— О нет! — воскликнул он. — Я не должен подавать тебе надежды. В свое время я успел разбить немало сердцов, так что видывал цып и получше. — Он снова приблизился, почесывая указательным пальцем у себя за ухом. — Вишь ли, девуля, я не уверен, что ты достаточно хороша для меня, то есть вполне ли ты в моем вкусе. Вааще-то я люблю… ммм… еще покрасивше. Боже мой, Мэри, умоляю, не надо слез! — Почти каждый раз, когда он просил ее не плакать, Мэри так и подмывало зарыдать. Он так серьезно это говорил… — Ну что ж, ты, цыпуля, так убиваешься? Ну, хорошо, раз хочешь, можешь надеяться, вреда от этого не будет, а? Никогда не знаешь, когда тебе улыбнется счастье, если дела пойдут так и дальше. Я тебе вот что скажу: признаюсь, убить тебя я был бы не прочь. Ты стоишь того — говорю как на духу.
Мэри промолчала. Говорить ничего и не требовалось. Расс рассуждал про убийства девушек так часто и небрежно, что у Мэри начали закрадываться сомнения, действительно ли убийство такое уж серьезное мероприятие. По шкале ценностей Расса девушке повезло, если она заслуживает быть убитой, — гораздо больше, чем если она и того не стоит. «Даже убить ее западло» — вот самое худшее, что мог он сказать о девушке, и Мэри была счастлива, что у нее не так все запущено.
Расс выкатился на середину кухни.
— Отвянь, пупсик, на фиг! — взвизгнул он, адресуясь в пространство, и проворно выхватил из заднего кармана джинсов расческу. — Ты всего лишь похожа на Брижит Бардо! — Он отклонился от подвешенного на стене пыльного зеркала, потом съежился и отскочил в сторону, как будто невидимые руки тащили его за ремень. — Софи, убери руки! — сурово пригрозил он и выпрямился. — Ох-хо! — Он снова отпрянул. Тут он крепко вцепился в оседлавшего его неведомого призрака. — Ой-ой-ой! Рэкел!!!
[7]
Отвалишь ты наконец от моей чертовой… — Он стряхнул с себя привидение, швырнул его на пол и принялся от души наминать бока незримой противнице. Поуспокоившись, он подтянул штаны и снова откинулся назад, встав перед зеркалом. — Осс-пади, вот так ше-ве-лю-ра, — запричитал он, обеими руками оглаживая и теребя волосы. — И откуда все это нарастает-то, хотелось бы знать. Знаешь, что меня убивает? Куда утекают все мои денежки? Вот в эту самую макушку — на ее стрижку! Чесслово. Черил говорит, пусть отрастают. А Фарра
[8]
твердит, мол, ей по душе покороче. Ате-е как, Мэри?
— Расс, — начал было Алан.
Расс невозмутимо продолжал расчесывать волосы.
— Чем обязан, Лысячок?
— Я тебе просто череп раскрою, — выдавил Алан надломленным неуверенным голосом. И нервно добавил: — Ты, зажратый упырь.
— О, молю, Алюньчик, миленький, не надо! Не делай этого! Держите меня, люди добрые, у меня коленки трясутся — ща упаду! Зажратый? За-жра-тый? — Он метнулся назад, схватившись за живот, — Да буде вам известно, что на этом роскошном экземпляре не наберется и грамма лишнего жира. Если я тут такой ис-ся жирный, то чо все эти киношные звездочки за мной так увиваюсся? Ась? Не за тобой ведь, это уж точно. Не-а! Знаешь, отчего? Потому что их от плешивых воротит. Съел?
— Расс, — проскрипел Алан и закрыл глаза.
— Хотя, старик, в чем-то ты прав. Мой приятель и правда толстоват. Признаю. Вот мои супертелочки все твердят мне: «Расс, малышик, я вся тащусь от тваво Большого Парня, а уж тво…»
— Расссс, — прошипел Алан. — Чего тебе надо, а?
Расс взглянул на бледного Алана, воздвигшегося в
дверном проеме, а потом на часы над головой Мэри. Было без десяти шесть.
— А, да. Старик Педро Паэлла требует, шоб сёдни все квитанции были пораньше.
— Ко скольки?
— Вроде он говорил, до шести.
— Долбаный сраный Расс, — промычал Алан, возвращаясь к своему столу.
Громко насвистывая и на ходу поправляя ремень джинсов, Расс продефилировал обратно к Мэри. Он умолк, и его рука неспешно обвилась вокруг ее талии. Одобрительно кивая своим мыслям, он наблюдал, как Мэри моет тарелки — одну за другой.
— Эй, ты еще готова угостить меня бокальчиком субботним вечерком? — хрипло прошептал он.
Мэри кивнула.
— Я требую от тебя торжественного обещания — ты не будешь пытаться меня напоить или в этом роде. Даже и не думай, поняла?
— Не буду.
— Вот и умница. Вот так. — Он подвел палец к ее подбородку и повернул лицом к себе. Долго разглядывал ее серьезным, оценивающим взглядом. — А знаешь, может, ты для меня и вполне даже хороша. Пожалуй, я мог бы быть с тобой поснисходительней. Вроде ты очень даже в моем вкусе… — Он продолжал изучать ее еще несколько мгновений, потом закрыл глаза и покачал головой. — Нет. Не вполне. Не в моем.
Расс вышел через скрипучие вращающиеся двери. Мэри вернулась к посуде. Алан в тихом бешенстве корпел над работой минут десять, потом выскочил за дверь. Вскоре Алан вернулся. Мэри знала, что это был он, для этого ей не надо было даже оборачиваться: его силовое поле совсем не походило на тепловую энергию Расса. Состояло оно из тоски, извинений и неуемных тщетных надежд. На мгновение ей почудилось, что его дух так и ходит у нее за спиной, как если бы Алан извивался и заламывал руки, скорбно взывая к ней и о чем-то моля. Однако она знала, что на самом деле это всего лишь его взгляд, жадно блуждающий по ее спине.
* * *
Проведя рядом с Мэри пятьдесят часов, Алан безнадежно в нее влюбился. Да, боюсь, что именно так. С прискорбием вынужден заявить, что это правда. По уши. Такие вот дела. С Рассом не все так ясно. Его силовое поле сопротивляется как может. А вот Алан уже готов. Только о Мэри и думает. Все, что она делает, ранит его в самое сердце.
Если спросить его, когда это случилось, он ответит, что с первого взгляда. С первого взгляда он полюбил ее лицо, спелые алые губы, пышные иссиня-черные волосы, глаза, в которых поблескивают искорки чувственного ожидания. Он в восторге от ее манеры стоять, сложив руки, и послушно кивать в ответ на приказания старика Гарсиа. При этом она действительно совсем не против перемывать все эти груды грязной посуды. Ему нравилось, что она сразу же приступала к работе, почти не отвлекаясь на Расса, вечно крутящегося вокруг… Алан пропал. Даже зловещая трагедия утраты волос превратилась в один из эпизодов его героической поэмы страдания (Сможет Ли Мэри Полюбить Совершенно Лысого Мужчину?). Он все время думает только о Мэри. Время и Мэри превратились в единое целое. Мэри разбивает ему сердце. Он боится, что она девушка не его круга; может быть, он и прав. Бледный Алан очень, очень встревожен.
Да и я, знаете ли, тоже. Любовь. Влюбиться… Влюбиться в другого человека. Полюбить… Действительно ли то, что ты испытываешь, — любовь? Если ты влюбился, то ведь можно и обжечься, да еще как. Можно и сгореть. Влюбляйся, но не обжигайся. Можно и совсем пропасть. Смотри не пропади! Не дай подцепить себя на этот крючок. Любовь — всего лишь самое сильное чувство, которое тебе дано испытать на этом свете. И ничего больше. Не позволяй никому говорить тебе, что твое чувство — не любовь (не поддавайся такому внушению!), если это самое жгучее чувство из всех, которые ты когда-либо испытывал. Самой-то любви, по сути, и не существует. Лишь ты делаешь ее любовью.