Правила Дома сидра - читать онлайн книгу. Автор: Джон Ирвинг cтр.№ 74

Летом семейство Петтигрю жило на берегу Питьевого озера в одном из новых домов, которые росли как грибы в густо населенной болотистой низине; им очень скоро удалось придать летнему жилью давно обжитой, чуть ли не обветшалый вид. Газон перед домом в одночасье оброс остовами автомобилей, между которыми рвались на цепи злобные твари, отлично переносившие весенне-осенние переезды.

Подобно всем домам на берегу Питьевого озера, дом Петтигрю имел название; как будто эти временные жилища были сироты, неполноценные с рождения, и нуждались в завершающем мазке. Дом Петтигрю именовался просто: «Семья!».

— Меня убивает этот восклицательный знак, — сказал Уолли, когда кадиллак подъезжал к машинно-собачьему газону Дебры. — Как будто они даже гордятся своей плодовитостью.

Но когда Дебра села в машину, Уолли был с ней безупречно любезен. Эта фальшь, с которой Гомер то и дело сталкивался в хорошем обществе, потрясала его; прекрасные люди — а что Уолли был прекрасный человек, сомнений нет — в глаза знакомым говорили одно, за глаза — другое. В Сент-Облаке критические замечания были проще, а утаить их было от того, кому они предназначались, невозможно.

Кино на автостоянке в Кейп-Кеннете было такой же новинкой для Мэна, как и теплый бассейн в клубе Сердечной Бухты, хотя и гораздо менее полезной. Честно говоря, эта затея для штата Мэн вообще не годилась; вечерние туманы часто привносили в веселую комедию леденящие душу мотивы фильма ужасов; вскоре после описываемых событий при киноавтостоянке открыли кафе и туалеты, и если зритель удалялся по нужде, он потом не мог найти свою машину до конца фильма.

Еще одной казнью египетской были комары. В 194… году, когда Гомер первый раз в жизни смотрел фильм под открытым небом, гудение комаров было так сильно, что заглушало стрекот киноаппарата. Уолли и его друзьям комары не докучали: он брал с собой баллончик с пульверизатором и опрыскивал машину внутри и снаружи, отгоняя комаров и вместе отравляя воздух зловонной жидкостью. Баллончики Уолли наполнял химикалиями, которыми на ферме опрыскивали яблони. В соседних машинах часто протестовали против смрада и шипения баллончика; но комары допекали так, что протесты скоро смолкали, а кое-кто вежливо просил у Уолли баллончик и тоже прыскал в машине ядом.

В 194… году ни кафе, ни туалетов на киностоянке не было. Мужчины, и молодые и постарше, справляли малую нужду у грязной, в подтеках стены, отделявшей киноплощадку от дороги; эту стену облюбовали также мальчишки Кейп-Кеннета — у одних не было денег, у других, по малолетству, машины; звука они не слышали, но за действием следили и, если фильм им не нравился, писали сверху на головы тех, кто писал на стену.

Женщинам это не грозило: почему-то считалось, что им неприлично отлучаться во время сеанса. Поэтому они лучше себя вели, меньше пили прохладительных и иных напитков, но в остальном их поведение в машине было столь же предосудительно.

Весь тот вечер был для Гомера полон сюрпризов. Чего только люди не стерпят, чтобы себя потешить. Ладно бы не было других удовольствий, как в Сент-Облаке. Вот уж точно охота пуще неволи. Сам он, правда, не очень-то понимал, чего хорошего смотреть фильм из окна машины. Но может, в этом повинно его невежество?

Поразило его и самое чудо кинематографа. Сидят они вчетвером в машине, впереди, слева, справа нетерпеливые зрители сигналят гудками, светом фар. Где-то рядом кого-то вырвало из окна машины. Как вдруг какой-то гигантский образ заполнил небо. Господи, это же чья-то морда! Камера отъехала назад, точнее, дернулась в сторону, и явилась вся голова, наподобие лошадиной. Это был верблюд, но Гомер не только живого, но и нарисованного-то никогда не видел. И он подумал, наверное, это лошадь-мутант. Развитие эмбриона остановилось на этой уродливой стадии. Камера отъехала дальше. На чудовищном горбу восседал чернокожий всадник, голова которого почти до бровей замотана белым. Наверное, бинты! Свирепый черный кочевник-араб потрясал устрашающим кривым мечом; потом стал бить им плашмя шагающего вразвалку верблюда; перейдя на галоп, верблюд поскакал по нескончаемым барханам и скоро вместе с всадником превратился в далекую точку на горизонте. И тут заиграла музыка! Гомер подпрыгнул. На огромном экране побежали слова, название фильма, имена актеров, выводимые на песке невидимой рукой.

— Что это? — спросил Гомер Уолли, имея в виду все — неизвестное животное, всадника, пустыню, титры, словом — все!

— Какой-то бессловесный бедуин, — ответил Уолли. «Бедуин»? — мысленно повторил Гомер и спросил:

— Это такая лошадь?

— Какая лошадь? — в свою очередь спросила Дебра Петтигрю.

— Животное, — сказал Гомер, чувствуя, что попал впросак. Кенди повернулась и так ласково посмотрела на Гомера, что у него захолонуло сердце.

— Ты никогда не видел верблюда?! — воскликнул Уолли.

— Как по-твоему, где он мог его увидеть? — напустилась на него Кенди.

— Я просто удивился, — оправдывался Уолли.

— Я и негров никогда не видел, — сказал Гомер. — Это ведь был негр на верблюде?

— Чернокожий бедуин, — ответил Уолли.

— Надо же, — протянула Дебра, она смотрела на Гомера с легким испугом, точно на инопланетянина, принадлежащего совсем другой форме жизни и почему-то оказавшегося на Земле.

Наконец титры кончились. Черный бедуин исчез и больше ни разу не появился. Пустыня тоже исчезла, сыграв, наверное, какую-то роль. Фильм был про пиратов. Два больших корабля палили друг в друга из пушек; смуглые мужчины с длинными нечесаными волосами в широченных штанах творили что-то страшное с приятными на вид, прилично одетыми представителями сильного пола. Негров среди них не было. Бедуин на верблюде, подумал Гомер, наверное, какой-то символ. Его знакомство с беллетристикой ограничивалось Чарльзом Диккенсом и Шарлоттой Бронте; и он не знал, как относиться к персонажам, которые берутся ниоткуда и неизвестно куда исчезают. А также к произведениям, смысла которых никак не ухватишь.

Пираты перенесли на свой мерзкий корабль сундук с монетами и прекрасную блондинку, потопили красивый корабль и поплыли дальше. Они дико веселились на палубе, пили, орали песни; насмехались над женщиной, глядя на нее со свирепым вожделением, но какая-то незримая сила мешала им причинить ей более ощутимый вред. Бесчинствовали они целый час, убивая и калеча всех подряд, в том числе и друг друга. Женщину же не трогали, вероятно затем, чтобы было кого и дальше осыпать насмешками. А она горько сетовала на судьбу, так что Гомер даже прослезился.

Потом появился молодой человек, обожавший эту женщину. Он долго искал ее, переплыл океан, бегал по улицам горевших портов, ночевал в гнуснейших гостиницах — притонах разврата, который всегда оставался за кадром. Опустившийся на площадку туман оставил за кадром еще много эпизодов, как Гомер ни силился хоть что-нибудь разглядеть. Его взгляд был буквально прикован к небу. Какой-то частицей сознания он понимал, что Уолли и Кенди не очень-то увлечены фильмом, они скоро съехали куда-то вниз на переднем сиденье, лишь изредка на спинке сиденья появлялась рука Кенди. Дважды Гомер слышал, как она сказала: «Нет, Уолли», — один раз у нее в голосе прозвучала категоричность, какой Гомер ни разу еще не слыхал. Уолли смеялся, шептал что-то, и в горле у него как будто что-то булькало.