— Вот ты — татуировщик? — говорит он вдруг.
Я киваю. Он продолжает:
— Представь, что ты единственный татуировщик на Земле…
Представил. Ещё и как представил, хе-хе… Вслух:
— Ну представил.
Он, вынув руку из кармана, чешет свой нос:
— Даже не так… Ты думаешь, что Ты единственный татуировщик на Земле…
Представил. А заодно — разрушенные небоскрёбы и обгоревшие буквы HOLLYWOOD… Во бабла подобью! Или тогда тушёнкой и патронами придётся брать?
— Ну представил.
Он снова засовывает руку в карман штанов:
— Хорошо…
Потом продолжает:
— Вот ты живёшь в своём городе… делаешь татуировки… и думаешь что ты
один, да?
Я киваю.
— …что больше нет никого… такого, как ты… да?
Я опять киваю. Он закусывает нижнюю губу:
— А однажды выезжаешь в другой город и видишь, что там тоже ходят люди с татуировками… и не ты их делал… кто-то другой…
Он прикасается к своей левой брови:
— В общем, понимаешь, что ты не единственный… Есть ещё мастер… а может, и не один… и повсюду видны следы его работы… их работы…
Я внимательно слежу за тем, как он приглаживает мелкие волоски над глазом. Говорю:
— Николя… У тебя тоже бывает Чуйка?
Он дёргает углом рта:
— Не бывает… Она со мной постоянно… Круглые сутки…
Я тру затылок о ковёр на стене. Блин… не пряник даже, а неизвестно кто… Вслух:
— И чё она тебе сейчас шепчет? — уточняю, помедлив. — …В смысле твоя Чуйка?
Он снова закусывает нижнюю губу. Смотрит по сторонам. Мотнул головой в сторону двери:
— Пойдём, выйдем…
Блин… ходить щас вообще не в кассу… ну ладно… Я поднимаюсь с постели, и мы, протопав по коридору, спускаемся по ступенькам.
Кто-то выкрутил на Солнце ручку «Light» до деления «100», и теперь оно шпарит вовсю… Я недовольно щурюсь и достаю из кармана свои Ray Ban. Напяливаю на нос. Заодно чешу его, чешется потому что… Медленно бредём по прямой. Крыльцо — прямо за спиной. Вижу Семёна, ковыряющегося возле огромной кормушки у поросятника. Он вываливает мелкие зелёные груши в длинное корыто. Cам не доел, что ли?..
— А чё мы вышли? — спрашиваю я. — Все валяются… на отходняках…
Я киваю на Семёна:
— Только этот болван румяный шарится…
— В доме лучше не говорить об этом, — Николя не останавливается. Я иду рядом:
— О чём?
Он смотрит прямо перед собой:
— Ты бы ведь заметил работу другого татуировщика?
— Да… по любому… — киваю. — Я их столько видел… В основном дерьмо всякое… Дешёвой тушью…
Николя останавливается посреди двора. На том самом месте, где стояла Атасная Пулялка. Смотрит в мои глаза. Ray Ban — мечта Морфеуса — слабая защита от его взгляда. Прямо прожигает меня этот чувак… Говорит:
— В этом доме тоже полно чужой работы… дешёвой тушью.
Хм… Он чё — Стивен Кинг?..
— Не Стивен Кинг… — говорит вдруг Николя. И перебивая следующую мысль. — …И Люди Икс тут тоже ни при чём.
Я потрясённо смотрю в его чёрные глаза. Снимаю солнцезащитные очки. Тихо говорю:
— …Ни хера себе… ты кто?..
Он смотрит на меня, и я чувствую себя голым. Словно нет на мне моих шорт и футболки с лого Micky Sharpz. Говорит:
— Я специалист.
Пауза.
— Особого рода.
Я осматриваюсь по сторонам. Но его глаза, как магнит.
— Чувак… как тебя ещё не убили?
Он дёргает плечом:
— Хотели… — вытаскивает руку из кармана и задирает футболку до груди. — …Не получилось…
Я вижу три шрама. Да-а-а… Это тебе не скарминг…
Молчу. Он снова засовывает руку в карман. Говорит:
— Так вот… Это связано с Иваном… я не пойму пока… и мне некогда… я уезжаю сегодня… мне пора уже…
Я молчу. Он продолжает:
— …если вдруг поймёшь, Что тут Такое — не бойся…
Я кусаю кожицу на нижней губе:
— Что пойму?
Он пожимает плечами:
— Не знаю пока… но что-то мелкое… дешёвка…
Потом говорит:
— Если Найдёшь — прогони.
— Кого?
— Не знаю. Но не бойся.
Я, помедлив, снова надеваю очки. Вижу Семёна возвращающегося с ведром груш.
— И это… — говорит Николя, мотнув головой в сторону сектанта. — С ним поосторожнее…
— В смысле? — я наблюдаю, как зелёная мелочь, стуча, сыпется в кормушку.
— В прямом, — говорит Николя. — У него башка не творогом набита… Он на грани…
— В смысле? — я дёргаю подбородком.
— В прямом, — повторяет Николя. — Он почти слетел с катушек… И ты ему не нравишься.
Ну это я и сам понял.
— Ну это я и сам понял, — говорю я.
Николя кивает:
— Ну так вот… Главное, чтобы ты Меня Понял.
— Я понял.
— Молодец… — он смотрит в сторону крыльца. Там, сложив руки на животе, стоит Анна. — Пошли?..
— Пошли, — говорю я.
Через полчаса гости начинают разъезжаться. Николя с Анной тоже выходят на крыльцо со своим жёлтым чемоданчиком.
— Погостили бы ещё, — говорит тётя Валя, вручая им пакет с пирогом.
— Спасибо… — Николя оглядывается на звук мотора за спиной. — …Но нам пора…
Звук мотора — это синяя «Победа» дяди Васи. За рулём — Тольча. Он пригнал машину, чтобы отвезти похмельного отца и мамку домой. Он же отвезёт Николя и Аню на станцию, а потом вернётся за Иваном.
Ивану тоже пора. В свою палату.
Я машу Тольче рукой. Он улыбается в ответ.
Дядя Вася, кряхтя, влазит на переднее сидение. Его жена и Аня уже уселись сзади. Николя ставит чемодан в багажник и подходит ко мне:
— Ладно… Давай…
Мы крепко жмём друг другу руки. Потом он берёт меня за плечо — тоже крепко:
— До свидания.
— Мы ещё увидимся? — мне почему-то жаль с ним расставаться. Он отпускает моё плечо:
— Надеюсь, нет.
И они уезжают. Я вижу, как Аня машет в окно. Все стоящие у крыльца тоже поднимают руки в ответ. Я бреду в дом. Проходя мимо Генкиной комнаты, в которой недолго обитали Николя с Аней, вижу смятую постель. Захожу. Смотрю на чёрно-белого Пушкина… тоже ниггер по-своему…