Американка - читать онлайн книгу. Автор: Моника Фагерхольм cтр.№ 8

— Я подумала, если тебе надо где-то заниматься… я имею в виду твоими… рисунками… Ателье. Оно у тебя всегда будет. — И поспешила добавить: — Но не в сарае. А в доме. Там много светлых комнат, где удобно рисовать.

И на следующий день Бенку все же туда вернулся. Ему предоставили одну из больших светлых комнат на втором этаже.

— Здесь у тебя отличная перспектива. — Баронесса положила руку ему на плечо, так же резко и грубовато, как и разговаривала.

— Здесь к тебе наверняка придет вдохновение.

Он высвободился. Чего ей от него надо? Вообще? Судя по голосу, она словно сдерживается, чтобы не сказать что-то совершенно иное. Но разве не потому он здесь и разве она не должна ему кое-что рассказать?

— Пойдем, я покажу тебе, где лежит ключ от кухни. Можешь приходить и уходить когда захочешь. На меня не обращай внимания.

Бенку вышел вслед за ней из комнаты, спустился по внутренней открытой лестнице из красивого светлого дерева, которая вела почти прямиком в Зимний сад. Да, в доме все было таким высоким и светлым, таким чистым — точь-в-точь как во времена строительной выставки и даже раньше. Но Эдди сюда не пускали. Она могла находиться здесь, только когда баронесса была дома.

— Ты не обязан составлять мне компанию, — сказал баронесса позднее. — Я привыкла жить сама по себе. Эдди… она была исключением. Я имею в виду, в моем уединении. Я почти всю жизнь жила для себя самой.

Но тут она опять словно одернула себя и задумалась о другом.

— Ах, что это я стою и болтаю с тобой? Рассказываю историю своей жизни.

— Жизнь должна продолжаться, — добавила баронесса, тихо и серьезно. — Вот что я, собственно, хотела сказать.

Но он не мог находиться в этой комнате, это он понял почти сразу. Бенку смотрел на белую бумагу, разложенную перед ним на большом рабочем столе, который баронесса специально перенесла для него наверх из какой-то другой комнаты. Она дала ему бумагу, замечательную бумагу, какой у него никогда не было. Он ходил кругами по комнате. Там были фотографии, стояли в ряд на комоде, белом, он догадывался, что они оказались здесь не случайно, эти фотографии, что ему намеренно выделили именно эту комнату, для «рисования и вдохновения». Это были семейные фотографии, строгие дяди и затянутые в корсеты тети в длинных темных платьях. Мальчики в матросках, девочки в светлых платьях, с бантами в густых длинных волосах. Бенку думал: не об этом ли она хотела мне рассказать? Не этим ли хотела меня заинтересовать? Ее родня и семья со всеми их причудами, ее родственники, которые были родственниками и Эдди?

Но из этого ничего не вышло. Никаких расспросов не последовало. Ему было неинтересно. Ничуть. Но все же. Он не мог отвести глаз от этих фотографий. Он-то знал, что искал.

Ее где-то среди них. И нашел то, что искал.

Портрет. Очень скверная фотография совсем обыкновенной девочки. Школьная фотография или что-то в этом роде.

Она смотрела прямо в камеру, смотрела прямо на него, своими испуганными, испуганными глазами. В них не было явной грусти, просто — ничего.

Бенку взял фотографию и навсегда ушел из Стеклянного дома. Баронесса была в своем Зимнем саду. Щелкала ножницами. Ничего торжественного в этом не было. Возможно, она не поняла, что он не вернется. Впрочем, рано или поздно она об этом догадается, но так все и оставит, не станет искать его снова.

Он прямиком направился в сторожку к Рите и Сольвейг.

А потом стал заполнять карту.

Девушка в озере. Смерть Эдди.

Несколько дней спустя он перебрался в сарай на дворе кузин, где оборудовал себе комнату на зиму. Оклеил стены газетами и обил войлоком, купил в рассрочку печку-буржуйку у папы кузин из его запасов. Кровать, кресло и фанерную доску вместо стола. Полку для книг, карт и документов. Взял проигрыватель Бьёрна и несколько пластинок.

Трое на мосту. Снова наступила осень, поганое время, все дачники разъехались. Рита, Сольвейг и Бенгт на самом дальнем причале на Втором мысе спиной к берегу болтали ногами в воде и разговаривали о чем-то, что нельзя расслышать.

И тут пришла Дорис Флинкенберг, по скалам Второго мыса. Дорис с кассетным магнитофоном, который она получила от мамы кузин, когда пришла в этот дом как новая кузина, свадебный подарок — так она говорит, и для всех, кроме мамы кузин, это звучит страшно глупо. Теперь Дорис за версту было слыхать, из-за той музыки, что вечно играет в магнитофоне, с которым она не расстается. Заметив Риту, Сольвейг и Бенку, она сразу направляется к ним и издалека громко и звонко кричит: «Привет!»

Никакой реакции. Никто даже не пошевелился. Для них Дорис все равно что воздух. Но не думайте, что это ее остановит. Она поставила магнитофон (она очень над ним тряслась: не так-то много подарков она получала, а кроме того, что еще важнее, он служил наглядным подтверждением ее нового статуса: она теперь тоже ребенок из семьи кузин) и двинулась вперед, остановилась в пяти-шести метрах от них, а они словно ее и не замечали вовсе. Дорис подняла руку, выставила указательный палец и крикнула:

— Пиф-паф! Я вас застрелила!

И тут произошло нечто забавное. Они разом обернулись. И лица у них были такие — обхохочешься! Они струхнули, словно их застали врасплох.

Дорис Флинкенберг стало весело.

— Ну у вас и видок! — крикнула она довольно. — Здорово вы перетрусили! Это же всего-навсего палец, мой палец, вот!

Рита первой пришла в себя. Она медленно встала и направилась к Дорис, на лице ее застыло выражение, которое у нее появлялось лишь тогда, когда она была не на шутку сердита. Дорис отпрянула.

Но тут подоспела мама кузин. Она появилась на скале за их спиной.

— Дорис! — крикнула она. — Иди сюда! Будем печь хлеб!

Такой была мама кузин поначалу после смерти Бьёрна. Никуда не отпускала с глаз Дорис Флинкенберг, новую кузину.

И у Дорис, которая вот только что по-настоящему испугалась Риты и других, отлегло от сердца.

— Иду!!! — ответила она маме кузин. А потом опять повернулась к той троице, так же дерзко, как только что. — Отворачиваются только те, чья совесть нечиста! — выпалила она.

И:

— Я знаю то, что вам до смерти хочется узнать. Но вы скорее бы умерли, чем допустили, чтобы я это знала. Но я кое-что видела.

Комната для меня в приюте. После того как Бьёрн погиб, а Бенку переселился в сарай на дворе, в доме кузин освободилось место для еще одного ребенка. Им стала Дорис Флинкенберг, нищенка, с которой плохо обращались, она вселилась в ту комнату на втором этаже, которая когда-то была комнатой Бенку и Бьёрна.

— Ты теперь моя девочка, — ласково говорила мама кузин Дорис. — Хотя, конечно, я взяла тебя взаймы.

— Не взаймы, — протестовала Дорис Флинкенберг, набив рот сдобным тестом. — Насовсем.