Плагиат - читать онлайн книгу. Автор: Вячеслав Пьецух cтр.№ 61

Эта последняя ласка подействовала на тренера таким образом, что умирал он, заливаясь благодарственными слезами [49] .

В том же пятьдесят первом году Феликс Анисимович ввел в Глупове гражданскую униформу, с тем чтобы стимулировать единение народа вокруг его линии на острастку: мужчинам присваивались габардиновые костюмы темно-синего цвета в реденькую полоску, женщинам — те же габардиновые костюмы, но только юбочные, а не брючные, юношеству — «бобочки», то есть короткие курточки из вельвета, детворе — стилизованные матроски; кроме того, сильному полу предписывалось носить так называемый «политический зачес», а прекрасному полу — укладывать волосы этаким барашком, барашком. Проломленный-Голованов лично контролировал унификацию внешности горожан и серьезно опасался волнений на этой почве, но ни одного строптивца ему обнаружить не удалось, потому что в то время глуповцы больше всего на свете боялись подозрения в буржуазном индивидуализме.

И все же председатель Казюлин в глубине души побаивался того, что при показном единении вокруг его линии на острастку и якобы оголтелом коллективизме глуповцы таят против него некую заднюю мысль и только и думают, как бы расквитаться за перегибы с властью трудящихся на местах. Поэтому, то есть страха усугубления ради, Феликс Анисимович вскоре развернул широкую кампанию за искоренение задних мыслей, которая призвана была охватить все взрослое население. На практике это выглядело следующим образом: по средам и пятницам Особое присутствие в составе председателя Казюлина, начальника гормилиции Проломленного-Голованова и одного бессловесного мужичка по очереди заслушивало каждого взрослого глуповца и, судя по его ответам на разные каверзные вопросы, давало ему политическую оценку, из которой вытекало либо поощрение в виде отреза кумача местного производства, либо лишение свободы с непредсказуемыми последствиями. Большая часть глуповцев отделалась кумачовыми отрезами, так как на все вопросы эта часть отвечала междометиями или решительно невпопад и, стало быть, серьезной угрозы не представляла, но те, кто был способен связать десять слов в одно внятное предложение, нешуточно пострадали. Допустим, является такой глуповец на прием, а Проломленный-Голованов ему сразу обухом по голове:

— Ты,– спрашивает, — товарищ, к какой диверсионной группе принадлежишь?

Глуповец, конечно, весь стекленеет от такого подвоха, но отвечает пока что твердо:

— Я, соколы вы наши, испокон веков был пролетарии всех стран соединяйтесь!

— А какие у тебя чувства к власти трудящихся на местах? — вступает председатель Казюлин.

— На это я так скажу: будь у меня три головы, как у Змея Горыныча, я за данную власть все три и положил бы!

— Положим, что так… А вот насчет перебоев в свободной продаже с мукой и маслом — какая твоя позиция?

— Это, конечно, трудности роста плюс враждебное окружение.

— Ну а как у тебя обстоит с уверенностью в завтрашнем дне?

— И тут никаких сомнений!

Тогда Проломленный-Голованов с отчаянья подмигнет испытуемому и как бы по-свойски спросит:

— С женой-то аккуратно сосуществуешь или же имеешь что-то на стороне?

— На этом фронте, товарищи, честно говоря, у меня нелады, — простодушно поймается балагур. — Квелая мне какая-то попалась супружница, не боец! Поэтому, конечно, временами природа берет свое…

— В таком случае нет тебе доверия! — скажет Казюлин не без злорадства. — Сегодня ты, понимаешь, изменишь супруге, а завтра политическим установкам! Эй, кто там у нас человек с ружьем? Тащи его в каталажку!

И беднягу тащат волоком в каталажку.

Однако среди испытуемых попадались и такие истовые фигуры, что все у них было как по писанию, включая «не пожелай жены ближнего твоего». В таких критических ситуациях председатель Казюлин загадывал испытуемому загадку. Он спрашивал, что такое: «По-ихнему — чушь, несуразность, курьез, по-нашему — факт, соцударник, колхоз» — и если испытуемый не отгадывал, что это отрывок из поэмы Александра Безыменского «Трагедийная ночь», его также спроваживали в каталажку.

В результате кампании за искоренение задних мыслей в городе удалось нейтрализовать около тысячи потенциальных головорезов и диверсантов, но и этого Казюлину показалось мало: он велел Проломленному-Голованову взорвать ночью памятник Милославскому и обвинил в этой акции ночную смену рабочих с красильной фабрики; последние нимало не отпирались, понимая, что в сложившихся условиях это занятие праздное, и вслед за футболистами отправились в Северный Казахстан.

Впрочем, справедливости ради нужно заметить, что председатель Казюлин и меры кротости из виду не выпускал. Так, он обязал «Красный патриот» регулярно публиковать материалы о страданиях заморского пролетариата в тисках всяческого обнищания и разора. К чести глуповцев, они близко к сердцу принимали социально-экономические невзгоды заморского пролетариата, и примерно с пятидесятого по пятьдесят шестой год в городе только и было разговоров, что о трагедиях, которые разыгрывались по ту сторону баррикад. Допустим, стоило над Калифорнией пронестись урагану, повлекшему человеческие жертвы и неисчислимые разрушения, как уже глуповцы при встрече вместо «как поживаете» спрашивали друг друга:

— Вы слыхали про ураган, который пронесся над Калифорнией?

И слышали в ответ:

— Это какой-то ужас! Вообще несчастная какая-то страна, эта Америка. Все у них не слава богу: то жизнь дорожает, то негров вешают, то вот теперь, понимаете, ураган!..

— Жалко американцев, по-человечески жалко. Вот сейчас в Калифорнии остались они на бобах, а у них, наверное, даже ломбардов нету, чтобы зипунишко какой-нибудь заложить…

— Какое там ломбарды — у них и зипунишко-то небось один на все западное побережье!

Другой мерой кротости было открытие в Глупове театра оперетты; председатель Казюлин с легким сердцем закрыл филармонию, открытую еще Стрункиным, тем более что на концерты заезжих музыкантов в последнее время разве что пьяные забредали, и в мобилизационном порядке собрал труппу опереточников, к которой в малой части подключились и местные силы, и были привлечены силы со стороны. В течение всего казюлинского председательства в театре шли две музыкальные комедии на сугубо индустриальные темы, однако по ночам, исключительно для председателя и начальника гормилиции, давалась «Фиалка Монмартра» с канканом и переодеваниями непосредственно на сцене, что, впрочем, могло быть истолковано и как поиск в области драматического искусства; на этих спектаклях Казюлин с Проломленным-Головановым сидели в десятом ряду с полевыми биноклями в руках и были серьезны, как на маневрах.

Наконец председатель Казюлин время от времени закатывал грандиозные празднества для народа с бубликами, духовой музыкой, докладами о международной обстановке и шествием физкультурников; только предварительно он запирал троих инвалидов войны в сарае, существовавшем при здешнем базаре, где обычно хранились весы и гири, — это на тот предмет, чтобы инвалиды своим скорбным видом не омрачали всеобщего торжества.