Конец фильма, или Гипсовый трубач - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Поляков cтр.№ 98

Войдя, Наталья Павловна остановилась и огляделась. Некоторые посетители ее узнали и, сблизив головы, зашептались, искоса посматривая на Обоярову. Обычно так косятся, если в теплую компанию друзей нахально, без приглашения встревает кто-то набезобразничавший на прошлой вечеринке. Однако бывшая пионерка не дрогнула и одарила недоброжелателей победной усмешкой. А к ней уже мчался метрдотель, выряженный старшим пастухом.

— Наталья Павловна, наконец-то!

— Здравствуй, Наиль!

— А мы уж думали…

— Вздор! Все по-прежнему. А это ваши любимые! — Она протянула пакетик с гостинцами.

— О-о! — расцвел он и отвел гостей в пустой загон с табличкой «Reserved», дождался, пока они усядутся, и с полупоклоном положил на стол две толстые папки, обтянутые коровьей шкурой.

— Мне как обычно, — не раскрывая меню, ласково объявила Обоярова.

— «Вива, Бразилия!» с нормандскими сливками? — радостно уточнил Наиль. — И яблочный штрудель «Эрцгерцог Фердинанд»?

— Разумеется. Я не меняю привязанностей. Пожалуй, за исключением одной… — Она с оперной нежностью посмотрела на автора «Роковой взаимности». — Милый, а ты что будешь?

— Я? Я бы… просто кофе… — несмотря на радостное смущение, Кокотов понимал, что расплачиваться опять придется ему.

— Какой именно кофе? — спросил метрдотель так серьезно, будто речь шла по меньшей мере о выборе донорского сердца.

— Самый обычный… — Писодей осторожно потянулся к коровьей папке, чтобы взглянуть на цены.

— Андрюша, попробуйте «Ламбадо-Милк» с шоколадной крошкой и молоком ламы. Не пожалеете! — посоветовала Обоярова, твердо останавливая и нежно гладя его руку.

— Прекрасный выбор! — похвалил старший пастух и исчез.

Наталья Павловна откинулась спиной на березовую жердь и вновь огляделась вокруг с таким счастливым видом, точно после нечеловеческих скитаний воротилась наконец под отчий кров. Она и дышала глубже обычного, словно стараясь вобрать в легкие побольше родного воздуха. Обводя взором милые пределы и едва кивая некоторым знакомым, бывшая пионерка умудрялась выразить самые разнообразные чувства — от теплой неприязни до дружеской ненависти. Затем она повернулась к писодею, положила голову ему на плечо и прошептала:

— О, мой рыцарь! Вы даже не представляете, как мне тяжело! Какой это был позор! Я приехала за своими вещами, а Федя приказал Мехмету погрузить их в грязную садовую тачку из-под навоза, вывезти за ворота и свалить в лужу! Было воскресенье. Все возвращались домой из храма, видели мой позор и хихикали. А вон та выдра… Не смотрите в ее сторону! Она хохотала! Они все думали, я никогда сюда не вернусь. Вы понимаете, никогда!

— Понимаю…

— А я вернулась, благодаря вам, мой герой!

Появилась официантка с неподвижной, словно приклеенной скотчем улыбкой. Она выставила перед гостями кофе и тарелочку со штруделем, мало отличающимся размером от ипокренинских порций. Кокотов получил стеклянную кружечку, из которой торчала длинная ложка, увенчанная крошечным бумажным сомбреро. «Ламбада-милк» оказался чуть теплым, а шоколадная крошка скрипела на зубах, как песок. Кофе, принесенный Обояровой, отличался, кажется, лишь тем, что с длинной ложки свисал малюсенький государственный флаг Бразилии. Бывшая пионерка сделала два глотка и без всякой охоты попробовала кусочек штруделя.

— О, мой рыцарь, сейчас мы поедем туда. Мне так тяжело! Вы поддержите меня?

— Конечно!

— Я покажу вам дом. Даже мою зеркальную спальню. Понимаете?

Сердце порока трепыхнулось и подпрыгнуло, будто живая рыба на весах, писодей незаметно сунул руку в карман, выдавил наощупь из упаковки таблетку камасутрина и тайно положил в рот, запив мерзкой «ламбадой».

— Вкусно? — кивнул он на штрудель, надеясь, что ему предложат попробовать, и можно будет заесть прогорклую кофейную дрянь.

— Так себе… — пожала плечами Наталья Павловна, отодвинула тарелку и нетерпеливо передернула плечами.

Уловив повелительную судорогу клиентки, тут же прибежала пастушка и положила перед Кокотовым, оставшимся без штруделя, маленькую коровью папочку со счетом. Он раскрыл, глянул и приятно удивился: оказалось, цены здесь, в Рубляндии, такие же гуманные, как и в «Царском поезде». Писодей хотел даже пошутить про коммунизм в отдельно взятом районе Подмосковья, но понял и вспотел: четыре крупные цифры, напечатанные внизу, оказались не рублями с копейками, как ему подумалось сначала, а просто рублями. Страшась, что денег не хватит, автор «Жадной нежности» вынул портмоне и стал нервно рассчитываться, напоминая фокусника, вытягивающего из себя бесконечную бумажную ленту. Пастушка смотрела на неиссякаемые палевые «квадрижки» так, словно клиент расплачивался использованными гигиеническими прокладками. Наталья Павловна, ощутив неловкость, мечтательно отвернулась к окну. Наконец писодей выложил последнюю, самую замусоленную бумажку и, сгорая от стыда, добавил «на чай» несколько обидных «красноярок» цвета болотной зелени.

Наиль, сожалея о краткости их визита, довел клиентов до самой двери и простился с тем прохладным радушием, с каким обычно провожают вон симпатичную мамашу, зачем-то притащившую в гости своего истеричного и антисанитарного ребенка. Очутившись на улице, бывшая пионерка спросила с нежным раздражением:

— Друг мой, вы забыли кредитку дома?

— У меня нет кредитки, — сознался Кокотов.

— Как это так?! — опешила она, словно он признался ей в отсутствии важнейшего жизненного органа.

— Говорят, с карточек деньги воруют…

— Что за чушь?! Завтра же идите в банк и заведите себе карточку! Вот еще…

Володя, охваченный должностным восторгом, руководил выездом с парковки страстно, — забегая то справа, то слева, приседая и маня на себя задний бампер. В завершение он вынесся на проезжую часть и властным взмахом остановил движение, давая Наталье Павловне возможность без помех влиться в шоссейный поток. Воздушный поцелуй был ему наградой.

Торгово-ресторанный анклав исчез так же внезапно, как и возник. Снова потянулось Подмосковье с желтеющими лесами, праздными полями, пряничными поселками, дальними церквушками. Миновав мост через Москву-реку, они въехали на Николину гору и вскоре остановились перед высокими коричневыми воротами. Обоярова требовательно посигналила и, ожидая отзыва, сообщила:

— Справа дача Мухалкова, слева Путанина, напротив — Кумарошвили…

Она бибикнула еще раз, подольше, и добавила:

— Они часто заходят в гости. Запросто. Милые люди. Тенгиз приносит настоящее мукузани. Роскошное! В магазинах, даже в винных бутиках, подделка…

Однако за мощными воротами никто не подавал ни малейших признаков жизненного присутствия. Наталья Павловна нахмурилась, вынула свой красный телефон и соединилась:

— Федя, в чем дело? Да, я уже доехала. Будь добр, не зли меня!