Не слишком-то. Ведь он, кроме прочего, был врачом.
В смысле?
Они привыкают к этому. Совать свой нос в чужую жизнь. Выслушивать секреты. Смотреть на то, что больше никому не показывают. Это, конечно, не давало ему права на то, что он делал, однако ему переступить эту черту было куда проще, чем обычным людям. Ведь врач чем-то похож на шпиона.
А еще чем-то на Бога.
Да.
Давайте сменим тему. Когда начали поступать звонки от Памелы Джил?
По словам Алекса, через неделю после того, как он ее уволил.
Он сам рассказал вам об этом?
Только после того, как решил окончательно сознаться. Он хотел облегчить душу, рассказать все. Все эти тайны очень тяготили его. Настолько это не соответствовало его натуре.
А до этого вы совершенно ни о чем не догадывались?
Уже только задним числом. Через несколько недель после того, как он уволил Памелу Джил, ему позвонили на мобильный. Он посмотрел на входящий номер и ушел говорить в другую комнату. Потом он сказал, что это был Тоби, его брат. Я не поняла, зачем ему выходить в другую комнату, чтобы поговорить с братом, но, поскольку медицина связана с конфиденциальностью, я не брала это в голову. Но это показалось мне немного странным.
Вы не заподозрили, что это могла быть мисс Джил?
Нет. Я не могла представить, что она станет угрожать ему.
Она угрожала объявить, что у них был роман?
Она металась между обвинениями в сексуальном домогательстве и полномасштабном романе. Плюс предположение, что он домогался миссис Мадуубе. Все это ради того, чтобы заставить его еще раз встретиться с ней. Он увиливал от нее. Наверное, тогда-то он и придумал оборудовать свой кабинет. Чтобы сняться с ее крючка. Идея была в том, что, если ему удастся организовать повторный визит миссис Мадуубе, он запишет осмотр и тогда будет вне подозрений.
Но ведь скрытая запись пациента, безусловно, грубое нарушение правил БМА
[5]
.
Я не думаю, что в тот момент он ясно соображал. Возможно, он считал, что пусть его лучше затаскают за нарушение конфиденциальности, чем за изнасилование. Он думал, что, если запись снимет с него главное обвинение, судить его, если дойдет до осуждения, будут более снисходительно. Цель оправдывает средства, типа того.
Как вы полагаете, это он все сам придумал?
У меня нет возможности узнать это наверняка. Теперь нам известно, что Шерри Томас установила жучок в его мобильном, как только он пришел в СВЦ, и можно предположить, что и тут не обошлось без нее. На записях хорошо видно, как она подводит его к этой мысли. И это делалось не с тем, чтобы защититъ его. Ей просто безумно понравилась перспектива посмотреть на пациентов на приеме у врача. Она была больная. Патологический вуайерист.
А как же Алекс? Разве он не участвовал? Сам-то он не «патологический вуайерист»?
Он не был таким, пока ее не встретил. Да и тогда тоже не стал. Но он слишком далеко зашел и уже не знал, как выбраться.
Значит, он не несет ответственности?
Он поступал неправильно. И знал это. Теперь об этом знает весь мир. Но он никому и никогда не желал зла. Он полностью признал свою вину и твердо решил остановиться. Боже мой, ведь жизнь его трещала по швам. Он был уверен, что у меня роман, что его карьере вот-вот придет конец, что его дочь занимается сексом, а сын ворует. Это была просто черная полоса.
Генеральный медицинский совет расценил это иначе.
Это все политика. Посмертно лишать практики — это абсурд. Они просто старались продемонстрировать всем, что в их ведомстве поддерживается порядок, но если бы они хотели действительно его навести, им следовало бы поменьше давить на врачей. И к тому же изменить процедуру подачи жалоб, чтобы она не была заведомо в пользу обвинителя. На самом деле я думаю, что камеры видеонаблюдения в медицинских кабинетах — это отличная идея.
Разве это не противоречит целям Сеймуровского института?
Вовсе нет. Мы выступаем против принудительного или скрытого видеонаблюдения. Если это делается с согласия и не является обязательным — например, пациент сам может выбрать, выключить камеру или нет, — тогда никаких возражений. Сеймуровский институт не против технологий. Он за конфиденциальность.
Интервью с доктором Тоби Сеймуром
Боюсь, у меня совсем немного времени. Саманта уговорила меня на это интервью, но вообще-то я против. Мы должны отпустить Алекса, пусть покоится с миром. Кроме всего прочего, у меня прием через десять минут.
Я понимаю. Буду максимально краток. Доктор Сеймур, сколько лет вы работали со своим братом?
Более двадцати. Мы вместе открывали эту клинику. Мы учились в одном мединституте. Оба с детства хотели стать врачами. Мы были очень близки.
Что он был за человек?
Это, наверное, звучит нелепо, но я сам толком не знаю. И не оттого, что он оказался не тем, за кого мы его принимали, скорее потому, что он был человеком закрытым. Сдержанным, все в себе. Хороший семьянин. А вытянуть из него что-нибудь было сложно. Но мне он нравился. Основательный, ответственный, на него можно было положиться — он почти никогда не опаздывал, всегда работал дольше, чем положено. Пациенты его любили по большей части — то есть хорошие пациенты.
Хорошие?
Есть хорошие врачи, и есть хорошие пациенты. Боюсь, что на нашем участке осталось не так много хороших пациентов. Много всякого мусора. Сволочи.
Вы считаете своих пациентов мусором?
Я слишком стар, чтобы миндальничать и говорить полунамеками. Я никогда не был таким идеалистом, как Алекс, но всякий, кто проведет в подобном заведении двадцать лет, неизбежно усвоит несколько жестких уроков о человеческой природе. Однако тем хорошим пациентам, что у нас остались, Алекс был вполне по душе, хотя не стану утверждать, что под конец это было взаимно.
А именно?
Он был очень хорошим врачом. Но я не уверен, что он по-прежнему любил людей. Клиника, подобная нашей, — это большое испытание. Такое разрушит любые идеалы. Я думаю, что поворотным моментом послужила эта история с Памелой Джил — когда тот, кто должен быть на его стороне, обернулся против него. Ему все труднее и труднее было поддерживать образ «хорошего» человека. Иногда у меня складывалось впечатление, что он сомневается, ту ли он выбрал профессию. Такая работа в итоге может оказаться по-настоящему неблагодарной. Ты чаще всего хорошо знаешь, с чем к тебе обращаются. А если нет — даешь направление к специалисту. Это вовсе не так интересно и не требует самоотдачи. Вот он и приуныл. Ну и конечно, у него были проблемы в семье.
Он вам рассказывал об этих проблемах?
Он не слишком об этом распространялся. Как я уже говорил, он был человеком сдержанным. Но я умел читать между строк. Тут словечко, там фразочка. Было совершенно очевидно, что у них с Самантой все складывается не слишком гладко. Конечно, новорожденный — это кого угодно доведет. И он беспокоился за Викторию. Полагаю, все это вы знаете. А кроме всего прочего, он чувствовал себя — да, нищим. Сегодня это значит куда больше, чем когда мы начинали. Дом требует ремонта, дети растут, машине уже десять лет. Можно сказать, он был на мели.