С птицей на голове - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Петкевич cтр.№ 86

Как каждое звено событий неизбежно перекликается с другим, так и любое живое существо таинственно соединяется в своей душе с некой избранной душою — если даже одна из них почувствует странную незримую связь, основанную, наверное, на грядущей любви. И на следующий день маленький Митрофан Афанасьевич, которого учитель посадил за одну парту с девочкой, очень расстроился, оставшись без соседки. Придя после школы домой, он забросил сумку в угол, сел отрешенно за стол, где его ожидал обед, но есть не стал, что свидетельствовало о крайнем случае, и объявил матери, что желает отправиться в Америку — вслед за старшими братьями. Когда же его мать — Химка, в чье семейство приводили кушать маленькую Марфу Ивановну, узнала о печали сына, то не стала утешать школьника, а взялась приучать его с самых ранних лет к мысли о женитьбе на богатой невесте, так и отговорив от Америки и внушив надежду.

Однако у родителей Марфы Ивановны были другие планы. Отец и мать ее поставили посреди дома очень большой сундук, куда решили складывать шелка, приобретаемые в приданое любимой дочери у бродячих китайцев, и без конца восторгались своей девочкой, пышные формы которой под одеждами округлялись с каждым годом все великолепней. Часто, по праздникам, родители наряжали доченьку, восхищаясь чудными кофточками, платками, сарафанами и шубами, меняя облачения на Марфе Ивановне до тех пор, пока одежды не надоедали и счастливая обладательница их не уставала, разрумянившись, а зрители замирали, потрясенные той красотой, которую сразу часто не рассмотришь и не разгадаешь, да которая и не требует особых убранств, правда — и утонченной роскошью ее не испортишь…

Глаза Марфы Ивановны обычно никли долу и грустили, если же она их подымала, то всегда как-то удивленно, а на уголках губ появлялась задумчивая улыбка. Круглые щеки, маленький носик и даже лоб покрыты были ласковым пушком, который придавал чертам Марфы Ивановны особую нежность. Маленькие изящные руки всегда были аккуратно сложены перед собой замочком, сидела она или стояла. Всей своей внешностью она как будто смущалась от очарования, производимого ею на людей, как бы оправдываясь, что она тут ни при чем — она не виновна в том, что даровано ей свыше, в этом нет никакой ее особой заслуги, чтобы ею восхищались. И при всей этой невероятной скромности и внутренней тишине в фигуре ее присутствовала царственная осанка — подчеркнутая небольшим росточком вместе с высокой грудью и длинными, пышными, когда они бывали распущены, шелковистыми волосами, — что особенно привораживало глаз и изумляло всякого.

И когда пришло время, юной красавице разыскали жениха: не из простых — а дворянского происхождения, и выдали драгоценность за него замуж. Супруг Марфы Ивановны оказался моложе отца ее всего на несколько лет. Волосы его посеребрила седина, а некогда голубые глаза поблекли; ростом он был высок, а телом очень худ, но жилист; лицо его всегда выражало благородство, при этом взгляд устремлен к небесам или же внутрь себя, даже когда дворянин разговаривал с кем-нибудь, правда — только не с Марфой Ивановной, заполучить расположение которой он стремился изо всех сил. Тогда усталый взор его преображался и наполнялся вниманием. И Марфа Ивановна прониклась самыми восторженными чувствами к своему мужу; кстати, она влюбилась в него изначально, еще не зная его, уже тогда, когда родители рассказали ей про намечавшегося жениха; но, увидев его впервые, полюбила еще более — за то, что он носил очки в серебряной оправе; а потом, когда глядела, как он читает книги, — особенно обожала его.

Для Марфы Ивановны, так и не ходившей в школу и оставшейся безграмотной, все связанное с непостижимым ей печатным словом вызывало благоговейное поклонение, и она, чтобы служить мужу интересной собеседницей, пожелала все-таки научиться читать. Муж ее нанял учителя, который несколько раз в неделю появлялся в усадьбе недалеко от Гробова и давал молодой хозяйке уроки. Но грамота давалась бедняжке с таким трудом, что после трех лет упорных занятий Марфа Ивановна не могла различить, где в газете верх, а где низ, если в ней не было фотографий. В конце концов отчаявшийся учитель отказался давать великовозрастной ученице уроки, осмелившись пошутить, что в Гробове ходят слухи о его романе с Марфой Ивановной, которые действительно начали распространяться… Тем не менее, несмотря на неудачу, наичувствительнейшую для молодой женщины, Марфа Ивановна едва огорчилась, так как обильные слезы по этому поводу были выплаканы в детстве, а может, просто потому, что была счастлива.

После этой конфузии Марфа Ивановна усерднее стала заниматься хозяйством, которое у мужа ее оказалось немалое, и благоговела все более перед ставшими ей дорогими сединами… Ничто, казалось, не предвещало беды. Но в те времена по лесам бродили разбойники. Однажды они заявились на усадьбу в праздничный день, когда работники разошлись по семьям, вывели дворянина из дома и на глазах юной жены застрелили.

Как только бандиты скрылись в лесу, бедная Марфа Ивановна, оставшись одна с мертвецом, ужаснулась и побежала прочь, не оглядываясь, а яркий солнечный день показался ей ночью: солнце над головой испускало таинственный свет, как луна. Молодая женщина к этому времени находилась в положении, и в дороге у нее начались жуткие боли в животе, с каждым приступом все невероятнее. Когда она выбежала на большую дорогу, ведущую в Гробово, ей стало легче: и вдруг солнечный свет явился ее взору, и, услышав звон колокольчиков, Марфа Ивановна оглянулась и увидела приближающегося к ней городского извозчика, может быть, впервые катившего в Гробово. В коляске сидел огромный человек, и по мере того, как извозчик подъезжал к Марфе Ивановне, она узнавала в коляске полузабытого соседа Георгия, в сюртуке и в цилиндре — возвращающегося из Америки, и вот! — лицо его преобразилось: он узнал ее. Тут несчастная охнула, и села на землю, и затрещала песком на зубах, схватилась руками за шевелящееся внутри нее и закричала так, что Георгий Афанасьевич почувствовал в своем возвращении ужас: от этого крика волосы поднялись у него под цилиндром и мир для «американца» почернел, как серебро. Марфа Ивановна только ощутила сильные руки, которые ее подняли, а затем — струи свистящего воздуха, что овевали ее горячее лицо. Появившийся было вслед еще один извозчик, которого успела заметить Марфа Ивановна, раздваивался в ее глазах, полных слез, и в коляске один сосед Ксенофонт сидел, а другой Ксенофонт стоял, и — исчезли за облаками пыли…

Доставив Марфу Ивановну к ее родителям и выйдя из их дома, Георгий Афанасьевич огляделся по сторонам: деревенская улица оказалась пустынна, никто в Гробове не видел его и не изумился его облику и возвращению. Вдохновившись, огромный Георгий Афанасьевич со звериным своим печальным лицом возжаждал необыкновенного и торжественного. Он, еще не зная, что предпримет далее, всыпал извозчику в карман горсть золотых монет и решительно, жарко прошептал ему, так что тот полуоглох и скорее испугался, чем обрадовался, получив команду как можно громче кричать. Извозчик затрубил пронзительным голосом: «Эй, едет! Выходи!» — и поехал по деревне. Народ повалил из хат. Георгий Афанасьевич доставал из карманов золотые монеты и разбрасывал их по улице. Мужики, всем телом — чтобы больше золота захватить себе — падали на очень пыльную в ту пору дорогу. Драгоценные монеты тонули, как в воде, в пыли; скрежеща зубами, люди рылись в песке, выхватывая из рук друг у друга золото, и снова спешили за извозчиком, и опять падали всем телом на пыльную улицу. Толпа сопровождала извозчика, покуда тот не выехал обратно из деревни и не оказался на мосту через речку Сосну, и за ним — повернул с насыпной дороги в сторону бедной лачужки на другом берегу. Гробовские мужики еще долго стояли недвижимо у воды, остывая на ветерке от необыкновенных страстей, приходя в себя и осмысливая скудным умом своим то, что произошло, и — усмиренные, опечаленные и готовые обратиться к чему-то совершенно иному — увидели, как навстречу им приближался на другом извозчике маленький брат Георгия Афанасьевича, Ксенофонт, ужасно легкомысленный, хотя от трепета возвращения все внутри у него замирало.