Лето, бабушка и я - читать онлайн книгу. Автор: Тинатин Мжаванадзе cтр.№ 40

— В гостях ни от чего не отказывайся — люди же старались, готовили, стол накрывали, но бери мало, очень мало. И ешь медленно, крошечными кусочками! Жуй с закрытым ртом и не болтай, когда кусок во рту! Фу-у, как некрасиво — говоришь, а изо рта еда вылетает.

С этим было полегче — есть и говорить одновременно я не умею, потому что еда занимает все мои помыслы — но бабушке лучше об этом не знать.

— И самое главное — никогда не пей из чужих рук!!! Почему? Как почему? Мужчины, знаешь, какие коварные: подмешают тебе чего-нибудь, а потом — позор и кошмар! Тьфу через левое плечо, чтобы через тридевять земель от нас такое несчастье случилось — я знаю про одну девушку, которая утром просыпается, а она в чужой постели, и уже ВСЕ СЛУЧИЛОСЬ! Так она с горя в море выбросилась.

— И утонула? — со жгучим любопытством уточняю я.

— Конечно, несчастная она, и ее мать, и…

— Я не утону, я хорошо плаваю — знаешь, как далеко заплываю!

— …И отец бедолага, и… Ты не утонешь, нет, ах, чтобы у тебя язык отсох — у твоего врага, что я говорю… Далеко заплывае-е-е-ешь?! Как ты смеешь, змеиное отродье, а если судорога схватит? А я где в это время?!

— Не схватит, ба, надо ущипнуть себя сильно, и отпустит. Или на спину лечь.

— Да если и не схватит — а вдруг там посреди моря на лодке будут посторонние мужчины?!

— И что?! Они тоже меня напоят ядом?

— Им и яда не надо будет — схватят тебя, и все пропало!!!

Это отдельная, очень деликатная и обширная тема — девичья честь, если сказать совсем честно — она-то и была краеугольным камнем воспитания. Все темы так или иначе, прямо или косвенно сводились именно к сохранению чести в блистающем неподмоченном виде. Можно потерять сумочку, ногу, голову, родину, что угодно — но честь!!! Никогда. Лучше умереть невинной.

Я мрачно думала, что как удачно мне было бы родиться мальчиком.

— В школе слишком сильно прихорашиваться не надо. Во-первых, мешает учиться, голова не тем занята, а во-вторых — все привыкнут, что ты красивая, и никому не будет интересно. А если ты все время скромница, а уже потом, когда форму снимете, и ты такая вся в красивом платье, и все ахнут! Потому что увидят тебя по-другому.

Единственное, о чем я мечтала, — это джинсы, но как-то раз брат принес мне померить вельветы, они оказались маловаты, и он съехидничал, что у грузинских женщин задницы не предназначены для штанов — слишком мясистые, и с тех пор интерес к одежде я утратила, мечтала о велосипеде.

— Никогда не стриги волосы. Для женщины волосы — это главная красота. Даже если она как крокодил, а волосы распустит — длинные, блестящие, или еще можно накрутить на эти, как их… бигвиди, что ли? Ах, бигуди. Ну ладно, какая разница, на бигуди, хе-хе-хе. И кудри по плечам — и даже платья нового не надо! Волосы — и ноги аккуратные. И все. И краситься не смей — зачем тебе краска, смотри, какая ты у меня, щечки персиковые. Только на губы можно чуть-чуть.

— Ба, так ведь волосы могут отрасти черт знает докуда — что, прямо совсем не стричься, что ли? Вон у меня коса и без того возле задницы болтается, и не распустишь ее — буду как святая Инесса!

— Не перечь мне! И кто такая эта Инесса — нашей Додо невестка, что ли? Распускать она вздумала — ты еще челку постриги мне тут, негодяйка! Ходят эти стриженые, не поймешь, парень или девушка! Ну концы подровнять можно, да. А косы — это же богатство! Отрезать каждый дурак может, а вот отрастить! Ничего, станешь барышней — поймешь.

Волосы бабушка мне каждую неделю мазала собственноручно касторовым маслом на ночь, втирала в кожу, массируя так, что лицо сдвигалось с места, потом утром мыла их в десяти разных отварах, бережно расчесывала с концов, заплетала тугие косы и сетовала, что я вырасту и наверняка эту красоту состригу. Что ж, истинная правда оказалась.

— Твой дед говорил — как женщина ходит, сразу можно определить, здоровая она или нет. Если спина прямая, голова наверх, плечи как струнка, и походка, походка главное — ножки на одну линию! Шаг небольшой, задницу подбери, не ходи, как солдат, посмотри на балерин. Давай книжку на голову и попробуй… Ах, ты, падает, ну, давай-давай, еще немного! Ах, что за раззява! Ну ладно, подрасти еще. Но обещай мне, что не будешь ходить вперевалку, как утка — ой, как мне таких женщин жалко! Сразу видно — яичники болят. Или что-то там не в порядке. Собраться надо, собраться. Не разваливайся.

Мне походка нравилась не балеринская, нет, — бойцовская. Штаны, майка, очки, руки в карманы — красота! Но и на этот счет я помалкивала. Вот увидит меня бабушка, какая я буду, когда вырасту — поймет, что за ерунда ваши балерины.

— Никто не должен видеть твое нижнее белье разбросанное. Даже муж будет и дети — никто! И всегда держи про запас одну неношеную пару — трусики, лифчик, колготки. Не надо все на себя разом пялить — а вдруг случай какой-нибудь особенный?

Вот тут бабушка не ошиблась. Наверное, она до конца не верила, что благополучие может быть вечным, и как же она оказалась права.

— Жопа, жопа, что с тобой мне делать?

Были трусы целы, ты в тепле в них грелась.

А трусы порвались — что же с жопой делать?!

Кто трусы подарит — жопой пусть владеет.

Бабушка напевала эту песенку вполголоса, нарочито жалостно, и я на всякий случай оглянулась — вокруг никого не было, если не считать петуха Пиночета и дрыгающего ногами во сне Бимки.

— Дидэ, ты чего?!

Мне было смешно до чертиков, и я хихикала и старательно запоминала слова — мелодия была незатейливая, как воробьиное чириканье.

— Ты смотри только, не повторяй, — напускала бабушка строгости.

— Тебе можно, а мне нельзя?!

Бабушка морщила губы, продолжая закручивать отстиранные, подсиненные и обмакнутые в горячий крахмал пододеяльники в дымящихся удавов.

— Ты пой про своих пионеров.

Настроение у бабушки было непонятное. Вроде мирное, но она смотрит внутри себя на что-то, видимое ей одной.

— У нас соседка была в «итальянском» дворе, Герта.

— Это которая сильно накрашенная ходила?

— А ты откуда знаешь? Тоже я рассказывала? Вот у тебя уши, пеленгаторы! При тебе пискнуть невозможно, пылесос, а не девочка. Бери шпильки, вешать будем!

Мы шли на огород — она с тазиком, я с прищепками, которые у нас почему-то назывались шпильками.

Бабушка протирала влажной тряпочкой проволоку, гладко натягивала на ней край пододеяльника, закрепляла деревянными прищепками — строго по четыре штуки на равном расстоянии, как будто линейкой мерила.

— У нас в том дворе все соседи были хорошие. Я ночами уезжала рисовое поле пропалывать, они за детьми присматривали. У Герты деньги были, и еды разной тоже много — она одна жила, и моих всегда кормила — схватит всех троих, отведет к себе и накормит.