Чемоданный роман - читать онлайн книгу. Автор: Лора Белоиван cтр.№ 25

В этой истории нет никакой морали. В ней нет даже пострадавших (кроме меня). Из этой истории все действующие лица (включая и пострадавшую меня) вышли победителями. Наверное, эта история — с хеппи-эндом. В конце концов, именно неприятные истории, в которых нам когда-либо довелось побывать, позже становятся прекрасным поводом к веселью. Такова извращенная, никуда не годная природа человека.

— Tosa-inu is the biggest dick in Japan, — скажет мне Хирумицу на ухо, уже пройдя регистрацию. — You don’t need tosa-inu. You have your own big dick.

Несмотря на то, что это был высокий комплимент, я не ощутила счастья. Покой и волю — пожалуй.

…Особенно в тот момент, когда самолет, на борту которого находились Хирумицу и Токадо, нырнул за кулисы низкой облачности. Спектакль был окончен.

Хирумицу позвонил мне через месяц, предложив поработать над фильмом про пистолеты; я согласилась, не проснувшись: к тому моменту мой выбор уже вовсю катался на спине между блядством и кредиторами, лишенными чувства юмора.

Объяснительная записка

ОАО «Дальэнерго»

от Белкиной Л.Г.,

проживающей.

На ваше исковое заявление с требованием срочно погасить задолженность за электроэнергию за период ХХХ-ХХХ поясняю, что ваше электричество я не брала, потому что все указанное вами время я пользовалась исключительно своим домашним электричеством, находящимся в розетках, расположенных в моей квартире в количестве 18 (восемнадцати) штук.

С ув., Белкина А.Г.,

проживающая.

Стало ужасно холодно летать в одной майке, поэтому время от времени приходилось садиться на какую-нибудь крышу греться. Однажды я села на крышу американского консульства, начала болтать ногами и мысленно ржать на все небо, так как мысленно ржать тихим голосом я не умею, а не ржать вовсе я бы не смогла, потому что вспомнила, как однажды брала интервью в здании, на крыше которого теперь пыталась согреться.

С детства полюбив воровать, я так и не научилась делать это хорошо. За исключением нескольких случаев, мои кражи были мелкими и бессмысленными. В средней группе детского садика я крала пластмассовую мозаику, складывая ее в трусы. Вечером меня ругали словом «клептоманка» и заставляли завтра же вернуть мозаику детскому саду. Утром я ее возвращала, но к вечеру она снова была в моих трусах: я откуда-то знала, что при обыске в первую очередь обшаривают карманы.

В старшей группе я украла у девочки Ксюши резиновую белочку с дебильной рожей, но не выдержала и призналась. Однако мне удалось убедить Ксюшу в том, что резиновый дебил сам захотел жить у меня. Ксюша горевала по поводу белочкиного вероломства, однако учла ее волю и назад не забрала.

В подготовительной группе я начала тырить мелочь по карманам взрослых. Натырив рубль двадцать, пошла в универмаг и купила там пластмассовую картину «Ленин в октябре». Объяснить этот свой поступок не могу до сих пор.

В школе я воровала мел с доски. Во всех ящиках моего письменного стола валялись куски мела, и все остальное ящиковое добро было извозюкано мелом.

На пароходах я не крала ничего, потому что нести уворованное мне, бездомной, было некуда, а держать все в каюте было бы глупо и неудобно.

Позже я переквалифицировалась на цветы. Мне цветок в магазине свистнуть было раз плюнуть: одной рукой спрашиваешь цену, второй — смотришь на другой цветок, а третьей обламываешь нужный отросток. Потом я стала решаться на подобное все реже и реже, но зато взяла и украла амариллис в консульстве.

Свистнуть амариллис — это не веточку сломить, это надо руку по плечо в горшок с землей засунуть, там нащупать луковицу, раскопать ее осторожненько и изъять, не повредив растение. Я тогда так все и проделала и, уже амариллис упаковав, поняла, что руки помыть до начала интервью не успею, потому что с атташе по культуре мне было назначено на 17:00, а уже исполнилось 17:01. Надето на мне было что-то неприятно-белое с ног до головы, включая рюкзак, а носовых платков у меня как-то отродясь и так далее. И вот входит культурный представитель, улыбается, руку протягивает издали, и не подать ему руку в ответ, такому приветливому, совершенно было невозможно. И я подала. Он увидел мою руку и не успел выключить улыбку, зато ужас у него включился сам. Так и пожал, так и все интервью отсидел — с ужасной улыбкой. И ни я ему ничего не сказала (могла бы наврать, например, что упала в лужу), ни он ничего не спросил. Расстались, унося каждый в своей душе тайну.

А стакан я украла уже позже. Из этого стакана пил минеральную воду главный раввин России Берл Лазар. Украла стакан я после пресс-конференции в Зубе Мудрости совершенно неожиданно для себя. Когда инстинктивно и привычно прятала стакан в трусы, в конференц-зал зашел один вице-губернатор и спросил, куда делись все остальные люди. Еле успела поправить юбку.

Стакан этот так и носил имя Берл-Лазара, и подсовывала я его исключительно двум знакомым антисемитам. В остальное время в стакане Берл-Лазара стояли кисточки и трубка для гашиша: обычный такой хрустальный стакан с рисунком «елочка», ничего примечательного.

А потом он разбился. Потому что все — и стаканы, и цветы — тлен. Только душа вечная.

Дом, который мы с Яхтсменом приобрели в качестве жилья, находился в ближнем пригороде, десять минут быстрым шагом от конечной троллейбусной остановки или двадцать — от станции «Океанская», если электричкой. Но стоило сделать буквально полсотни этих самых быстрых шагов в сторону от троллейбусного кольца, как над головой смыкались деревья; тропинка, какое-то время параллелясь с ржавым забором полузаброшенного пионерского лагеря, начинала огибать здоровенные кедры, а панорама то и дело перечеркивалась сигающими туда-сюда белками и мелким грызуном «бурундук». Однажды я была укушена бурундуком за указательный палец: зверь бежал по забору впереди меня, постоянно оглядываясь, а потом решил не искушать судьбу и занырнул в полую опору заборной секции. Он занырнул, а я подошла и сунула туда палец; вот, собственно, и весь инцидент.

На сотом шагу пригородный лес превращался в нормальную черную тайгу, где приятно побродить, чувствуя спиной надежную тяжесть ружбайки. В мою спину обычно упирались булка хлеба, какая-то колбаса и другая мирная еда, несомая домой «из города». В городе я работала журналистом, в лесу — жила с Яхтсменом и собаками. Каждый живет там, где сумеет устроиться.

Даже не все жители города В. знали о существовании этого дачного поселка в рекреационной зоне. Его выстроили для себя в 92-м году местные бонзы, оттопырив от полосы отчуждения ЛЭП полгектара в обе стороны — хватило как раз под дачи. Когда расширяли полосу, я пробовалась в ежедневную газету, для чего написала туда статью. Ощущая себя большим мастером сочинять заголовки, я назвала статью «Не рубите, мужики, дерева». С тех пор, конечно, многое изменилось. Но, если б к той статье, невзирая на ее название, прислушалась прокуратура-дура, в 98-м мы с Яхтсменом не смогли бы купить себе домик среди реликтового кедрача. Но прокуратура не прислушалась, и нашими соседями справа оказались вышедший уже на пенсию прокурор края и его жена. Прокурорша перекидывала кошачьи какашки со своей клубники на мою и сильно ругалась на наших собак. У нас их было много.