Андалузская шаль и другие рассказы - читать онлайн книгу. Автор: Эльза Моранте cтр.№ 21

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Андалузская шаль и другие рассказы | Автор книги - Эльза Моранте

Cтраница 21
читать онлайн книги бесплатно

Воздух в партере был душный, в нем висел плотный сигаретный дым. Огни в зале были потушены, но рампа отбрасывала свой свет на весь зал, вплоть до последних рядов кресел. Больше минуты Андреа не осмеливался поднять глаза на сцену. На этом освещенном месте какая-то женщина то пританцовывала, то принималась петь, и этот голос он узнал сразу, не по тембру или интонации — их он не улавливал, — а по тому тревожному волнению, которое возникло в его сердце, как только он услышал ее. Это было двойственное чувство, в котором предвкушение счастья соединялось с чем-то жестоким, — чувство, слишком известное ему с самых ранних лет, чтобы он мог ошибиться. В замешательстве Андреа спрашивал себя, что бы это могло значить, ведь мать его была балериной, а не певицей — она никогда не говорила ему, что в театре поет!

Наконец он решился поднять глаза на сцену, и больше у него не было сомнений. Тут Андреа почувствовал свою прежнюю горькую обиду, ревность, которую он, казалось, давно укротил! На сцене, одна, стояла его мать, Фебея — никогда так не любимая и никогда еще не бывшая настолько недоступной, как сейчас!

На ней изящное, восхитительное платье, какие не дано носить женщинам, ходящим по земле, даже самым богатым, а только фантастическим персонажам с картин или из стихов; и за каждым ее движением послушно следуют большие круги света, которые зажглись только для того, чтобы выделить ее одну, и которые заставляли сиять ее глубокие глаза, казавшиеся огромными! Она — царица ночных празднеств, ее таинственное имя красуется на улицах и площадях. Какой артист мог бы выдержать сравнение с ней? Никто из других танцоров и певцов, чьи лица смотрели с театральных афиш, не интересовал Андреуччо. Хорошо еще, если он удостоил их беглым взглядом: они ведь всего лишь бледные спутники Фебеи, которая, как солнце, занимает центр афиши! Это ради нее пришли все эти мужчины и женщины, счастливые тем, что могут посмотреть на нее снизу, даже не надеясь, что она их узнает и поприветствует! И кто по сравнению с ними Андреа? Непрошеный гость, чужак, которого надо выставить из зала, потому что он не купил билета. Ему бы уж точно никто не поверил (его подняли бы на смех, как та девица в берете), скажи он, что еще несколько лет назад жил под одной крышей с Фебеей. А считанные месяцы назад она навещала его в семинарии и присылала открытки и письма! Ему самому это прошлое казалось уже чем-то мифическим. И эта чудесная артистка (он уже не осмеливался думать, что она его мать) забыла о нем, не отвечает на его письма и даже не попыталась встретиться с ним, приехав в тот самый город, где он живет! В конце концов, так гораздо лучше, пусть так и будет. Он ведь сам оттолкнул эту женщину, отказался идти с ней на прогулку, потому что хотел покончить с ней, с такой матерью! Ему ненавистно было как раз ее излишнее сияние, которое она выносила из дома, чтобы светить стольким людям, а ведь он хотел, чтобы только ему одному. Итак, все кончено. Отныне у Андреа Кампезе матери нет.

И как он мог бессовестно врать девушке в берете, что у него назначена встреча с Фебеей! Он ведь прекрасно знал, что встреча с Фебеей не просто не назначена, но и не могла быть назначена! Теперь ясно как день, что Фебея (судя по тому, что она совершенно не интересуется Андреа Кампезе), даже если бы ее умоляли, отказалась бы встречаться с ним. И если бы девушка в берете спросила ее подтверждения, артистка наверняка разоблачила бы его хвастовство, и, конечно, ей было бы досадно узнать про какого-то типа там, в театре, переодетого попика. Ну а если бы ей сообщили в гримерке: «Там внизу какой-то Андреа, хочет встретиться с тобой», она бы сказала: «Кто? Андреа? Не знаю такого. Скажите ему, что я не принимаю, и пусть убирается».

Рассуждая так, Андреа окончательно решил уйти из театра, как только упадет занавес, не искать мать, не сообщать ей, что он здесь, и бежать одному по ночным улицам и полям прямо до семинарии. Если потом его бегство откроется и отцы прогонят его, то он поедет на Сицилию и явится к атаману разбойников, чтобы вступить в его банду.

Мне жаль, но именно такие жестокие мысли способен был думать там, в не по праву захваченном кресле театра «Глория» Андреа, который еще совсем недавно был уверен, что идет по пути святости!

Образы, захватившие его разум, приобрели такую жестокую ясность, что он начал всхлипывать. Поначалу он даже не заметил, что позволил себе такую слабость, и осознан это только спустя какое-то время, с величайшим стыдом. Почти в этот самый момент он услышал громкий смешок соседа и, естественно, решил, что тот потешается над ним с его дурацкими слезами. Но вот из других концов зала донесся такой же смех. Может быть, уже вся публика заметила его позор? На самом деле никто не обращал внимания на Андреа Кампезе. По залу катился нарастающий ропот, с галерки неслась брань, и скоро в этой буре голосов голос певицы едва можно было расслышать. Она тем не менее старательно делала вид, что все идет своим чередом, двигаясь и выводя свои рулады в ритме ансамбля, который ей аккомпанировал. Андреа, в свою очередь, никак не мог понять, что происходит. Громкий мужской голос закричал:

— Хватит!

Ему вторил и другой:

— Хватит! Иди спать!

— Иди переоденься!

— Иди домой и умойся!

— Довольно! Хватит!

Испуганный голосок артистки больше не слышался за криками и свистом, и только теперь Андреа осознал, что предмет этих нападок — Фебея! Он вскочил со своего места и увидел, что пианист внизу, в оркестровой яме, застыл, опустив руки вдоль тела. Виолончелист, встав, почти гневным жестом кладет виолончель со смычком на стул, а саксофонист перестал играть и замер с висящим на шее инструментом и с вопросительным выражением на лице. Только ударник еще какое-то время продолжал бить по тарелкам и давить на педаль своего барабана, в восторге от собственного грохота.

Мгновенье Фебея, словно онемев, неподвижно стояла посреди сцены. Затем она быстро развернулась и исчезла за кулисами. Опустился занавес, в зале вспыхнул свет, а зрители стали демонстративно издавать облегченные восклицания, еще более обидные, чем все недавние оскорбления. Потемнев лицом и дрожа от негодования, Андреа сжал кулаки со смутным желанием кинуться на кого-нибудь из зрителей и убить его! Но мальчика уже стиснул и нес с собой поток людей, бредущих к выходу.

Он яростно стал выбираться из этой толпы и остался вместе с горсткой замешкавшихся зрителей в почти пустом партере. Под низким потолком зала электрические лампы высветили убогую краску на стенах с претензией на желтоватый мрамор, пыльный пол из потемневшего дерева, усыпанный окурками и бумажками, беспорядок в оркестровой яме: раскиданные как попало стулья вокруг закрытого пианино и ударной установки.

Сбоку от оркестровой ямы небольшая деревянная лестница вела на сцену. Андреа взбежал по лесенке, отодвинул занавес и пересек сцену. Двое рабочих, снимавших кулисы, закричали ему: «Эй, что тебе тут надо?» Андреа пожал плечами и с разбега влетел в группу девушек в матросских костюмах, позировавших для фотографии в слепящем свете прожектора. «Эй, куда несешься? Смотри, куда идешь!» — возмутились девушки, а фотограф в раздражении воскликнул, что он испортил снимок, и крикнул ему вслед какие-то ругательства. Наконец, побегав наудачу среди хаоса пустых коробок, наваленных кучами досок и деревянных задников, он очутился на той же лестничной площадке, откуда попал в зрительный зал. По лестнице спускалась девушка в большой черной шляпе и с голыми ногами.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию