А сегодня, выслушав уже наизусть заученный текст, помедлил и спросил:
— И всё?
Друг отмер лицом и мгновенно откликнулся:
— Если желаешь подробностей, иди и узнай сам!
Он фыркнул и свернул аудиенцию.
Встал из-за стола, потянулся, разминая затекшее тело. Подошел к окну. Давненько он не выбирался из дворца, даже на площадь. Не тянуло. Джок, нахохлившийся на своей жердочке, тоже грустно смотрел на облетевший парк. Да, неподходящая для прогулок погода, моя птица…
А наша волчица, значит, изволит прогуливаться. Тесно, ей, значит, в замковых стенах… Тоскливо.
И темно.
Скривившись, он потянулся за колокольчиком. Приказал появившемуся слуге:
— Переселить женщину из Северной башни в Белые покои!
Он не сомневался, что слуги все распрекрасно знают про княжну. Но вот что именно говорят — про него, про Эмму, — не выяснишь. Это тебе не площадь, подслушать и разговорить людей уже не удастся. А прямо, кроме Эрика, ему никто не ответит.
Пойти и самому размяться, что ли…
После получасового бесцельного блуждания по парку он перестал притворяться перед самим собой и начал искать княжну уже целенаправленно.
А потом понял, где она может быть. И не ошибся.
Эмма изо всех сил делала вид, что не очень-то ее волнует его присутствие. А Силвер смотрел на ее склоненную шею — поверх скинутого на плечи капюшона плаща пушились светлые пряди волос — и вспоминал, как, расплетая, запускал в них пальцы… Для того чтобы отвлечься от ненужных воспоминаний и ощущений или чтобы не обрушить на женщину новые упреки и обвинения, он и завел разговор про портрет. А Эмма неожиданно начала его расхваливать и приписывать черты характера, которых у него сроду не водилось. Лицо серьезное, щеки сияют огнем, глаза — искренностью. Искренностью, а? Он прервал поток этих ненужных (смущающих его?) славословий:
— Не тратьте на меня свое красноречие, княжна! В этом нет никакой необходимости. Я же не собираюсь бросать вас в тюрьму, как герцог Армани, лишь из-за того, что мне не понравился портрет, вышедший из-под вашей кисти.
— Ох, а откуда вы это?.. — Эмма прикусила губу, но все же продолжила: — И как вы вообще узнали, что я… это я?
— Подпись.
Я чуть не стукнула себя по лбу. Ну конечно! Я машинально поставила на подаренном Каролю наброске личную подпись: сложный вензель, составленный из букв моего имени, имени матери и фамилии отца. Оставалось только лишь написать рядом собственное признание…
Значит, Силвер с самого начала мне не доверял. Подозревал. Приглядывался. Стала бы я столь же внимательно изучать подпись дарителя? Вряд ли. Еще одна новая для меня черта его характера или приобретенная привычка не доверять никому из окружающих? Может, он и прав — уж в моем-то случае, безусловно, — но… жаль мне его.
Пожалей-ка прежде всего саму себя! И я пожалела: начала складывать кисти и краски. Все равно сегодня больше рисовать не смогу. Как раньше Человек С Птицей заражал меня своей энергией и жизнерадостностью, так теперь этот стоящий напротив незнакомец со знакомыми чертами вытягивал из меня последние жизненные силы. Пойду-ка я в свою каморку, останусь одна и… Нет, плакать я не буду. Достаточно одного раза. Сама виновата, что ж теперь на кого-то еще обижаться? Ушедшую волну уже не вернешь. Делом займусь: закончу этюды парка.
Возникший как из-под земли Безликий — я даже вздрогнула, Силвер тоже глянул как бы в недоумении: и он позабыл — не заметил? — подхватил мой этюдник. Маленькая молчаливая процессия: я, по левую руку король, охранник за моей спиной — двинулась по тропинке.
Я уже привычно направилась к Северной башне, но Силвер неожиданно прикоснулся к моему плечу.
— Вам в другую сторону.
Он вошел первым, повернулся, кивком и движением руки предлагая мне войти.
— Это теперь ваши комнаты.
Я шагнула за порог, настороженно оглядываясь. Как же здесь просторно и светло!
— Ну что, ваше сиятельство довольны обстановкой?
Я рассеянно скользнула глазами по мебели и обшивке стен — все светлое, спокойное, — и мой взгляд вновь устремился к окнам. Окна здесь были почти во всю стену и выходили прямо на Каролевскую бухту — про себя я называла ее именно так. Солнце, пусть даже неярко-осеннее, будет в комнате, считай, целый день.
— Да-да, спасибо, все просто великолепно!
Силвер по-хозяйски прошелся по комнате, внимательно осматривая ее. Остановился перед красными розами в белом кувшине.
— А розы уберите. Княжна их терпеть не может.
Да, но откуда он?..
Король действительно очень наблюдателен.
Глава 5
В которой Рагнар великолепен
Рагнар был великолепен.
Он прибыл на несколько дней раньше, чем его ожидали. Даже страшно прикидывать, сколько лошадей было для этого загнано — на этот раз князь изменил с сушей своему любимому морю. Ворвался в Большую гостиную так стремительно, будто собирался взять ее штурмом: огромный, с развевающимися длинными волосами и полами плаща.
— С прибытием, князь!
— А, Силвер!
Рагнар чуть не пролетел мимо, но вовремя спохватился, сжал его руку обеими руками (Силвер умудрился не поморщиться) и заключил в объятия — надо сказать, довольно небрежные. Отстранился и завертел лохматой головой:
— Где она?! Где моя дочь?
— Я здесь, отец…
А голосок-то дрожит и срывается, отметил про себя Силвер, разворачиваясь вместе с князем к поднявшейся с кресла Эмме. Стоит, как когда-то при его появлении: руки стиснуты на животе, пыльцы вцепились в локти (ее защитный жест?), бледная, глазищи вполлица…
Рагнар медленно двинулся к ней. Он надвигался на княжну, словно готовящийся к нападению бык, и король забеспокоился: не то чтобы он против родительской трепки — в данном случае очень даже за! — но убийства или членовредительства своей бывшей нареченной допускать не собирается. Торопливо направился к отцу с дочкой, говоря:
— Давайте все успокоимся и всё обсудим…
Князь словно не слышал. Остановился напротив Эммы, окинул ее пристальным тяжелым взглядом. Та молча смотрела на него и, кажется, начала дрожать. Взметнулись тяжелые руки — Силвер приготовился прыгнуть…
И врос в пол.
Эмма рыдала в объятиях отца. Тот прижимал ее к себе, гладил по голове и бормотал: «Жива… дочка… ну как же ты, дочка!» Эмма открыла зажмуренные мокрые глаза, увидела его, смотрящего на них с открытым ртом, и, пряча лицо, уткнулась в грудь Рагнару.
Ощущая себя полным дураком — и ведь это крайне редко посещавшее его чувство опять связано с Эммой! — Силвер отвернулся и отошел.