Дорога в декабре - читать онлайн книгу. Автор: Захар Прилепин cтр.№ 299

В реке плеснула рыба, но темнота разом съела и рыбу, и плеск.

Больше не осталось ничего. Не дыша, стояла вокруг ночь.

— Папа, — позвал я, сначала повернувшись налево, а потом направо.

Мы выехали к реке вечером.

Свернув зеркало заднего вида, я посмотрел на себя и погладил трехдневную щетину.

Фары упирались в воду плотно, как столбы, удерживающие машину, чтоб она не скатилась с берега.

На другом берегу стоял заброшенный дом с провалившейся крышей.

Корин где-то в лесу похоронил свою старуху, она сама попросила.

Я выключил дальний, река стала уже, старый дом пропал.

Потом погасил ближний, вода почти исчезла из вида.

Потом выщелкнул габариты, и осталось только мутное и желтоватое небо над лесом, и редкая звезда в нем.

— Олег, нужно быть внимательней на реке, — сказала Корину его старуха следующим утром, — Я слышала, твой друг утонул? Если принесете на борт тело — снесите его в трюм: я так не люблю, когда пахнет тиной.

Корин засмеялся, а отец не слышал этого разговора.

Он поочередно натягивал на меня свитер, теплые носки, плотные брюки и даже какую-то зимнюю шапку.

Потом разделся сам, я увидел отца голым и сразу отвернулся.

Отец растер свое огромное тело полотенцем. Скомкал полотенце и кинул в угол. Взял со стула свою одежду: широкие штаны и свитер с горлом, ему шло.

В маленькое окно, выходившее в заброшенный сад, за отцом наблюдала тринадцатилетняя. Она видела его, а меня, сидящего на кровати у окна, нет. С лязгом я задернул шторку. Она побежала куда-то сквозь кусты.

Хоть бы ее зацарапало насмерть.

Утро выдалось холодным, мы собирались домой, было пора на автобус. Корин разлил самогон. Легко чокнувшись, они выпили и поставили стаканы на пианино.

Пианино все уже было в круглых следах от стаканов — словно кто-то положил на крышку огромное липкое ожерелье, а потом забрал.

— Может, занесем обратно? — предложил отец, тронув инструмент — А то вдруг дождь.

Корин скривил скулу: да черт бы с ним.

Куда отец пошел ночью, я так и не понял. Кажется, сначала к археологам вниз по реке, но их уже не было, только пепелище от костра, банки в золе и следы от колес. Тогда он вернулся за Кориным, спавшим себе на берегу — Корин вроде подвернул ногу, но не сильно; в итоге просто заснул, закидав себя сосновыми ветками. Отец разжег ему костер — оказывается, он взял у приютившего меня деда спичек и сала. Оставив друга при мясе и огне, лесом, наискосок, отец ушел домой. Еще ночью он приехал за мной на велосипеде. Положил велосипед в траву на другом берегу, перешел реку, опять разбудил хозяина, поблагодарил его.

Завернув в одеяло, прихваченное с коринских кроватей, перенес меня через реку и, усадив на раму, отвез домой. Захватив там бутылку самогона, снова спустился по реке — забрать Корина.

Они явились в девять утра, — когда вчерашний тягостный и непроходимый лес мрачно ушел вглубь леса, а вперед к берегам опять вышли струящиеся на ветру вверх красивые сосны.

В коринскую избу отец больше не заглянул: сумасшедшая старуха, наверное, так и думала с тех пор, что большой друг ее бородатого внука утонул.

Где, интересно, ее могила, я бы напел ей сейчас грибоедовский вальс.

Поначалу хотел машину закрыть, но подумал: кому тут она нужна в лесу. Сунул ключи в карман. Долго стоял на берегу и думал без единой мысли в голове.

Потом вдруг, судорожно и поспешно, разделся: брюки, свитер, теплые носки, что-то неуместное на голове — все покидал на берег.

Ступил в майскую воду и застыл так, не дыша.

Над головой пролетела птица, я не успел заметить ее отражение в воде, только услышал крылья и крик.

Опять стало тихо.

Если долго стоять и ждать в том же самом виде на том же самом месте, то он, наверное, должен появиться.

Сначала раздастся плеск: это его шаги, и он все-таки преодолел сопротивление воды, вода же легкая, особенно если идешь по течению.

Потом, вослед за плеском, появится огонек его беломорины. Папиросы «Беломорканал» уже не продают, а у него есть.

Потом я начну понимать, что вот его лицо, а вот его плечо… и если огонек падает вниз — это он опускает руку, а если поднимается вверх и вспыхивает ярче — это отец затягивается.

…ты где? Я стою тут в темноте. Куда затерялась твоя жизнь, папа?

Никто не шел ко мне.

— Захар, ты дурак! — сказал я зло.

Медленно ступая, вошел сначала по колено, но, подскользнув-шись, обрушился в воду весь, и какое-то время не вставал, не выныривал, даже не шевелился.

Меня сносило водою вниз.

На пути встретилось павшее дерево, я долго трогал его руками. Наконец, поднялся в рост, перешагнул корягу, и двинулся дальше по воде, то по грудь, то по пояс, но чаще по самое горло.

«…Если долго идти навстречу…» — говорил я себе.

«…Если долго идти навстречу…» — повторял.

Не удержал себя на плаву, ушел вглубь, хлебнул воды, вынырнул. Рванулся вперед, бешено толкаясь ногами, в испуге запутавшись, куда плыл — налево ли, направо.

Лес высился и луна ускользала.

На берегу стоял мальчик в чужой, взрослой куртке, в свете луны было заметно, что голые ноги его усеяны комарами. Подбородок его был высоко поднят и тихо дрожал.

— Папа, — позвал он меня.