– Дядя Коля, но ведь вода при ноле градусов замерзает, так нас в школе учили...
– Да? Ты уверен? – снисходительно посмеивался дядя Коля. – А соленая вода при скольких градусах?
– Ну не при восемнадцати же?..
– Я не верю, что ты мне не веришь! – взмывал дядя Коля. – Пойми, ты должен, должен верить! Мы опускали термометр в ключ-ручеек, и термометр показывал ровно 18°. Минус!.. В этом весь секрет...
Какой секрет? Чего секрет? Не понимаю. Но если я «должен-должен», так я и верю, мне не трудно. Ты давно знаешь меня, Ферфичкин: это я раньше говорил, что думаю, а теперь я думаю, что говорю. Я верю. И ты верь, что дядя Коля удивил австрийский город Вену, поймал за 2 часа 85 щук и привез нашим в подарок деву крашеную, гипсовую, пастушку № 1, высотой около 25 сантиметров, которая сидит, расправив пышные юбки и держась коричневенькими ручками за круглые коленки. Алые губки ея приоткрыты, белые зубки блестят, яко жемчуг, зрачок лукав. Верь, ты должен верить, должен! Надо же во что-то верить, Ферфичкин. Помнишь, мы как-то говорили об этом на кухне? Эх, Ферфичкин!..
27 октября 1982 года
ДЕДА ПАША,
погубивший животное по имени
КОТЕНОК МИФА,
был недобитым кулаком и героем Порт-Артура. Он своего племянника, моего дядю Колю, осуждал за вранье, потому что сам считался шутником и мистификатором. Скрипя яловыми сапогами, он приходил зимой в гости и вместо приветствия спрашивал нас, детей:
– Ребята, вы не знаете, чьи там кони стоят у двора? Тройка с колокольцами, в гривы красные ленты вплетены, кони паром дышат, в санях сено?..
Мы опрометью вылетали. Никаких коней не было. Тихо возвращались домой, где деда Паша, сияя сам и сияя георгиевскими отличиями, уже пил вприкуску чай из чайного стакана и водку из граненой стопки синего стекла.
Он раздавил моего котенка. Это произошло так. У соседей окотилась за печкой кошка Мурка, и мы взяли себе котенка, назвав его Мифа в честь любимца тогдашней публики знаменитого французского шансонье Ива Монтана, про которого недавно (1982) написали в какой-то газете разоблачительную статью, вскрывшую подлинное лицо этого нашего бывшего якобы друга. А тогда он был очень популярен, и знаменитый Марк Бернес, ныне покойный (1969), даже пел по радио дружескую песню:
Задумчивый голос Монтана
Звучит на короткой волне...
На какой волне звучит нынче голос господина, а не друга, И.Монтана, мне неизвестно. Ты можешь подтвердить, Ферфичкин, что я «на ящике не торчу», никаких голосов не слушаю, у меня и приемника нету, вернее, есть, но давно сели батарейки... Мне известно другое: молодежь нынче носит джинсы, майки и сумки с надписью «Монтана», но эта Монтана – не певец, а американский штат с административным центром Хелина, что к моим посланиям не имеет совершенно никакого отношения, и я возвращаюсь к тому, как негодяй деда Паша раздавил моего котенка, которого назвали Мифа в честь любимца тогдашней публики знаменитого французского шансонье Ива Монтана, снявшегося в фильме «Плата за страх», где рабочие перевозят взрывающийся пироксилин и получают за это хорошую получку. Ив Монтан потом вроде бы тоже взрывается, а может быть, и нет – в период «Платы за страх» я был юным ребенком, отчего имею право на аберрацию памяти, и этого своего права никому не отдам.
То есть – деда Паша был грузный мужчина, весьма еще крепкий в свои тогда (1956, 76 лет) годы, имел короткую стрижку цвета «соль с перцем», шубу хорошую, баранью, осенью надевал стеганый бушлат полуморской, летом – чесучовый пиджак, рубашку украинскую навыпуск, расшитую петухами, опоясанную крученой веревкой с кистями. И всегда ходил деда Паша в сапогах, которыми топал отчаянно, под ноги совершенно не интересуясь глядеть.
Вот вам и весь сказ. Был котенок, и нету котенка. Пришел деда Паша, топнул сапогом, не интересуясь глядеть под ноги – и нету котенка. Даже и не пикнул котенок.
– Старая падла! Дерьмо! Кулак сраный! Порт-Артур хренов! – мысленно шептал я деде Паше, глядя на него с недетской ненавистью.
А деда Паша заулыбался и мне говорит:
– А вот посмотри, что у меня там в шубе в карманах есть, я шубу на вешалку повешал, у меня там в шубе в карманах, ты посмотри, что там в шубе в карманах есть...
– Вы, деда Паша, зачем мне котенка раздавили?
– А? Что? – Деда Паша наконец-то поинтересовался взглянуть себе под ноги и отчего-то совершенно даже не смутился.
– Вишь какой махонький был, – сказал он с некоторым даже укором, после чего ушел из кухни в комнату пить чай из чайного стакана и водку из граненой стопки синего стекла.
А когда я, похоронив котенка близ зимней помойки, всплакнув над его снежной могилой, тоже возвратился в дом, деда Паша, сияя сам и сияя георгиевскими отличиями, уже рассказывал то, о чем поется в песне «На сопках Маньчжурии», которую недавно с таким блеском исполнила через динамик по первой программе Центрального радио народная артистка СССР Л.Г.Зыкина, про которую поэт Д.А.Пригов сложил следующие примечательные строки:
Людмила Зыкина поет
Про те свои 17 лет.
А что ей те 17 лет?
Она тогда даже и лауреатом Ленинской премии-то не была...
Но это Д.А.Пригов о другой песне – «Течет река Волга, а мне 17 лет», ибо в песне «На сопках Маньчжурии», которую я до исполнения по радио через динамик знал лишь в форме вальса, Зыкина пела (1982 год), что «тихо вокруг... спите герои... шуршит гаолян» и так далее, о чем и рассказывал тогда (1956 год) деда Паша. Я, помнится, слушая такое пение народной артистки (1982 год), даже испугался: «А не вредная ли эта песня? Не любованье ль это колониальной политикой бывшего царского государства, на территории которого мы все сейчас живем?», но затем быстро успокоился, вовремя сообразив, что вредную песню передавать через динамик не станут никогда. К тому же не исключено, что это был концерт по заявкам и вальс «На сопках Маньчжурии» заказала какая-нибудь мать какого-нибудь солдата, чтоб ему веселее было служить в армии. Я не знаю.
– В жизни всегда есть место подвигу, – утверждал деда Паша. – Но, признаюсь, это очень страшно, когда мы сидим в зарослях гаоляна, а по нас японец палит со всех сторон. Бывало, как взвизгнет шрапнель, так даже и обосрешься. А – ничего. Крикнет унтер, и – вперед. Ура-а! Ура-а! Штык у тебя наперевес, и японец от тебя улепетывает, аж обмотки сверкают, когда ты летишь вниз с горы. А то и сам от него драпаешь, когда он, в свою очередь, катится на тебя с горы и кричит «банзай». Лицо у него неприятное, зубы кривые, в руках самурайский меч. Тогда ты бежишь быстро, потому что умирать задаром никому неохота. Но я не трусил, я храбро бился. Я вынес своего командира на своих плечах и спас наш русский флаг, за что и получил полного Георгия всех степеней. У меня и шашка была, да только у меня ее отобрали в 1919 году...
– Белые или красные?
– Не помню, – отвечал деда Паша, закусывая, после чего отдувался и затягивал хрипучим голосом: