на нее.
— Ну? Можно ей что-нибудь дать?
— Не сочтите меня садисткой, — ответила Барб, — но, боюсь, таким образом мы замедлим процесс.
— Но возможно, именно это нам и нужно! — сказала Сьюзен. — Тогда мы могли бы отвезти ее в больницу.
— Я не собираюсь принимать роды на высоте пять тысяч футов, — возразил Энди.
Эми снова застонала. Питер, к этому времени уже считавший себя настоящим экспертом по дифференциации болевых признаков, объявил, что приближается схватка.
— Хорошо, Эми, — сказал Энди. — Постарайся. Я хочу увидеть головку.
Сьюзен обхватила дочь, пропустив руки под мышки, чтобы Эми могла тужиться изо всех сил. Питер и Дон сделали то же самое с нижней частью тела, обвив руками ноги девушки. Это была крайне странная, животная поза, но тем не менее Питера ни в коей мере она не смутила. Когда схватки закончились, Эми начала кричать — десять, пятнадцать, двадцать секунд…
— Она справилась! — провозгласил Энди.
— Видите головку? — крикнула Сьюзен. — Эми, ты слышала? Он видит головку!
— Какой лохматый… — пробормотал Энди.
— Волосы! — в восторге воскликнула Сьюзен.
Эми сделала вдох и издала жуткий звериный вой.
— Тужься! Давай, Эми, тужься! Не останавливайся!
— Так, хватит, — приказал Энди. — Хочешь взглянуть, бабуля?
Стерев слезы с лица, Сьюзен перебралась туда, где сидел медик.
— Ох, — выдохнула она. — Ох, Эми. Вот он! Или она! Милая, сейчас у тебя будет малыш!
— Я в курсе, ма! — крикнула Эми. — Иди обратно и держи меня!
Сьюзен вернулась и снова устроилась у головы дочери. Она склонилась к уху Эми.
— Малыш прекрасен, — шепнула она.
— Мне плевать, как он выглядит! Вытащите его наконец!
— Хочешь посмотреть? — спросил Энди у Питера.
— Нет, спасибо.
— Так, Эми, — сказал Энди. — В следующий раз постарайся протолкнуть головку полностью. Но не слишком быстро. Разрыва нам не надо.
— Щипцы? — спросила Барб.
— Пока нет.
— Питер, ну посмотри на него, — сказала Сьюзен.
— Значит, он наполовину снаружи? — простонала Эми.
— Пока нет, — спокойно ответил Энди. — Но уже почти.
— Посмотри хотя бы на секундочку, — настаивала Сьюзен.
— Мама, замолчи! — завопила Эми и тяжело задышала. Сьюзен, Питер и Дон снова заняли свои места. Эми сделала глубокий вдох, и Питеру показалось, что девушка пытается втянуть в себя все вокруг. Она напряглась, сжалась, зарычала, и внезапно Энди крикнул:
— Головка прошла! Теперь замри! Больше не тужься! Барб, трубку!
Та протянула ему маленькую синюю «луковицу». Питер не видел, что с ней делает Энди, да и не хотел видеть.
— Не могу! — закричала Эми.
Энди приказал:
— Придется! Просто дыши!
Питер, внезапно, как никогда в жизни, ощутивший себя частью команды, тоже велел ей дышать и был удивлен, когда Эми послушалась приказа. Ее глаза были полны ужаса, девушка послушно повиновалась его инструкциям.
— Дыши! — твердил Питер снова и снова, и, когда схватки закончились, Эми заплакала. Питер подумал: как это ужасно, просто ужасно, когда ребенок наполовину в тебе и наполовину снаружи! — Все хорошо, — шепнул он. — Уже почти закончилось.
— Еще разок, Эми, — сказал Энди.
— Не могу, не могу, не могу!!!
Эми сделала самый глубокий вдох и принялась тужиться так сильно, что Питер не решался взглянуть ей в лицо, а потом вдруг откуда-то из ее тела торпедой выскочило нечто серо-синее, с хвостом, похожим на штопор, — вылетело так быстро, что Энди едва успел поймать. Но все-таки поймал — и в следующее мгновение уже держал мягкое и безжизненное тельце на руках. Это был мальчик, неподвижный и вялый, странно спокойный, и в первую очередь в голову Питеру пришла мысль не о великом чуде рождения, а о том, у кого из присутствующих хватит смелости сказать Эми, что ее ребенок мертв.