Вы уже не первый раз заводите эту песню.
Какую песню?
А такую — что-я-наделала-это-была-ошибка-вы-не-тот-за-кого-я-вас-принимала. Но я не могу держаться подальше, если стараюсь выяснить, что произошло. Когда вы впервые обратились ко мне с этим проектом, вы задали мне вопрос, Саманта.
Правда?
Вы спросили: «Вы можете быть честным?»
Честным — не значит назойливо любопытным. Должны быть пределы.
Я просил вас мне довериться.
Знаете, я пиарщица. По крайней мере, была. Я много понимаю про информацию. Я знаю, что есть бесконечное множество способов ее представить. Я хорошо усвоила непререкаемую истину эпохи Тони Блэра: все дело в подаче. И я никак не ожидала, что вы станете подавать ситуацию с негативной стороны.
Я не пиарщик. Я писатель. Для меня не все дело в ракурсе.
Какая наивность.
Я так не думаю.
Вы просто рассказываете историю, глядя на нее с определенной точки зрения.
Я просто пытаюсь сделать то, о чем вы меня просили. Стараюсь быть честным. А честным я могу быть, только владея максимально полной информацией. Таблоиды все еще копают вашу историю. То, что вы не скажете мне, рано или поздно станет известно им. Поздно пытаться оградить Викторию и Гая. Все уже закрутилось-завертелось. Рано или поздно эта муть уляжется — и затвердеет. И какую она примет форму, отчасти зависит от вас. Если вы видите в этом лишь упражнение в технике подачи, тогда все, что не соответствует вашей интерпретации, является искажением действительности. Ну и что мне вообще тут делать, в чем смысл? Вам тогда нужно нанимать пиарщика, а не писателя. Пригласите Макса Клиффорда, как Памела Джил.
Просто я…
Дело в том, что у меня другие намерения. И цели у меня другие. И воззрения.
Какие же?
Знаю, это звучит претенциозно, но я верю в правду. Я верю, что существует возможность добиться вполне достоверного, как моментальный снимок, изображения правды. Потому я этим и занимаюсь.
И из-за денег.
Да, из-за денег тоже. Это не взаимоисключающие вещи.
Но вы-то в безопасности, верно? Вас не выставляют на всеобщее обозрение, как нас. Вы автор. И вы продефилируете нетронутым, богоподобным. Вы говорите, что вы за правду, а сами подадите себя с наиболее выигрышной стороны. Вы будете хорошим парнем, который несет правду.
Я не совсем понимаю…
А что вы скажете, если мы установим некое квипрокво?
О чем вы говорите?
Я сижу здесь, раскрываю вам свои секреты. То, о чем мне стыдно вспоминать. А вы сидите с ручкой и диктофоном и в ус себе не дуете. Вам ничто не угрожает. Вы зарабатываете деньги, статус.
Так мы и договаривались.
Мы договаривались быть честными. Так почему бы вам самому не попробовать? Почему бы вам самому не раскрыться — если вы хотите, чтобы я вам доверилась.
Это безумие.
Отнюдь. Я стою перед вами совершенно голая в метафорическом смысле. А вы полностью одеты. Так покажите мне что-нибудь, расскажите о том, чего сами стыдитесь. О том, что никому еще не рассказывали. Я хочу, чтобы вы нарушили собственную конфиденциальность.
Вы хотите, чтоб я раскрыл вам какие-то секреты.
Не только мне, всему миру. Расскажите мне, а потом включите в книгу.
Не знаю, что и сказать.
Думайте быстрее, иначе я все отменяю. Вы должны оказаться в том же положении, что и я. Тогда вы завоюете мое доверие.
Вы серьезно?
Абсолютно.
Секунду, диктофон только выключу.
Примечание автора: Идея выставить себя на всеобщее обозрение, чтобы поддержать равновесие в книге — равновесие не между частями повествования, но между мной и героиней, — вначале показалась мне совершенно абсурдной. Однако чем больше я об этом думал, тем более справедливой казалась она мне, на свой сермяжный манер.
И журналистика, и документальная проза в целом всегда представлялись мне довольно уязвимыми с этической точки зрения. В чем-то Саманта Сеймур была, безусловно, права, утверждая, что существует — и всегда должен существовать — дисбаланс сил между писателем и его героем. В конце концов, последнее слово остается за писателем — что может быть сильнее?
Однако предложение самому раскрывать секреты, чтобы продолжать работу над книгой, казалось мне весьма тягостным. Не стану утверждать, будто я как-то особенно охраняю свою частную жизнь, притом насколько часто я практикую так называемую исповедальную журналистику, «скармливая» целые куски моей жизни массмедиа. И чем сильнее разыгрывается аппетит газет, насыщающих утробу своих читателей, тем чаще соблазняюсь я этой дорожкой, убеждая себя, что пытаться быть выше этого и отказываться от подобных предложений из чувства собственного достоинства — напыщенно и бестолково.
Тем не менее я как-то контролировал то, что получалось на выходе. И вот теперь Саманта поставила передо мной нешуточную задачу. Я всегда продавал те эпизоды своей биографии, которые, по моему мнению, должны приносить стабильный доход и не выставляют меня и тех, кого я люблю, в слишком уж дурном свете. Но большая часть моей жизни оставалась в тени — забытая или же тщательно оберегаемая от посторонних. Я, как и все, хотел сам определять свой образ: мы отрезаем неприятные истории от великого повествовательного полотна, каким является наша жизнь. Большинство делают это для себя; так сложилось, что я делаю это еще и профессионально.
Почему я согласился на ее требование установить квипрокво? Потому что стало ясно: если я откажусь, книжка не будет дописана. Козыри оставались у нее: если она откажется от дальнейших интервью — поскольку в подписанном контракте гарантировалось ее участие, я бы все равно получил компенсацию по суду, — это поставит крест на всем проекте. Без участия вдовы доктора Сеймура и понимания с ее стороны пирог выйдет как минимум непропеченным.
Вдобавок с этической точки зрения она была несомненно права. Меня действительно снедало любопытство: я совал свой нос в те уголки ее жизни, которые она вовсе не хотела освещать, уже сверх всякой меры настрадавшись от резкого разоблачительного света. К тому же она чувствовала себя «изнасилованной» Шерри Томас. Должна ли она снова подвергнуться насилию — теперь со стороны пишущего под диктовку секретаря? Если правда подразумевает метафорическое раздевание, почему бы мне не оголиться самому? Этому предложению и вправду сложно было противостоять. В общем, после нескольких часов самокопания мне пришлось согласиться на требование Саманты Сеймур.
Интервью с Самантой Сеймур (продолжение)
Итак, пришли вы к решению?
Полагаю, что да.
Готовы ли вы согласиться с моими требованиями?
Я все обдумал. Я не готов делиться с вами тем, что может причинить кому-то боль.