Абсурдистан - читать онлайн книгу. Автор: Гари Штейнгарт cтр.№ 67

— Э-э, — произнес я. — Вы знаете, друзья мои, я всего лишь бельгиец, который пытается выжить. Что я знаю о работе в правительстве? Мое дело в руках других.

— Какое дело? — спросил мистер Нанабрагов. — Наше дело — демократия, так же как и ваше. Вы забыли о вашем демократе-мученике Сакхе? Это то, чего хотел покойный Сакха. Разве вы так не думаете. Парка?

Драматург уставился в потолок, методично прочищая свое ухо палочкой для ушей.

— Парка!

— О чем вы спросили? — осведомился Парка, вытирая воск из ушей о шов брюк. — Сейчас раннее утро, джентльмены. Я устал и болен.

— Его замученный друг Сакха. Демократ…

— По правде говоря, мы не были такими уж друзьями, — сказал Парка. — Я встретил его на свадьбе, а потом его кто-то застрелил. Я знал его, пожалуй, часа два.

— Мы собираемся поставить памятник Сакхе Демократу, — сообщил мистер Нанабрагов. — И использовать его в наших материалах. Видите ли, Миша, вы подали нам много идей касательно маркетинга. Вы действительно умеете вдохновить. Есть еще один аспект назначения вас на пост министра ГКВПД. Все знают, как вы любите Нью-Йорк. Может быть, после того, как страна будет у нас полностью под контролем, мы сможем назначить вас нашим послом в ООН в Нью-Йорке. Тогда вы сможете там жить с Наной. Как вам нравится эта идея?

Я раскрыл рот. Прохладный воздух «Хайатта» пощекотал мне горло, и у меня пересохло во рту.

— Вы сделаете это для меня? — спросил я.

Мистер Нанабрагов улыбнулся. Парка Мук начал с закрытыми глазами насвистывать: «Нью-Йорк, Нью-Йорк». Свист перешел в храп, и драматург грациозно повалился на бок, положив мне на плечо теплую седую голову.

— Вы ему нравитесь, — прошептал мистер Нанабрагов. — Мы всегда должны почитать старость.

Я склонил голову набок, чтобы не оцарапать Парку Мука своим небритым нижним подбородком. Посол в ООН? Неужели сево действительно завладеют всей страной? Они казались гораздо более подходящими для руководства, нежели эти овцеводы свани. Или это всего лишь пропаганда, которой я набрался за обеденным столом?

— Вы знаете, что американцы наложили мораторий на визы для всей семьи Вайнбергов, — заметил я. — Они меня не впустят.

— Мы можем получить для вас дипломатическую неприкосновенность, — сказал мистер Нанабрагов. — А после того как вы поговорите с Израилем в вашем новом качестве министра сево-израильских дел, американцы станут с вами носиться. Они сделают для Израиля что угодно.

Меня все еще смущала эта «беседа с Израилем». Как я мог с кем-нибудь говорить, когда даже не мог со своего мобильника ни с кем связаться вне Абсурдистана?

— Знаете ли, мистер Нанабрагов, — начал я, — на самом деле Израиль — не моя страна. Нью-Йорк — да. Я очень горжусь, что я еврей, но я нецерковный еврей, как Барух Спиноза, Альберт Эйнштейн или Зигмунд Фрейд. Самые лучшие евреи всегда ассимилировались и свободно мыслили. Те бородатые евреи, которые раскачиваются у Стены Плача, съеживаясь от страха перед своим богом, — евреи второго сорта.

Мистер Нанабрагов принял этот факт с невозмутимостью взрослого человека.

— Прекрасно, — сказал он. — Вы гордитесь тем, что у вас нет бога. Но тогда скажите мне, Миша, кем бы вы хотели быть?

Кем бы я хотел быть, когда вырасту? Этот вопрос преследовал людей моего поколения, и когда им было за сорок. Я моментально вспомнил о дочери мистера Нанабрагова, о ее коричневых грудях, щекотавших мне нос.

— Как насчет министра мультикультурных дел? — спросил я.

— Что это такое?

— Я занимался бы отношениями меньшинств. Я объединил бы всех различных людей, живущих в Абсурдсвани. И мы бы вместе проводили фестивали и конференции почти что каждый день. Мы бы праздновали свою тождественность. Это выглядело бы очень хорошо в глазах мира. Я был бы объединителем.

— Эй, Парка, проснитесь! — воскликнул мистер Нанабрагов. — Мы здесь беседуем о будущем.

Парка зашевелился, вытирая рот. Он посмотрел на гладкие серые поверхности вокруг себя и вжался в кожу дивана.

— Где я? — спросил он.

— Мы в стране молодых и модных, — ответил мистер Нанабрагов. — А теперь послушайте, кем собирается быть наш Миша. Он собирается быть комиссаром по национальному вопросу.

— Министром мультикультурных дел, — поправил я его.

— Муль-ти-куль-тур-ные. Какое славное слово, Парка, вы должны внести его в ваш новый словарь сево.

— Я включаю только настоящие слова, — ответил Парка, потирая нос.

— Ш-ш-ш, старик, — сказал мистер Нанабрагов. — Кстати, о молодых и модных. Миша, вы знаете, что у нас, сево, есть своя собственная группа рэпа? Пригодится ли рэп в вашей новой работе?

— Рэп дает широкие возможности, — сказал я по-английски. — Расскажите мне об этой группе.

— Они называются «Отряд истинной перекладины креста». Даже мне нравятся их песни. Может быть, я тоже мультикультурен!

— Легко быть… — начал я, но моя фраза осталась незаконченной. Пентхауз содрогнулся от странного шума, — казалось, у меня над головой выстрелили из ружья. Раздался еще один выстрел, еще, еще, еще, еще, еще, еще, еще, еще, еще. Окна вибрировали, плоский экран телевизора бился о стенку, и само солнце померкло из-за десяти промелькнувших один за другим клубов пара, каждый из которых сопровождался отдаленными раскатами грома. Наш небоскреб издал слабый раздраженный вздох, когда тяжелая дымовая завеса затуманила цветные стекла окон.

Вскоре включилась противопожарная система, и ее пронзительные трели меня успокоили. Где-то полилась вода — возможно, над нами. Хороший признак. В конце концов, подумалось мне, победит цивилизация.

— Ну, как вам это? — спросил мистер Нанабрагов, покачав головой и улыбнувшись. — Это ракеты «Град». Украинские парни бомбят Горбиград!

— Ракеты «Град»? — переспросил я. — Их запустили с крыши? Мы бомбим свой собственный город?

Изумленные и взволнованные, мы прошли мимо соседнего пентхауза, который занимал дипломат из Малайзии — сейчас он что-то гортанно выкрикивал на своем языке. Мы вызвали лифт и нажали на кнопку террасы на крыше. Все надлежащим образом работало, в духе отеля «Хайатт»: зазвонил колокольчик в знак того, что дверь закрылась, и на табло обозначился подъем с сорокового этажа на террасу на крыше.

Мы очутились во влажной атмосфере. Пары рассеялись, и остался великолепный жаркий летний день. Разбрызгиватели освежили нас холодным душем, заставив вспомнить о парках аттракционов с фонтанами. Все признаки того, что вчера здесь была вечеринка «Холлибертон», исчезли без следа. Ряд опаленных спутниковых тарелок, обвиняя, указывал на какую-то далекую мекку.

Они издавали едкий запах жженой резины. Израсходованное топливо пахло так, как любое топливо, — это был сладкий, тошнотворный, мужской запах. Ракетная пусковая установка смахивала на дешевую железную кровать. Вокруг нее валялось с полдюжины ракет, походивших на цветные мелки в американском детском саду. Вдали мы увидели дым, поднимавшийся над Горбиградом. Трудно было различить пламя пожаров, которые, несомненно, бушевали там: само солнце окрасило Горбиград в огненные оттенки оранжевого и красного.